1) Он имеет право изменять по своему усмотрению состав армии и отдельных корпусов, образовывать новые армии и отдельные корпуса, а равно расформировывать существующие, доводя о принятых мерах до сведения Его Величества.
2) Он имеет право временно изменять существующие штаты, а равно издавать и применять по мере надобности временные штаты для управлений, частей и учреждений, существующими штатами не предусмотренных, представляя распоряжения свои по сим вопросам на Высочайшее утверждение»{193}.
В «Положении о полевом управлении войск…» имелись законодательные изъяны, создававшие благоприятные условия для конфронтации командующих армиями и главнокомандующего. Кроме того, «Положение о полевом управлении войск…» само по себе создавало прецеденты для развития конфликтов, так как целый ряд положений о правах командующих армиями вступал в явное противоречие с правами главнокомандующего. Согласно ст. 121, «командующий армией имеет право временно изменять, по своему усмотрению, состав подчиненных ему войсковых соединений и для выполнения разных военных предприятий соединять части войск в отряды»{194}. С другой стороны, согласно ст. 34, главнокомандующий имеет право менять состав армии и корпусов{195}. Статья 9 «Положения…» указывает на то, что командующий армией сам решает, каким способом выполнять поставленные главнокомандующим стратегические задачи. Однако ни в ст. 9, ни в последующих статьях «Положения…» ничего не сказано о том, как поступать командующему армией при нарушении главнокомандующим его права на самостоятельность в выборе способа к достижению поставленной задачи. «Положение о полевом управлении войск…» вообще не оговаривало ни порядок принесения жалоб на действия главнокомандующего, ни способ справедливого, законного ограничения его власти и восстановления в правах командующих армиями. Отчасти такой порядок был обусловлен тем, что во многих военных конфликтах обязанности главнокомандующего брал на себя непосредственно император. Традиционное военное образование наследников престола в России давало возможность верховным правителям Российской империи возглавлять действующую армию.
Наличие у каждого из военных начальников круга доверенных лиц или группы поддержки (клиенты) — также характерная черта Русско-японской войны. Генерал П.Н. Баженов в своих воспоминаниях иронично называл лиц, прибывших вместе с новым командующим армией (речь о генерале А.В. Каульбарсе, полковнике Н.А. Бабикове. — А.Г.), «интимными советчиками», а их присутствие — ненормальным и даже фальшивым{196}. В данном случае генерал Баженов сгущал краски, ибо по неписаным законам многие, как, например, генерал-майор В.Е. Флуг, предпочитали добровольно освободить штабные должности при смене руководства, а не дожидаться смещения. Поэтому присутствие группы поддержки, как правило, носило вполне законный характер, обусловленный штатными должностями при штабе армии. Полковник Н.А. Бабиков служил при Каульбарсе до нового назначения во 2-ю Маньчжурскую армию в должности старшего адъютанта операционного отделения штаба{197}. Общую картину взаимоотношений старших начальников хорошо передают слова генерала Ренненкампфа: «К сожалению, между старшими начальниками у нас вообще не было полного единодушия, не шли друг к другу навстречу в общем стремлении в борьбе с противником»{198}.
Еще в 1903 г. в среде высших офицеров наблюдалось недоверие по отношению к стилю руководства А.Н. Куропаткина. Согласно дневнику Н.П. Линевича, А.Н. Куропаткин одно из совещаний с участием генералов В.В. Сахарова, Я.Г. Жилинского, Н.Н. Романова провел в виде своего собственного доклада, ярко продемонстрировав тем самым низкую роль совещательного голоса, отводимую им для подчиненных ему военачальников{199}. Стиль координации и планирования, предложенный Куропаткиным, в дневнике Н.П. Линевича получил довольно негативную оценку: «Все разошлись, истомившись слушанием, и никто ни одного слова не сказал, потому что никто не был спрошен. И это есть совещание. Это есть самомнение, а не совещание»{200}.
В русской дореволюционной армии все боевые идеи предлагались главному начальнику по инициативе генерал-квартирмейстера. Он же был ответствен за их оформление. Вторым помощником для главнокомандующего должен был быть начальник штаба, но, как мы знаем, взаимоотношения А.Н. Куропаткина и В.В. Сахарова не способствовали совместной работе. Должность генерал-квартирмейстера занимал М.В. Алексеев, впоследствии больше известный как руководитель Добровольческой армии в Гражданскую войну. На тот момент он не имел значительного боевого опыта, кроме командования ротой в Русско-турецкую войну. Трудоспособный и осторожный, как Куропаткин, генерал М.В. Алексеев не смог стать импульсом инициативы в штабе А.Н. Куропаткина{201}. Офицеры, близко знавшие его, свидетельствовали, что он мог диктовать одновременно двум машинистам, обладая феноменальной памятью, но не обладал полководческими дарованиями{202}. Ситуация в штабе главнокомандующего объективно не могла способствовать инициативному развитию действий против Японии{203}. Из трех генералов одного штаба два не ладили между собой (Сахаров и Куропаткин), а третий — М.В. Алексеев — готов был детально заняться воплощением плана наступления при условии, что основную идею и замысел будущего наступления создал бы не он сам, а кто-то другой.
Стремление к быстрой карьере высших офицеров мало отличалось от местнических споров бояр и служилых людей времен царствования Алексея Михайловича. Столкновение личных амбиций и долга в среде русских офицеров в генеральских должностях хорошо демонстрирует, насколько понятия службы государю (династии) и защиты Отчизны порой противоречили личным интересам генералитета в начале XX в.
Глава вторая.
КОНФЛИКТЫ В РУССКОМ ОФИЦЕРСКОМ КОРПУСЕ
§1.
ТРАДИЦИОННЫЕ КОНФЛИКТЫ Б ОФИЦЕРСКОМ КОРПУСЕ РУССКОЙ АРМИИ
Проблема конфликтов среди офицеров русской армии приобрела особую значимость после поражения в Крымской войне. По окончании этой войны возникла необходимость удаления офицеров, принятых на службу в период военных действий. Было издано Высочайшее повеление от 8 августа 1856 г., в котором оговаривалось «удаление из полков лиц, порочащих звание офицера»{204}. После этого повеления и соответствующих приказов по военному ведомству, обеспечивавших функционирование и правоприменительную практику удаления офицеров со службы, полковые командиры получили новые права. Полковники могли ходатайствовать перед командирами корпусов об увольнении «негодных» офицеров со службы. После рассмотрения и утверждения такого списка включенным в него предлагалось «добровольно» подать прошение об отставке. В случае отказа офицера освобождали от занимаемой должности по представлению полкового командира. При этом причину удаления можно было не оглашать. Офицеру же запрещалось подавать жалобу и опротестовывать действия полкового командира{205}. В сущности, Военное министерство позволило полковым командирам сводить личные счеты. У офицера, впавшего в немилость, не было никаких шансов официально и законно отстоять свои права. Уже к 1863 г. появилась необходимость отказаться от такого способа разрешения конфликтов. Согласно «Положению об охране воинской дисциплины и о взысканиях дисциплинарных», разрешать конфликтные ситуации должны были «суды общества офицеров»{206}. Но и эти суды через несколько лет существования превратились в своеобразный механизм по генерированию конфликтов в офицерской среде. Дело в том, что суд офицеров состоял из всех обер-офицеров полка, а расследование производил «совет посредников». Совет состоял из пяти обер-офицеров, решение его легко блокировалось общим голосованием суда общества офицеров. Собственно, выполнять функции совета посредников обер-офицеры не очень желали. Материальный стимул отсутствовал, а вероятность нажить врагов в полковой семье выполнением таких общественных обязанностей была высока. В 1869 г. последовало преобразование суда общества офицеров. К началу Русско-японской войны суд общества офицеров состоял из семи выборных офицеров не ниже штаб-офицерского чина. Более того, они должны были занимать либо должность ротного командира, либо другую командную или административную должность в полку. В отдельных батальонах и артиллерийских бригадах суд общества офицеров состоял из пяти человек — трех штаб-офицеров и двух обер-офицеров (ст. 134 Дисциплинарного устава, кн. XXIII Свода военных постановлений 1869 г.){207}. Суд общества офицеров не мог вмешиваться в разрешение служебных проблем и разногласий. Во-первых, под юрисдикцию суда общества офицеров подпадали только обер-офицеры; во-вторых, «ведомство суда общества офицеров распространяется только на такие поступки, которые, во-первых, не составляют служебных нарушений и, во-вторых, — не подлежат действию уголовных законов»{208}. Кроме того, Дисциплинарный устав позволял командиру части самостоятельно определять, подлежит ли дело о проступке компетенции суда общества офицеров полка или нет.