— Так ты его любишь? — Девушка не ответила, но усердно закивала головой. — А он давал тебе понять, что тоже любит тебя?
— Ну, я не уверена… Да. Он всегда был со мной таким любезным, мы часто с ним разговаривали. Жоэль часто меня расспрашивал о моей жизни в Сен-Мало, в Ля-Лодренэ или в Комере. Вот я и подумала, что он ко мне неравнодушен и что потом, возможно… А он взял и уехал! И я думаю, что навсегда.
— Жуан сказал тебе, куда едет?
— Сначала он собирается пожить у своего друга. А вообще-то он хочет стать солдатом. Жуан собирается сражаться против германского принца, который хочет освободить короля. Ну что за чушь! Ведь король не в тюрьме! Зачем его освобождать? Это все ложь…
— Нет, это не ложь. Жуан человек честолюбивый, он не хочет вечно быть слугой. А теперь все эти новые идеи о свободе, равенстве, братстве вскружили ему голову. Так он сказал тебе «прощай»?
— Нет, только «до свидания».
— Ну вот видишь! Не плачь, вы еще увидитесь… А теперь помоги мне наконец смыть эту ужасную пыль.
Бина побежала на кухню за горячей водой, а Анна-Лаура начала с блаженным вздохом освобождаться от одежды. Как приятно оказаться дома, в покое и тишине, увидеть свой маленький сад, после того как она несколько дней тряслась в карете. С наступлением ночи жара спала. Окна, выходящие в сад, были открыты, и воздух был напоен ароматом левкоев и цветущих лип. Молодая женщина понимала, что эта тишина объясняется тем, что квартал почти опустел, что страх согнал с места его обитателей. И все равно Анна-Лаура наслаждалась тишиной. Она подумала о муже и спросила себя, как можно в такой вечер добровольно запираться в душной гостиной, среди множества людей, когда ночь так прекрасна! Нет, решительно они с Жоссом такие разные люди!
Из ванной комнаты донесся голос Бины:
— На кухне недостаточно горячей воды, так что ванна будет еле теплая, но я подумала, что в такую жару это только приятно. И я добавила в воду немного росного ладана.
— Ты правильно сделала.
Спустя некоторое время Анна-Лаура с вымытыми, высушенными при помощи множества полотенец и заплетенными в косы волосами надела свежую ночную сорочку, улеглась в постель и уснула безмятежным сном.
Разбудил ее гневный голос Жосса. Он разносился по всему дому и достигал спальни маркизы. Через минуту ее муж распахнул дверь. Он рявкнул с порога:
— Жуан перешел на сторону врага! Вы можете мне объяснить, что произошло?
— Вам должно быть это известно лучше, чем мне. Он был вашим слугой, а не моим, — парировала Анна-Лаура. Она с удивлением обнаружила, что разговаривает с мужем в том же резком тоне, что и он с ней. — Жуан жил рядом с вами. Кому, как не вам, знать о его намерениях?
— Намерениях? Какие могут быть намерения у прислуги?
— Я полагаю, что каждое человеческое существо их имеет. И потом, возможно, вашему Жуану просто нестерпимо было оставаться слугой.
Глаза маркиза настороженно сузились:
— Он что, откровенничал с вами, и вы опустились до того, что стали его слушать?
— Если вы не желали, чтобы я с ним говорила, вам следовало бы самому сопровождать меня в Комер. Да, ваш слуга дал мне понять, что после возвращения в Париж намерен присоединиться к тем, кто будет сражаться на границах. Я полагала, что вам об этом уже известно.
— Меня он в известность не поставил и правильно сделал. Но он еще раскается в этом, когда я до него доберусь. Если человек мне принадлежит, он не может просто так от меня уйти.
— Жуан не ваш раб! Боюсь, что впредь при таких ваших взглядах у нас будут трудности с прислугой. Теперь и слова-то такого лучше не употреблять…
— Вы, моя дорогая, в курсе современных веяний, как я посмотрю! Вы, кажется, решили идти в ногу со временем? Только этого еще не хватало! Мне было бы спокойнее, чтобы вы оставались в Бретани. Зачем, черт побери, вы вернулись? Вам надо было поехать к вашей матери!
— Я хотела быть рядом с вами. Это так естественно для супругов — быть рядом, особенно в столь тревожных обстоятельствах. А ваш преданный Жуан предложил отвезти меня в ваше имение Понталек.
— Вы правильно сделали, что отказались, — вздохнул Жосс. — От Понталека, как и от вашего Комера, тоже ничего не осталось. Пока вы были в отъезде, я узнал, что мои добрые крестьяне сожгли замок. Вероятно, они намеревались таким образом навсегда избавиться от призрака Черного маркиза. Они не пощадили и семейный архив, так что я даже не знаю, если потребуется доказать свое дворянское происхождение, сумею ли я теперь это сделать.
— Не представляю, кто бы мог потребовать от вас доказательства такого рода.
Жосс с любопытством взглянул на жену. Анна-Лаура сидела в кровати в скромной ночной сорочке, руки стыдливо сложены на груди, и в чепчике из белого муслина она напоминала ту воспитанницу монастыря, на которой он женился три года назад. Но у маркиза снова возникло ощущение, что перед ним уже не прежняя Анна-Лаура… Что-то новое, неизвестное ему появилось в облике жены, и Жоссу это совсем не нравилось. Маркиз неприятно хохотнул:
— А я-то считал, что вы поглощены романтическими мечтами и легендами! Я начинаю задаваться вопросом — уж не разделяете ли вы идеи этого мужлана, вознамерившегося стать солдатом? Кстати, кроме своих планов, он с вами больше ничем не делился?
Анна-Лаура собралась было возразить, что ей не к лицу было выслушивать излияния слуги, но в комнату вошла Бина. Она внесла поднос с завтраком. Солнечный свет, проникавший в окна, бросал мягкий отсвет на лицо молодой женщины. Дурманящий аромат кофе, казалось, смягчил раздраженное настроение Жосса.
— Ваш кофе так соблазнителен, моя дорогая! Примесите мне чашку, Бина! Благодаря вашей матери в нашем доме еще можно выпить кофе. В Париже теперь осталось немного таких домов. Надо ценить это удовольствие, потому что это не может продолжаться долго. Герцог Нивернейский говорил мне как-то на днях… Ах да, я упоминал о том, что он болен?
— Герцог болен? В это трудно поверить!
— Не правда ли? Этот хрупкий человек прожил почти целый век, страдая только от легких военных ранений. Казалось, болезни обходят его стороной. И все-таки после событий во дворце Тюильри он занемог. Герцог встал на защиту короля, и на его долю достались жестокие побои…
Жосс с удовольствием выпил две чашки сладкого кофе и поднялся.
— Я отправляюсь во дворец, а потом навещу герцога. А может, и вы соберетесь нанести ему визит? Он очень о вас беспокоился…
— Вы думаете, мое появление доставит ему удовольствие? Когда пожилой человек болен, ему не хочется никого видеть.
— Я уверен, что вы осчастливите его своим присутствием. Герцог вас нежно любит. К тому же он теперь так одинок! Ведь его дочь госпожа де Коссе-Бриссак и его внучка госпожа де Мортемар уехали…