ШАДРИН Роман Николаевич погиб…»
— Память о вашем сыне навсегда сохранится в сердцах его товарищей, — с наступающей болью и дрожащей губой тихо произнес Миша.
Конверт вывалился из его рук на пол, как и хрупкое, уже побитое сердце мальчика, который начал терять сознание. Руки тряслись, голова гудела, глаза застилали слезы, а тишину заполнил истошный крик. Мальчик не мог поверить этим строчкам, которые твердили, что его отец погиб. Что Миша больше не услышит его голос, не надует губы на его замечания и что он никогда — никогда не сходит с папой на рыбалку, о которой так мечтал. Неужели это конец? Его папа ушел навсегда?
Миша не был маленьким, чтобы знать о существовании смерти, но был слишком юным, чтобы узнать о смерти своего отца. Если бы кто угодно сейчас посмотрел на эту картину, где мальчик сидит на полу и закрывает мокрое лицо руками, то сам бы оказался в подобной истерике. Это было невыносимо. Было безумно больно, будто мальчика ударили чугунной сковородкой. Он не хотел верить в это. Даже обида, которая вскоре вернется, на некоторое время позабылась — были мысли лишь о том, что его любимый и единственный папочка погиб. Это было великой трагедией в жизни Миши. Маленькому мальчику думалось, что он не переживет ее.
Перед глазами стояли раскосые темные глаза Романа, который всегда говорил, что нужно слушать маму. Мальчик вспоминал того, когда видел в последний раз: с огромным страхом, но с неистовым рвением в глазах, которое мальчик запомнил на всю жизнь. На секунду Мише подумалось, а что было в глазах отца, когда тот погиб — но эти мысли заставили лишь сильнее взреветь.
Через какое-то время мальчик посмотрел в окно — на голубое чистое небо. Наверное, он был бы рад увидеть этот пейзаж. Он бы снова вздохнул и уставился вверх как самый странный человек на планете. И Миша сейчас отдал бы все на свете, чтобы на это посмотреть. Но как прискорбно, что теперь это лишь воспоминания — и не более…
Миша вглядывался в голубое летнее небо, думая, наблюдал ли за ним сейчас отец? Может, прямо сейчас он смотрит на него и улыбается? А может, плачет? Или все это выдумки и взгляд Миши был устремлен в абсолютно безжизненное небо?..
А на голубом полотне было лишь облачко, так напоминающее силуэт Романа. И на него смотрели трое — преданный сын, скучающая жена и любящая мать, сбежавшая из дома, чтобы отдать свою скорбь по сыну березе, которая успокаивала, как успокаивала родная земля.
***
Время неумолимо бежало вперед, принося с собой радость новых знакомств, нежный трепет от зарождающейся дружбы, надежную опору и чувство защищенности, но вместе с этим лишь одно не меняло своего устоя — крепкая обида, что поселилась в груди уже подросшего парня.
Не проходило и дня, чтобы Миша не вспоминал о временах, когда отец ушел на фронт, оставив после себя боль и разочарование; когда мать оставила его одного в автобусе; когда пришло письмо, где черным по белому было написано о смерти отца — все события оставили жгучий отпечаток на сердце Миши.
Осень набирала обороты, погружая деревню в цветные краски и холод, что все больше заставлял дрожать жителей поселения. Миша, вернувшийся из школы, уселся за стол лишь с одним желанием — выпить горячего чая, который способен отогреть его продрогшее тело. Аглая суетилась у плиты, разогревая обед, мало интересовавший мальчика, ведь тот уже успел ухватить вкусную пиццу в школьной столовой. Громкий свист чайника заполнил небольшую кухню, и Миша, глубоко погрузившийся в свои мысли, вздрогнул. Бабушка поспешила налить чай и с доброй, такой родной улыбкой посмотрела на мальчика, который уже с удовольствием прихлебывал горячий напиток с конфетами.
С теми самыми конфетами, которые раньше прочно ассоциировались с Сашкой. Теперь же жизнь Миши изменилась: он настолько обустроился здесь, что начал посещать местную школу, обзавелся компанией, с которой часто гулял по вечерам, и совсем не вспоминал погибшего друга, когда звон ребячьих голосов заполнял все вокруг. У Миши не было желания возвращаться в старый дом, в любимую комнату, хранившую детские тайны, не хотел он и прогуляться по знакомым улицам. Та часть его жизни осталась в далеком прошлом, о котором он старался не думать, все реже беспокоя некогда ноющие раны. Миша даже перестал плакать и закрываться в себе, что не могло не радовать бабушку Аглаю.
Казалось, что жизнь наладилась и ничто не сможет разрушить уже ставший привычным уклад, пока не раздался звонок телефона. Аглая, громко скрипнув стулом, встала и поспешила забрать звонящий телефон из своей комнаты. Миша сначала старался не обращать внимание на звонкий голос бабушки, бурно обсуждавшей что-то с собеседником, но когда услышал до боли знакомое имя, то навострил уши:
— Говорю тебе, не стоит его сейчас беспокоить. Мишенька только привык ко всему, а тут ты со своим предложением как гром среди ясного неба, — слишком сердито проговорила Аглая.
Миша, не в силах оставаться в стороне, неслышно, затаив дыхание, приблизился к двери, что вела в комнату Аглаи. Та расхаживала из стороны в сторону, крепко сжимая телефон в правой руке.
— Бабушка, это мама? — нарушил свое молчание Миша и вошел в комнату, робко замерев.
— Да, Мишенька. Хочешь поговорить?
В телефонной трубке послышался голос, но он был настолько сбивчивым, что было тяжело разобрать слова. Миша лишь едва кивнул; какая-то неведомая сила заставила его принять телефон из рук бабушки и приложить к уху. Мальчик пытался сконцентрироваться на словах, но шум, что стоял в голове, не позволял этого сделать. Он улавливал лишь обрывки фраз: «Сынок, прости меня», «Я сделала это для твоего будущего», «Возвращайся домой», «Сможем жить, как и прежде». Но как прежде, по мнению Миши, уже не могло быть, ведь их семья давно разрушена, точно разбившаяся ваза, осколки которой до сих пор ощущались в руках.
Мальчик несколько минут молчал, пытаясь разобраться в том, что же он хочет на самом деле. Горькая обида брала верх, но детская привязанность к маме, такой любимой и родной, окутывала его, заставляя обиду уйти на второй план. Но вместе с этим Миша понимал, что образ матери и того дня, когда она оставила его, никогда не будут забыты — теперь Варвара была лишь болезненным напоминанием о тяжелых временах. Даже когда матери удавалось приезжать, чтобы навестить сына, то Миша всегда старался держаться отстраненно, не в силах перебороть свои чувства.
— Нет, мама. Я не буду жить с тобой. — Миша бросил