Всё время работали позывные УКВ. Первыми их услыхала Алма-Ата, но ещё до этого ясно было, что они приземлились где-то под Березняками. Как сказал Раушенбах, «после ручной посадки начался ручной поиск». Часа через 4 их обнаружил вертолёт ГВФ41. Вертолётчики сбросили им свою одежду, сами остались буквально в белье, но одежда повисла на деревьях. С подлетевших вертолетов и самолетов им сбрасывали одежду, термосы, еду. Термосы с кофе и какао при ударе о деревья рвались, как бомбы. Чудом одна бутылка коньяка, ни во что не завёрнутая, ткнулась в снег и осталась цела.
Неподалёку отыскалась площадка, на которую маленький вертолёт высадил троих: врача и двух спасателей. Четыре километра они пробирались по непролазной тайге, палили из ружей, космонавты отвечали ракетами. Наконец воссоединились. Врач и спасатели настолько обессилели, что помощь им оказывали космонавты. Космонавты тоже были очень измучены всей этой нервотрепкой. Беляев рассказывал:
— Я оглянулся, Лёшки нет! Что за чёрт, думаю. Пошёл и вижу: он упал на парашют и спит... Проспал, наверное, часа полтора...
Брежнев лично распорядился, чтобы космонавтов ни в коем случае не поднимали в зависший в воздухе вертолет («А вдруг упадут с трапа и шею сломают! Как тогда докажешь, что они при приземлении шею не сломали?»). Пришли ребята, прилетевшие с Байконура, пришли местные лесорубы. Лесорубы были неторопливо молчаливы, подивились скромным размерам спускаемого аппарата, а когда Леонов хотел подарить бригадиру лесорубов свою цветную фотографию с автографом, лесоруб, едва взглянув на неё, сказал: «Спасибо. Только мне её и повесить негде...» И фото вернул. Лагерь в тайге рос, тут было уже около 60 человек. Лесорубы вырубили площадку довольно неграмотно, вертолёту сесть было сложно. Площадку с воздуха поливали водой, чтобы снег осел и замёрз. Беляев и Леонов ночевали в тайге две ночи. Наконец, сел маленький вертолёт, погрузил их, через километров 5 пересели на большой вертолёт. Большой прилетел в Пермь, космонавтов перегрузили в самолёт, дальше – Байконур, Москва, остальное известно.
Королёв был очень возмущён всем тем многочисленным враньём, которое окружало полёт «Восхода-2». Он пробовал переубедить Брежнева в его стремлении объявить район посадки «заданным районом Советского Союза». Любому ребёнку было ясно, что дремучая зимняя тайга не может быть «заданным» районом, если его не запланировали сумасшедшие. Брежнев упирался, тогда Королёв якобы сказал: «Моё дело запускать, ваше дело – объявлять», и бросил трубку ВЧ-связи.
24.3.65
Книжка 30
Май – август 1965 г.
Москва – больница №6
После подачи заявления С.П.Королёву с просьбой включить меня в группу для подготовки к полету в космос в январе 1965 года, мы с Сергеем Павловичем до осени не встречались, но в конце июля мне позвонили, осведомились, писал ли я заявление, и предложили завтра прибыть в распоряжение п/я 3452, отрекомендовавшись представителем п/я 651. Я поспешил в «Комсомольскую правду», где и рассказал всё главному редактору Юрию Петровичу Воронову. Воронов пришёл в восторг: «Конечно, ложись в эту больницу и ни о чём не думай! Чем чёрт не шутит, может быть первым журналистом в космосе будет корреспондент «КП»!» Наутро я прибыл в Щукино, где рядом с огромным зданием больницы № 6, находящейся в ведении 3-го Главного управления Минздрава СССР (там лечили и лечат облучённых людей), и находилось «Отделение №11» – один из филиалов будущего института медико-биологических проблем, который до сих пор называют институтом космической медицины. Там и провел я две недели.
* * *
26.7.65. Устраивался. Робко знакомился. Нашел тут, к удивлению своему, Юру Летунова42. Гуляли с ним. Занятия с психологами. Надо называть цифры, то красные, то чёрные, а голос из динамика старается тебя сбить. Сбился 2 раза. Потом всего обклеили датчиками, положили на диван. «Как увидите свет, сожмите правую руку». Нашел тут и своего сокурсника по МВТУ Володю Емельянова, который работает у Королёва. Вечером играли в бильярд. Перед сном проверяли остроту слуха.
* * *
27.7.65. Трубоглотание – анализ желудочного сока. Заглотнул трубку легко и быстро – и сидел с ней 1,5 часа. Сок брали каждые 10 минут. Анализ крови. Механограмма – запись пульсов везде, где можно. Рентген лица, шейных позвонков и черепа. Стоматолог. Психолог. Играли в карты, в бильярд, гулял с Летуновым. Ещё одна знакомая по МВТУ – Марина Герасимова. Тоже работает у Королёва.
* * *
28.7.65. Полное исследование носа. Трёхступенчатая лестница, вверх-вниз 48 раз, а потом кардиограмма. Стоматолог. Много надо пломбировать, а кое-что рвать. Белковая диета: ни грамма мяса и рыбы. Вечером милая беседа с терапевтом Ларисой Михайловной Филатовой и невропатологом Юрием Николаевичем Пурахиным. Писал письма: Харитонову, Володину, Феоктистову, Кузнецову и Нагибину.
* * *
29.7.65. Сахарная кривая: выпиваешь стакан глюкозы, потом у тебя 5 раз берут кровь каждые 15 минут и ещё 2 раза каждые 30 минут. Испытания дыхательных путей. Запломбировал 2 зуба. Механокардиограмма (весь в датчиках на велосипеде). Сначала всё шло хорошо, на третьей минуте пульс и прочее стабилизировались, врачи даже удивлялись. А на 7-8 минуте нахлынула страшная дурнота. Врачи заметили что-то по датчикам, сняли меня с велосипеда, уложили на койку. Всё сразу ушло, приборы снова пишут полный ажур. Врачи тоже ничего не понимают. Прочёл лекцию о «снежном человеке». Спорили с Дмитрием Фёдоровичем Горбовым (профессор-психолог) о телепатии. Уехал Летунов.
* * *
30.7.65. Ежедневно кто-то отсеивается. Уехали Кириченко, Юматов, Варшавский. Общий обмен – анализ последствий общей диеты. Испытания вестибулярного аппарата: идёшь по прямой, в голове провода, и тебя бьют импульсным током. То же – на качающихся полусферах: надо не упасть. Неприятно, но терпимо. Уже хочется на волю. Предупредили, что будут делать прокол гайморовой полости с одной стороны: там какое-то лёгкое затемнение.
* * *
31.7.65. Кардиограмма с пальца, с кисти руки, с предплечья, под коленкой, на щиколотке, на стопе. Потом, весь обвешанный датчиками, как ёлка игрушками, приседал. Это было похоже на ритуальный танец негритянского вождя. Запломбировал все зубы, осталось рвать. Опять опыт с датчиками: надо стоять совершенно неподвижно 30 минут. Оказалось, что это очень нелегко: учащается пульс, примерно на 10 единиц растёт давление. Для меня это невинное стояние обернулось большим напряжением, пожалуй, самым большим за эти дни. Телевизор, бильярд, ребята-испытатели совращали пить спирт, но устоял. Нас осталось совсем мало: Виктор Диордица, Володя Емельянов, Костя Симагин, Гера Иванов, я и трое девчат.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});