Читать интересную книгу Роковая свадьба - Кир Булычев

Фраза осталась нерасшифрованной, хотя допускала разные толкования. Кто-то в задних рядах хихикнул. Стало уже так шумно, что хотелось скорее перейти или за свадебный стол, или в просторную церковь.

– Тогда я вас попрошу поставить свои подписи под этим документом, – попросила Мария Тихоновна, широко улыбаясь.

Гаврилов предоставил это право своей невесте.

Часы над головой Марии Тихоновны, занимавшие место сменявших друг дружку портретов разных государственных деятелей прошлого, пробили один раз.

И тут невеста Гаврилова натужно проговорила:

– Ах, мне дурно... Не надо...

И на глазах стала съеживаться, уменьшаться, но не так, как раньше, когда надувная девушка превращалась в мячик, а как-то более грустно и натуралистично – из нее словно и на самом деле выпускали воздух, оставляя лишь шкурку. А нет ничего более ничтожного и прискорбного, чем шкурка красивой девушки длиной в метр восемьдесят.

– Ты что, погоди! – закричал Гаврилов. – Да вы здесь все с ума посходили!

Минц рванулся, расталкивая зрителей, к девушке, продолжая снимать трагедию на пленку.

– Мама! – закричал Гаврилов. – Верни мне невесту. Я люблю ее!

Миша Стендаль, заподозрив неладное, вцепился в руку своей невесты и крикнул ей:

– Бежим отсюда!

– Куда бежать? – зарыдала невеста. – Мы с тобой жертвы низкой политики!

И она показала дрожащим пальчиком на вторую блондинку-невесту, которая покорно сложилась и превратилась в тряпочку с белыми волосами. Лишь ее туфли, купленные утром в Гусляре, да белое подвенечное платье, вытащенное из семейного шкафа, остались нетронутыми этим ужасным превращением.

Ноги бритого жениха подкосились, и он упал на колени перед своей суженой.

Этого и следовало ожидать, подумал Удалов. И почти наверняка Минц догадался о том, что все подарки из будущего – не более как фикция. «Они получили от нас то, что хотели, и не пожелали делиться с прошлым слишком передовыми для него технологиями. Явный исторический эгоизм, можно сказать, цинизм, столь свойственный любой цивилизации. Но почему я, с моим житейским и космическим опытом, при всем моем незаурядном уме так и не смог догадаться, что же надо от нас будущему? В чем беда нашего времени? Мы – время неопределенности. Мы не знаем, от чего избавились, и не знаем, к какому берегу пристать. Даже не исключено, что к берегу, от которого мы отплыли, нас тянет еще сильнее, чем в открытое бурное море. Мы и в будущее отправлялись, клюнув на привычное название – шоп-тур, это значит – можно прибарахлиться. Но зачем нам прибарахляться, да и чем прибарахлиться, мы не подозревали. И решали проблемы по мере их поступления. Подкинули нам девиц, взяли девиц и стали придумывать, к какой койке их приспособить. Пожертвовали нам слона, взяли слона... Так заслуживаем ли мы снисхождения?.. Ведь даже я, человек в принципе честный и бескорыстный, так и не удосужился проверить, что хранится в шариках и мячиках, полученных в будущем. Я откладывал эту процедуру, якобы боясь, что там окажется слон или крокодил, который повредит мне мебель, хотя никто не мешал мне выйти во двор... А на самом деле я боялся неожиданности. Я боялся получить девушку, в которую влюблюсь или которая влюбится в меня, я боялся получить какие-нибудь роковые яйца или нечто невообразимое, что принесет нашей планете гибель. Но почему я должен ждать гибели от собственных внуков?»

Удалов задумался глубоко и как всегда не вовремя. Пока он витал в облаках, погибла и Галочка – чего и следовало ожидать. А из-за окна донеслись крики. Те, кто был ближе к окну и смог выглянуть наружу, сообщили, что могучий слон превратился в серую шкуру. И ребятишки начали было кромсать шкуру и растаскивать по домам, но тут из-за угла выскочили люди в черных чулках и унесли шкуру слона в свой танк, который стоял в кустах.

«Ну что ж», – вздохнул Удалов, стараясь не слушать страшные крики и причитания толпы. Он решил увести рыдающего Мишу Стендаля, который только что потерял смысл жизни...

Он сделал шаг к нему и даже протянул руку, но сказать ничего не успел...

– О, Боже! – раздался чей-то возглас. Но возгласом не остановишь неизбежности...

Миша Стендаль начал съеживаться, уменьшаться и через несколько секунд обнаружилось, что Удалов смотрит на лежащий возле его ног вполне приличный черный костюм, рубашку, галстук... Десантники из окружения президента уже прибежали с лопаткой и ванной-носилками для переноски сильно кровоточащих тел. На эти носилки они положили тела Миши, Гаврилова и бритого жениха – из чего следовало, что пока Удалов глазел на гибель Миши Стендаля, остальные женихи растворились тоже.

– Это выше моего понимания, – сказал Удалов. – Куда выше.

Вокруг выли, кричали, ругались, требовали прокурора и намеревались жаловаться в газету.

Удалов же пробился к Минцу, который как раз кончил снимать свой фильм. Он засунул камеру в сумку, что висела на плече, и пошел к президенту, который тоже закончил съемки и отступал, пробиваясь сквозь толпу, к выходу. Путь ему прокладывали могучие десантники с носилками-ваннами, в которых было на удивление мало жидкости – лишь пустые оболочки молодоженов.

А когда все они вышли на улицу, то Удалов увидел, что и оболочки людей исчезли, словно испарились. И хоть президент и приказал взять на анализ одежду погибших, ясно было, что он не надеется научно поживиться.

– Пленку отдашь? – спросил президент, когда они уже стояли вне толпы под августовским нежгучим солнцем.

– Сам просмотрю сначала, – сказал Минц.

– Только копий не снимать, – велел президент.

– Ты думаешь, что все забудут?

– Завтра забудут.

– А предметы?

Президент поднял бровь.

Минц смущенно улыбнулся.

– Извини, старческий маразм, – сказал он.

– Но проверить не мешает. Я сейчас пошлю людей по всем адресам. Всех, кто побывал в будущем, мы зафиксировали, ввели в компьютер, теперь они и шагу не сделают... Впрочем, я не сомневаюсь, что предметов и покупок из будущего уже нет, не существует, они растворились в воздухе.

– И ты не боишься, что в нас вживили жучки, что нас отравили вирусом шпионажа?.. – спросил Минц.

– Не нужны ваши души и головы, никому вы не нужны, паршивые гуслярцы! – закричал тут президент, как человек, глубоко разочарованный в собеседнике, а может быть – в деле, которому посвятил слишком много сил.

Прокричав последнюю фразу, президент полез в джип «Чероки» и сел рядом с шофером.

– Погоди! – позвал его Минц. – Ты же собирался довезти нас до дома. А я тебя чаем напою.

Президент перегнулся назад и открыл дверцу.

– Чаи я с тобой распивать не намерен, – сказал он, – а до дома довезу.

Джип рванул с места.

– Толя, – сказал Минц. – Когда тебя будут допрашивать на Совете безопасности, когда тебя возьмет за жабры военно-промышленный комплекс за то, что ты упустил такой рынок сбыта гранатометов, скажи им, что мы для них померли! Понимаешь, сто лет как померли вместе с нашими гранатометами!

– Что ты понимаешь! – в сердцах ответил президент.

И в это мгновение джип замер у дома № 16.

Минц отдал президенту камеру и кассету.

– Не буду я смотреть, – сказал он. – Потому что знаю, что это все пропаганда. Агитация и пропаганда!

Минц захохотал.

Джип уже помчался дальше, к столице, к большим делам. За ним, показавшись на мгновение из тучи пыли, вылетел танк сопровождения и скрылся из глаз.

– С наукой покончено, – сказал Минц. – Осталась лишь человеческая трагедия. Скоро домой вернется мать Гаврилова...

– Какая ужасная смерть! – сказал Удалов.

Он последовал за Минцем к нему. Не хотелось идти домой и отвечать на вопросы Ксении. Все равно хорошим все это уже не кончится.

– Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, – сказал Минц, словно подслушав мысли Удалова.

– Нельзя быть таким жестоким, – упрекнул друга Удалов. – Дети погибли, молодые мужчины... на пороге семейного счастья.

– Да? – Минц поставил на плиту чайник. – Мне Толя чудесный жасминовый чай из Москвы привез. Наконец-то побалуемся.

– Я к тебе зашел не чай пить...

– А объяснение получить? Как доктор Ватсон от Шерлока Холмса?

– Толстоват ты для Шерлока Холмса, – упрекнул Минца Удалов.

– И лысоват, и староват. Но свое дело еще знаю. И отправлялся в будущее со своей теорией, которая там получила замечательное подтверждение. Конечно, печальное, конечно, пессимистическое – но разве история не пессимистична, разве она нас не учит тому, что люди ничему не учатся?

– С какой еще теорией?

– Что требуется путешественнику во времени? Если он едет из прошлого в будущее – достижения человеческого ума, вещи, предметы, радости жизни, которые в конце концов обернутся не радостями, а испытаниями, если залезут в жалкую цивилизацию, подобную нашей. А если он отправился из будущего в прошлое?

– Я знаю, – сказал Удалов, – я думал. Им нужны естественные предметы, шелк и хлопок, янтарь и огурцы, мед и кедровые орешки – они истратили все, что есть на Земле, и теперь тоскуют.