В палатке Мичина Старкова был найден железный ящик, доверху наполненный награбленным золотом и какими-то бумагами.
Спустя два дня отряд тронулся обратно в Якутск. К вечеру, выбрав широкую поляну, отряд остановился на отдых. Развели костры, выставили дозоры. Бастырев вскипятил чай. В палатке Соснин расставил шахматы, чтобы доиграть последнюю партию турнира. Но доиграть не пришлось. Не успели они допить чай, как раздался один выстрел, потом второй. Бастырев и Соснин выскочили из палатки; где-то ржали лошади. Дежурный по отряду протрубил тревогу. Красногвардейцы один за другим начали выбегать из палаток. Никто не знал, откуда исходит опасность. Застрочил пулемет.
— Ложись! — крикнул Соснин и припал на землю.
— Серафим, я, кажется, ранен. В случае чего прими команду.
Бастырев подполз к Соснину.
Пулемет работал не умолкая. Отстреливаясь, отряд начал отступать вдоль берега.
— Серафим Петрович, ящик куда-то надо спрятать, — сказал Соснин. — Кун, найди такое место.
— Найду, однако.
Бастырев и Кун, продев в массивное кольцо вагу, подняли ящик и понесли.
Отряд, перебравшись через мелководную речку, перегруппировался. Многие были ранены. Соснин подозвал командира первого взвода:
— Примите командование и выведите отряд из-под удара. Пришлите ко мне двух добровольцев для прикрытия отступления.
— Но, Григорий Васильевич?..
— Выполняйте приказание!
Бастырев и Кун на берегу застали одного Соснина. Отряд отступил. Соснин послал последнюю пулеметную очередь и выругался: вышли патроны.
— Оставьте мне винтовку и догоняйте отряд, — приказал он.
— Незачем жертвовать жизнью, Григорий Васильевич, — твердо сказал Бастырев. — Пошли.
— Не могу я, — простонал Соснин. — Скоро конец.
Кун помог Бастыреву поднять Соснина и взвалить на спину.
Они шли долго, часто останавливаясь. Бастырев выбивался из сил. На исходе ночи Кун ушел к расположенному недалеко стойбищу эвенов. Вернулся он с тремя упряжками оленей. На одной из нарт лежал ящик, который он прятал вместе с Бастыревым. Кун рассказал, что на отряд красногвардейцев напали остатки разгромленного на Охотском побережье белогвардейского полка Бочкарева.
Оставаться в этих местах было рискованно. Решили через горы пробиться на Алдан.
Путники продвигались по каньону, усыпанному валунами. Камни с боков, камни под ногами, нигде и признаков растительности. В каньоне было сыро, царил полумрак. После полудня узкое ущелье наполнялось потоками мутной воды. Транспорт прижимался к стене и выжидал. К вечеру вода из каньона исчезла. Кун говорил, что это плачет гора. По-видимому, наверху таяли ледники. Олени, которые везли Соснина и ящик, обессилели и еле тащились. Вскоре один из них упал и не поднялся. У других оленей кровоточили ноги.
На следующий день достигли Голубой долины. Развели костер и возле него уложили Соснина. Ночью Кун и Бастырев поочередно дежурили у постели. Под утро Соснину стало хуже, он долго бредил, потом успокоился и открыл глаза.
— А небо какое голубое, — слабо улыбнулся он.
Бастырев видел, как угасала жизнь в могучем теле друга. Кун с застывшим каменным лицом сидел у костра и глядел вдаль, где сверкала гора.
— Мы так и не закончили турнир, Серафим, — с трудом произнес Соснин.
У Бастырева выступили слезы.
— Не надо плакать, Серафим, — сказал Соснин. — Расскажи Варе все…
Бастырев затрясся от рыданий и застонал. Соснин последний раз вздохнул и вытянулся…
Похоронили Соснина в Голубой долине. Здесь же, недалеко от могилы Соснина, спрятали в скале ящик с драгоценностями.
Через несколько дней Бастырев и Кун вышли к Алдану и горячо распрощались.
— Я еще вернусь, — сказал Бастырев. — Вернусь за ящиком. А если не вернусь, видишь ключ? Человеку, который придет к тебе с этим ключом, покажешь место, где спрятан ящик. Понял?
Кун вытащил из-за пазухи серебряный рубль. Орудуя камнем и штыком, он перерубил его на две половинки. В одной половинке проделал отверстие и привязал к ключу, вторую оставил себе.
— Теперь Кун узнает ключ, — сказал охотник.
Они молча постояли, глядя на высокие перистые облака, обнялись.
— До свидания, товарищ Кун, — сказал Бастырев.
— Прощай, красный командир.
Бастырев вскинул на плечо винтовку и исчез в тайге.
Глава пятая
В ЛОГОВЕ
Мичин Старков, по кличке Якут, захлопнул за собой дверь и сказал:
— Вот тут поживешь до весны, а там подумаем, что тебе дальше делать.
Щеголь осмотрелся. Он стоял посреди землянки, рядом с небольшой железной печкой. Через квадратное окошко, заставленное пластиной толстого льда, скудно проникал утренний свет. Пол и потолок сделаны из жердей, стены — из плетеных прутьев ивы. Справа от входа стоял стол, возле него вместо табуреток — два чурбака. У стены два топчана, застланные шкурами.
— Да-а! — разочарованно процедил Щеголь.
— Благодари хоть за это, — спокойно сказал Якут. — Когда тебя, замерзшего, подобрали, Старовер сразу же предложил сдать в милицию. Я отговорил. — И после небольшой паузы добавил: — Землянка теплая. Кругом обложена мохом. Топливо — рядом, целая гора каменного угля. Чего тебе еще?
— А не опасно здесь? Вдруг кто-нибудь набредет…
— Местные жители сюда не ходят. Охота плохая. К тому же кое-кто считает, что в горах обитают злые духи, — сказал Якут. — Будешь жить, как у Христа за пазухой. Так, кажется, русские говорят.
— А ты что, уходишь куда? — встревожился Щеголь.
— На Алдан, — мотнул головой Якут. — Золотоискатель я. Однако давай хозяйничать. Растопим печку. Попьем чаю. Пару деньков, может, побуду с тобой, потом махну домой… А может, останусь, посмотрю… мне тут старые счеты кое с кем надо свести…
Давно свалился Щеголь, а Якут все еще сидел, потягивая спирт, и в его голове мелькали картины прошлого. Когда-то Мичин Старков был богат. В двадцать лет отец купил ему чин прапорщика царской армии, потом Мичин женился на красивой девушке, купил дом в Якутске. Жить бы да поживать. Случилось другое: революция отобрала все — и дом, и богатство, и чин прапорщика. О-о! Мичин, как волк, дрался за свое богатство. Огнем и мечом прошел он по оймяконским землям. Его боялись. Матери приводили к нему в юрту своих дочерей. Плакали, но приводили. Для него резались самые жирные олени. Он пил виски своего американского друга. И у него было золото, много золота, вывезенного из Якутска. Ему казалось, что он непобедим, что он разобьет отряды красных. Как он был самонадеян!