– Итак, на чем мы остановились? – Нет, ритм мой был безнадежно сбит.
– На букве «ше», – подленько прошипел кто-то из первых рядов. По-моему, это была та самая хорошенькая мамаша.
И тут случилась роковая ошибка. Я напрочь забыл, с кого я хотел начать. С хулиганов или с отличников?
– На «ша»! – громко поправил я. – То бишь на Александре Шаес. На «ша», – повторил я ледяным голосом и тут же сорвался на гитлеровский крик: – Я выгоню этого мерзавца из школы! Я переведу его в самое гнусное ПТУ района! К таким же подонкам и негодяям с грязью под ногтями и постоянным перегаром!
Лицо родителя отличницы Сашеньки Шаес разгоралось все ярче. Но пока он, кажется, не понимал, что все вышесказанное относится именно к его дочери. А я, все более накаляясь, продолжал:
– Где это отребье?! Где оно?! Я хочу заглянуть в его подлые глаза! – Я имел в виду кого-нибудь из родителей пригрезившегося мне хулигана. Но г-н Шаес не подавал признаков своего присутствия. – Кто осмелился породить Шуру Шаес? Я хочу видеть этого человека!
Только тут с заднего ряда поднялся щупленький интеллигентный папа.
– Я… – робко сказал он. – Но, Арсений Кириллович, у меня же дочь. И к тому же отличница… Я вообще не понимаю, о чем тут…
Но я неумолимо прервал отца:
– Не имеет значения! – и, выйдя из-за кафедры, двинулся по проходу.
Подойдя вплотную к отцу отличницы, я доверительно возложил руку на его плечо. Он вздрогнул.
– Послушай, – тихо сказал я, – тебя как зовут?
– Михаил…
– А меня можешь звать Арсений… Так вот, Миша, ты что, не можешь всыпать ей как следует?
– Но вообще-то я не бью свою дочь, – испуганно возразил герр Шаес, – да и было бы за что… Я не понимаю…
Однако я снова не дал ему договорить.
– Ну так и врежь ей, чтоб чертям стало тошно! – опять заорал я. – Сними с крюка матросский ремень и вмажь! Чтоб якоря пониже спины пошли!
При чем тут матросский ремень и какое он имеет отношение к интеллигентному герру Шаесу, я до сих пор не могу объяснить. Тем не менее, вполне довольный «прочисткой», я отошел от папы отличницы и опять взгромоздился на кафедру. Казалось, остальные родители также остались довольны спектаклем. Некоторые мамаши взирали на меня с восхищением.
Я перевел дух и наконец осознал свою ошибку. Однако исправлять ее было бы совсем уж глупо.
– А теперь мы обратимся к кандидатурам еще более мерзких типов. – По залу (вернее, по классу) прокатилась волна. – И среди этих кандидатур я хочу отметить Владимира Еписеева, двоечника и бандита…
Распахнулась дверь, и в класс вновь влетела Римма Игнатьевна.
– Арсений Кириллович! – Она подкатилась ко мне мохеровым шариком и заглянула в мои нетрезвые зрачки. – Вы так кричали. Что-то случилось?
– Ничего, ничего, Римма Игнатьевна, – развел я руками и широким жестом охватил пригнувшиеся головы родителей. – Вы же понимаете, идет собрание…
Историчка проследила за кривой дугой, которую описала моя рука, и осталась довольна этим зрелищем. Виноватые лица родителей, частенько донимавших учебную часть непомерно высокими требованиями к качеству образования, привели ее в восторг.
– Арсений Кириллович, – прошептала она с трепетом, – вы Макаренко! Только для взрослых!
Дверь тихонько пискнула и плавно легла в коробку. Я мог продолжать. Но то ли трепетный голос нашего завуча, то ли не свойственные классной двери нежные трели опять изменили ход моей мысли.
Мамаша хулигана Еписеева – а это была та самая хорошенькая блондиночка из первого ряда – вжала голову в плечи и приготовилась выслушать приговор. Она и сама понимала, что по ее сыну плачет даже не слесарное ПТУ, а колония для малолетних преступников.
– На ком же мы остановились, друзья мои? – сердечно спросил я свою аудиторию.
– На Владимире Еписееве! – нагло крикнул с галерки оскорбленный герр Шаес. – Этот тип чуть не изнасиловал мою дочь…
Дерзкий выпад остался незамеченным. Я вышел из-за кафедры и остановился у доски.
– Попрошу подняться родителей Володи…
Красная, как венгерский маринованный помидор, блондинка с трудом вылезла из-за парты и, уткнув взгляд в пол, замерла. Будто ожидала с моей стороны физической экзекуции. Но экзекуции не последовало.
– Как вас зовут? – ангельским голосом спросил я блондинку.
– Ма… Маша, – пролепетала она. – То есть… Мария Антоновна…
– Спасибо вам, Мария Антоновна, – немедленно отреагировал я. – Огромное спасибо за сына!
– Да он же моему Лешке… Карнаухову чуть ухо ножом не отрезал, – подала голос какая-то толстая особа.
– Все сфабриковано! – объявил я, как прокурор, который проспал весь процесс и принял себя за адвоката. – А впредь, – это уже касалось всех родителей, – попрошу не марать светлого имени Владимира Еписеева. И точка! – резюмировал я.
Уважительная тишина была мне ответом. Я прошелся вдоль доски.
– На этом считаю собрание закрытым. Вопросы есть?
Вопросов не было. Даже герр Шаес примирился со своим статусом родителя малолетней преступницы.
Я бодро вышел из класса и направился в туалет. Попить. Пока я шел по коридору, до меня не донеслось ни звука. Только мои железные командорские шаги гулко двоились в простенках школьных коридоров.
Войдя в туалет, я с наслаждением открыл кран и повис над заплеванной учениками раковиной. Во время долгого процесса наполнения организма вожделенной влагой до моего слуха доносились робкие родительские шаги. Они шелестели по коридору и удалялись вниз по лестнице.
Наконец я напился, закрутил кран и весело вышел из туалета. У лестничной площадки меня ждала Мария Антоновна Еписеева.
Я попытался невозмутимо пройти мимо матери хулигана (напившись, я уже не сомневался, что Еписеев – именно хулиган), но она загородила проход своей худенькой грудью.
– Арсений Кириллович, – прошептала она со слезой в голосе. – Арсений Кириллович!
– Да, Мария Антоновна, я вас слушаю…
– Вы первый, кто хоть как-то похвалил моего сына… Я так вам обязана… Скажите, что я могу для вас сделать?
– Что вы, – смутился я, подумав, что дамочка собирается броситься в мои, в общем-то теоретически готовые принять ее, объятия. Надо как-то выкручиваться: – Володя, конечно, не святой, но… Но…
И тут я замолчал, не зная, что сказать. Виталькин допинг начисто выветрился из моей крови. Мария Антоновна Еписеева с готовностью помогла мне:
– Знаете, Арсений Кириллович, – я увидел, что по щекам этой миловидной женщины течет синеватая тушь, – приходите ко мне в гости. Скажем, завтра… Часиков в семь… Ведь ваша жена не будет против? Ну в крайнем случае скажете ей, что вы забежали домой к ученику…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});