с них возьмёшь.
– Так, минуточку внимания. – Голос Сергея Андреевича буквально потонул в гомоне, но его услышали. Все замолчали. – Артём Греков. Вы награждаетесь новым автомобилем за громадный вклад в нашу победу, конечно, не последнюю. Виктор, ключ.
Столетов старший подошёл к Артёму, вручил ключ от джипа и обнял его.
– Ты – молодец. Вы все, настоящие пацаны. Как сейчас говорят, чёткие. И это только начало. У нас ещё всё впереди. Ура! И к столу.
– Ура! – все задвигались, перемещаясь поближе к еде.
А дедушка Ваня вытащил с заднего сидения малыша. Артём уже бежал к нему.
– Ну ты представляешь, мы хотели посадить его за руль, а сами внизу спрятаться. Для смеха. А он по дороге заснул. Да так крепко. Видишь, даже не проснулся. Может, его разбудить?
– Это бесполезно. Он всегда хорошо спит. И столько, сколько считает нужным. Вы идите, Иван Иванович. Я с ним посижу. А потом мы присоединимся.
– Не надо никуда присоединяться. Идите сейчас. Я посижу. Есть не хочу, пить тоже не хочу, так что самое время присоединиться к Егорке, – объявила неожиданно появившаяся Алёна. – Только до дивана донести придётся. Вон какой бутуз, здорово подрос.
Артём сначала хотел отказаться, но Иван Иванович настоял на его присутствии за столом. Праздник-то его, Грекова. И он поплёлся за девушкой в дом.
– Давайте ко мне в комнату, а то здесь тишины не дождёшься.
Положив малыша, его папа распрямился не очень удачно. Он чуть не уронил наклонившуюся Алёнку, да, вдобавок, ещё и попал своей бестолковой башкой ей прямо в нос. Девушка схватилась за лицо и в последний момент оказалась в объятиях Артёма, иначе бы упала.
– Ой, да вы что? Угробить меня решили, Артемий Батькович?
– Извини…те, ради бога. Я не думал, что вы так близко стоите.
– А что вы думаете сейчас? Может, уже отпустите?
– Отпущу, когда вы, Алёна Сергеевна, объясните, почему мы опять на вы. Надо полагать, что наше общение напрямую зависит от моего тона. Если он вам нравится, то на ты, а если нет, то на вы.
– А если у меня распухнет нос, тогда на что?
– Так, надо холод. Что есть в холодильнике?
– Сначала отпустите уже меня. И поскольку мы с вами так близко столкнулись, стали немного роднее, как говорят, переходим на ты. Да беги в холодильник быстрей, а то и правда, распухну, как Нафаня.
Артём принёс курицу. Алёна чуть не покатилась со смеху, вовремя вспомнив про спящего малыша.
– Там только большой кусок чего-то ещё был. А больше ничего. Да и шёл кто-то. Вот я и рванул. Что схватил, то и принёс. Давай я приложу. Ложись.
– Тебе надо идти, ждут же.
– Да они там ржут, как жеребцы. И уже какие-то соревнования устроили. Веселятся, одним словом. Ты глаза закрой, чтобы вода не попала. Лежи спокойно. Я пару минут подержу и пойду. Молчи уже. – Командовал Артём.
Все верхние регистры души не давали ему нормально дышать и говорить, вдохнуть полной грудью из-за близости к ней, из-за того, что под боком у неё сопел его сынишка. Сидя на полу, он разглядывал Алёнку, словно хотел запомнить её всю, до каждой клеточки. Вот сидел бы и сидел так всю жизнь, охраняя любимую женщину и своего сына. Ему больше ничего не надо было. Как бы он хотел, ну прямо сейчас, признаться ей в своих чувствах. Но нет, рано ещё, надо определиться с Оксаной. А что определяться? Вот взять и рассказать всё Алёнке, пусть сама решает, нужен он ей или нет. Артём осторожно снял холод и понял, что девушка дрыхнет, причём одной рукой придерживает Егорку. Артём нашёл какое-то покрывальце, накрыл их. Ну и прекрасно! А он пошёл к своим друзьям.
Праздник удался. Немного выпили, немного побесились, накупались, наелись, ждали чай. Алёнка притащила Егорку, накормила, напоила и пошла с ним на пирс. Туда же перекочевали дети с красками и альбомами. Все расселись, а Алёна с малышом уселись прямо на доски и, подвинув к себе низенькие табуреточки, организовали столики для рисования. Очень удобно. И Егорка с удовольствием начал мазать кисточкой по листу бумаги. А потом и просто пальчиками и ладошками. Мыли ручки прямо здесь же, наклонившись над водой. Дети хвастались друг перед другом, тыкали Алёне под нос свои шедевры, краски, кисточки. Как это получилось, не понял никто. Егорка оказался в воде. Девушка очень быстро среагировала, он даже не успел испугаться. Но кто-то из детей, заорал, зовя на помощь. Алёнка, водрузив малыша на мостки, вытирала его полотенцем и не видела, как его отец перемахнул через забор и через секунду оказался на пирсе.
– Ты что, обалдела? Куда ты смотрела?
– Артём, не волнуйся, он даже перепугаться не успел. Мы просто немножко поплавали. Да, Егорка? Да и тепло ещё.
Мальчуган улыбался и пытался рассказать что-то отцу, показывая на озеро. Что- то про большую водичку.
– Вот же дура набитая. Тебе разве можно доверять детей? Только манекены.
Он выхватил у неё из рук малыша, тот заревел, протягивая ручки к Алёне.
– Артём, извини меня. Я бы не…
– Что ты не? И не приближайся к моему сыну. Русалка.
Его злющие глаза метали огонь и молнии. И все в Алёнку. Она, упав спиной в озеро, стала тонуть. Ей, действительно, в тот момент этого хотелось. Нахлебаться уже и не мучиться, не причинять никому вреда… Вода немного отрезвила. Алёнка вылезла, развернулась к уходящему солнцу и превратилась в статую в лучах заката. На ней повисли дети, стали целовать, что-то говорили. И только когда папа Серёжа взял её за руку и повёл в дом, она немного отмерла. Он налил ей воды.
– Алёнка, не обижайся на него. Он просто очень испугался. Я его не оправдываю. Мало того, он ещё получит за это. Распустился.
– Папа, за что, за это? За то, что я не усмотрела за его ребёнком? Да я бы никогда ничего плохого ему не сделала. А если бы понадобилось, то и жизнь отдала.
– За кого? – не понял Сергей Андреевич.
– За них, за обоих.
И ушла, выплеснув воду в горшок с цветком.
А папа Серёжа опять ничего не понял. Почему за двоих? Он не успокоился. Когда все разошлись, всё рассказал своей Елене.
– Я уверена, Серёжа, – начала она – наша дочь, влюблена в Артёма, и давно. Что-то стало меняться, когда появился Вадим. Я даже не знаю, к худу это или к добру. И самое главное, что она сама не знает к чему.
– А что же делать? На ней лица нет, она сегодня ничего не ела, даже кофе не пила. Да это ладно. Но девчонка считает себя виноватой, места себе не находит. У бабки весь остаток вечера просидела. Они фотографии смотрели, мама Зина ей про Марью