дворов выезжал желтый автомобиль.
«Недалеко же он уедет», — подумал Борис.
Машина рванула в сторону «железки», поднялась на пригорок и остановилась. Из нее вышел мужчина в кепке. Несколько секунд он стоял, глядя, очевидно, на покореженные вагоны, а потом схватился за голову. Борис вполне мог себе представить, что сейчас чувствует этот человек.
Откуда-то донесся плач, перемежающийся с причитаниями. Пискляво затявкала собачонка. Борис посмотрел на небо. Оно казалось неестественно низким, будто прозрачный потолок гигантского павильона. Серое, но без всякого намека на дымку облаков.
«Здесь соприкасаются миры», — вспомнил он слова Виталия.
И как же тот оказался прав! К несчастью — прав, чёрт бы его побрал. Миры соприкоснулись, и это было какое-то безумие в чистом виде. Борис ударил кулаком по поверхности крыши. Злость накатила. Злость на чёрную пустыню, на бледную блямбу-солнце в сером небе.
Борис сделал три глубоких вздоха, успокаиваясь, и начал спускаться с крыши. Все что нужно он увидел и теперь одно знал точно: никакая «скорая» к Капельке не приедет. Никто не приедет и никто отсюда не уедет. Ведь вокруг — пустота!
Все что увидел, Борис рассказал Марине и Виталию. Рассказал как есть, просто констатируя факт. Закончив, он испытал те же чувства, что, должно быть, испытывает врач, выложивший пациенту об обнаруженной у того опухоли мозга.
Борис развел руками, мол, делайте с это информацией что хотите, и подошел к окну. Ему трудно было выносить взгляд Марины, которая смотрела на него как на сумасшедшего, сбежавшего из психушки. А потом она обессилено села на диван возле ног Капельки и погрузила лицо в свои чуть дрожащие ладони.
— Это всё правда, — тихо подтвердил Виталий. — Ты можешь выйти и убедиться.
Марина молчала, и Борис подумал, что она верит, но пока не может все это принять. Для осознания нужно время.
Он взглянул на Капельку. Что с ней? У него возникла странная мысль: девочка спряталась. Спряталась за завесой сна от страшной реальности. Конечно, Борис понимал, что мысль эта глупая, но более правдоподобные версии ее состояния допускать отчего-то боялся.
— Что будем делать? — задумчиво глядя в пол перед собой, тихо сказал Виталий.
Борис нахмурился и пересек комнату. Перед тем как выйти из гостиной, оглянулся.
— Подумаем. А я пока к тетке сбегаю.
Марина отняла мокрое от слез лицо от ладоней и посмотрела на него с надеждой.
— Она ведь проснется скоро, правда?
— Конечно, — кивнул Борис и неуверенно улыбнулся.
Выйдя на улицу, он увидел долговязого мужчину, женщину в красной куртке и пухлого мальчугана. Мужчина выкрикивал ругательства не понятно в чей адрес, указывая пальцем на чёрную пустошь. Женщина голосила так, будто её режут, а мальчуган ходил взад-вперёд и плакал навзрыд.
Борис сплюнул и быстрым шагом направился к дому тети Иры, отчаянно надеясь, что с ней все в порядке. Он шел, стараясь не смотреть на проклятую пустошь, но она будто притягивала взгляд. Не так Борис всегда представлял себе иные миры, когда в фантазиях допускал их существование. Совсем не так.
Он увидел старика у забора. Тот смотрел на пустошь, открыв рот и выпучив глаза. Старик был в замызганном пиджаке на голое тело и семейных трусах, на ногах — калоши. Его руки мелко дрожали, с губы свисала нить слюны.
Борис прошел мимо и услышал за спиной хриплый возглас:
— Что за бляха-муха?! Эй… эй, что за…
Он не остановился, у него не было никакого желания объяснять старику то, что он сам плохо понимал. Ни объяснять, ни успокаивать, ни охать и ахать. Борис прибавил шаг, а последние метры до дома преодолел уже бегом.
Тетю Иру он обнаружил на кухне. Она лежала на спине с открытыми остекленевшими глазами, и ее нижняя половина лица была в крови. Хватило одного взгляда, чтобы понять: она мертва.
Борис застыл в дверном проеме, не в силах отвести взгляд от мертвого тела. Он смотрел на лицо тети Иры и чувствовал, как в душе что-то рвется и измельчается в колючее крошево. В горле застрял и превратился в горький комок, стон. Родной человек мертв. Но Борису хотелось схватить тетю Иру за плечи и трясти, трясти, кричать: «Очнись! Приди в себя! Хватит, хватит, хватит!» Может, она спит, как Капелька? Может, она только выглядит мертвой?
Он опустился перед ней на колени, с горечью осознавая, что пытается себя обмануть. Остекленевшие подернутые дымкой глаза тети Иры не давали обмануться. В сознании Бориса почему-то всплыли слова из прошлого, когда пожилая, впавшая в маразм соседка бормотала на похоронах его отца: «…беда пришла… беда пришла… пришла беда…» Борис неосознанно прошептал эти слова вслух, глядя сквозь призму слез на узловатые, с аккуратно подстриженными ногтями, пальцы тети Иры. На безымянном было тонкое обручальное кольцо, которое, казалось, вросло в кожу. Она не снимала его даже после гибели мужа. И не сняла до самой смерти, словно выполнив данную самой себе клятву.
Борис подумал, что нужно закрыть ей глаза. Он уже протянул руку, чтобы коснуться ее век, но в последний момент не решился. У него возникла странная и невероятно тоскливая мысль: «Если закрыть глаза, она больше никогда не увидит света. Навсегда погрузится в темноту». Глупая мысль, по-детски глупая, но Борис и чувствовал себя сейчас растерянным ребенком, который не может осознать очевидное: близкий человек ушел навсегда. Еще утром тетя Ира угощала его компотом, а теперь ее нет. И это не правильно. Это противоестественно. Полный абсурд!
Он зажмурился, глаза щипало от слез. Пальцы скользнули по векам тети Иры, закрыв их навсегда.
Борис поднялся на ноги, заторможено снял с крючка на стене полотенце, подошел к умывальнику и смочил полотенце водой. А потом, так же заторможено, с застывшим, будто смотрящим в никуда взглядом, смыл кровь с лица тети Иры. В его голове медленно и как-то сонно, всплывали обрывочные фразы: «… здесь соприкасаются миры… беда пришла… пришла беда…»
Он отнес ее в гостиную, положил на диван и с головой накрыл чистой белой простыней, которую достал из шкафа.
Все.
Больше для нее он ничего сделать не мог, хотя в душе ныло чувство не до конца выполненного долга. Хотелось выразить скорбь в каких-то действиях, вот только в каких? Был бы верующим — помолился бы и, возможно, на душе стало бы легче. Но он не знал ни одной молитвы.
— Прости, — беззвучно, одними губами, произнес Борис.
Он постоял возле тети Иры еще минуту и пошел на кухню. От жажды в горле совсем пересохло, а в холодильнике стояла банка с компотом.
«На вот, попей, — вспомнил