Читать интересную книгу Человек напротив - Вячеслав Рыбаков

Ася, как нахулиганивший пацан, оглушительно топоча в гулкой лестничной тишине, рванула вверх по лестнице. Взбежала еще на пролет; задыхаясь, с всхлипами втягивая воздух, вжалась спиной в стену. Осторожно выглянула.

Дверь была неподвижна.

Наверное, с минуту Ася стояла так; а потом разочарованно обмякла. Еще раз глубоко вздохнула и медленно, погашение побрела вниз. Там просто никого нет. Или дрыхнут. Но еще раз она ни за что не позвонит.

Она уже прошла мимо, уже шагнула на ступеньку вниз, когда из-за тонкой, буквально картонной двери раздалось быстро приближающееся покашливание, дверь легко звякнула хорошо промасленным замком и отворилась настежь. Ася ничего не успела сделать – только, приоткрыв рот, обернулась через плечо. Ее будто припечатало к месту.

– Кто тут? – уже видя Асю, по инерции спросил отперший дверь худой, почти щуплый и немного сутулый человек, которого Ася когда-то знала. Но вспомнила она его не сразу, и он, оторопело глядя ей в лицо так же, как и она ему, узнал ее первым. – Здравствуй, Ася, – сказал Симагин.

Ася закрыла рот. Потом опять открыла, желая что-то сказать. Но сразу забыла что. Стиснула зубы. А потом петушиным голоском спросила наконец:

– Как ты здесь оказался?

– Я здесь живу, – серьезно ответил Симагин. – И прежде жил, и впредь намерен.

– Зачем эта бабка меня сюда послала?

– Какая бабка, Ася?

– Да как вы ухитрились сговориться?! Какое право…

Тогда Симагин, не говоря больше ни слова, вышел на лестницу, взял Асю за локоть и несильно потянул за собой в квартиру. Ася, яростно передернувшись, высвободила руку. Но шагнула внутрь. И когда картонная дверь щелкнула замком у нее за спиной, поняла, что больше не может. Сработал рефлекс дома.

– Сергей, – чувствуя, что краснеет, как пойманная за руку начинающая воровка, и оттого нагло, почти злобно, сказала она. – Если ты немедленно не напомнишь мне, где тут нужник, одной рукой тебе придется вызывать неотложку, а другой – подтирать громадную лужу.

Симагин, ни слова не говоря, сделал два шага по узенькому коридору к одной из разместившихся в его торце белых дверец, пригласительно распахнул ее и щелкнул выключателями, разом зажигая свет в обеих клетушках – и в туалете, и в ванной. Обернулся к Асе и поманил ее двумя движениями пальца.

– Ванная – вот, рядом, – сказал он и тем же пальцем показал. – Ручное полотенце на змеевике.

А потом вышел на кухню, включил и там свет, и плотно притворил за собою дверь, чтобы Ася не стеснялась. Приподнял чайник, на вес проверяя, достаточно ли в нем воды. Зажег газ электрической зажигалкой и поставил чайник разогреваться. Выплеснул в раковину опивки из заварочного чайника. Полез в навесной шкафчик за заваркой. В ожидании, когда чайник закипит, отошел к окну и уставился в него, обеими руками опершись на подоконник и ссутулившись сильнее обычного.

Ничего в окне не видно было, кроме блекло-темного отражения маленькой кухни. Его прорезал черный контур человека, неподвижно уставившегося в окно.

Чайник на плите начал шуметь, когда Симагин почувствовал, что Ася вышла в коридор и стоит там, не зная, что делать. То ли бежать, не прощаясь, то ли соблюсти минимум приличий. Потом отражение кухонной двери медленно отворилось, и отражение Аси вошло в отражение кухни. Симагин обернулся.

Ася была похожа на королеву, неожиданно для себя проснувшуюся в свинарнике. Растерянность и исступленное высокомерие.

– По-моему, родная, – серьезно сказал Симагин, – ты все эти годы только и думала, как бы поэффектнее явиться. Получилось гениально.

Ася едва не закричала на него. Она даже пискнула горлом было – но увидела, что Симагин чуть улыбнулся. Улыбка у него была прежней: спокойная и мягкая улыбка мудрого ребенка. Ася неуверенно улыбнулась в ответ. И тогда Симагин тихонько засмеялся.

Все. Это было все, край. Ася рухнула на ближайший стул так, что едва не слетела туфля с левой ноги, и, запрокидывая голову, всплескивая руками и всхлипывая, захохотала. Слезы брызнули сразу.

– Симагин! – давясь истерическим смехом, время от времени выкрикивала она. – Да пошел ты к черту! Дурак! Да я вовсе не к тебе шла!

Так они и смеялись: Ася – словно кто-то судорожными движениями, впопыхах, насухо вытирал скрипящее и взвизгивающее от чистоты окно, и Симагин – словно негромкий седой колокольчик позвякивал.

А тут и чайник поспел. Отвернувшись от Аси и тем оставив ее как бы в одиночестве досмеиваться, утирать слезы и поплывшую краску, Симагин принялся за дело, приговаривая:

– Лавандочки положим, это от нервов. Мяты для вкуса, ты всегда любила ментоловые сигареты… Жи-ви-ительный будет напиток…

Ася, медленно успокаиваясь, смотрела в его худую спину. Чем-то он вдруг напомнил ей Офелию – розмарин, это для памятливости…

Почему он так спокоен? Он что, ждал ее? Это и впрямь заговор?

Тоже мне, свет…

Бред. Вот чем кончился этот сумасшедший вечер. Полным бредом и полным сумасшествием.

Как он мог сговориться с Александрой? Да и зачем?

А не так уж все и забылось, кое-что всплывает помаленьку, проявляется. Розмарин для памятливости… Точно. Вот на этом стуле я всегда и сидела. А ведь Симагина не Сергей зовут. Все-таки, кажется, Андрей. Почему он меня не поправил?

Пренебрегает. Действительно, какая ему разница, как я его зову. Симагин, и точка. Вот ведь мистика, только сегодня мечтала говорить: Сереженька… то есть Андрюшенька… тьфу!

– Симагин, – сказала Ася, – а ведь тебя не Сергей зовут, а Андрей, правда?

– Правда.

– Какого же лешего ты меня не поправил? Ну – забыла… так ведь сколько лет прошло, имела я право забыть?

– Имела, – невозмутимо ответил Симагин, колдуя с заваркой. – Потому и не поправил.

Логично, подумала Ася. Кошмар. А я – кретинка кретинкой. Ноги гудят… А ведь еще обратно как-то выбираться. Ну, я устроила себе вечер воспоминаний. Не удалось в Петропавловке погулять – зато тут нагулялась на всю оставшуюся жизнь. Редкостный идиотизм! Скорее бы домой – и забыть, забыть все это скорее. Всех ведьм, всех ведуний, всех колдунов и магов, всех бывших и настоящих любовников…

Но не так все было просто. Она ощущала свое тело, которое не требовало больше ничего, не вопило панически, а лишь тихо радовалось, отдыхая от соковыжималки метро, от напряженной ходьбы вслепую, от привычного, почти не осознаваемого, но изматывающего бабьего страха перед одиноким перемещением по ночному городу; и кухня, на которой она когда-то женственно, семейно, радостно варила суп, и мыла посуду, и ела этот суп из этой посуды с этим Симагиным и с Антоном, и пила с ними чай, вдруг стала чувствоваться как самое спокойное, самое надежное, самое защищенное место на свете. Не хотелось никуда идти. Вкусно пахло свежим чаем. И домом. Дома у нее пахло тоской. А здесь – пахло вкусным чаем и домом.

Но что же все-таки произошло? Что-то совершенно невозможное… нереальное.

– Ну, объясняй! – потребовала Ася. Симагин обернулся:

– Я?

Она только молча втянула воздух носом. А потом, когда он снова отвернулся и она поняла, что больше он ничего не скажет, спросила:

– Курить у тебя по-прежнему нельзя?

– Можно. Но уже чай готов. Попей сначала, Ась. Бутербродик сделать?

Ась… Бутербродик… Сю-сю-сю. Симагин во всей красе. Она вытянула ноги, откинулась на спинку стула и, запрокинув голову, даже прикрыла глаза. Хорошо… Ничего не ответила. И Симагин молчал. Только позвякивала посуда. Наверное, он чашки доставал, и Асе стало немного интересно их увидеть – вспомнит она эти чашки или нет; но не было сил поднять веки. Забулькал разливаемый чай. Она по-прежнему сидела с запрокинутой головой и закрытыми глазами. Медленно, почти равнодушно произнесла:

– Я же домой добраться не успею.

– Такси позовем, – услышала она голос Симагина. – Я тебе денег дам, если что. Отдыхай.

– Такси теперь тоже разные бывают…

– Ну хочешь – я тебе в Антошкиной комнате постелю. Утром двинешься.

У Аси перехватило горло, и глаза открылись сами собой, она уставилась на Симагина.

– Андрей… Для тебя это по-прежнему… Антошкина комната?

Симагин, осторожно и сосредоточенно несший к столу дымящиеся чашки на блюдцах, бросил ей в лицо удивленный взгляд.

– Знаешь, Ася, – проговорил он и поставил одну чашку перед нею, другую – на противоположный край стола. – Вот сахар… если хочешь. Вот ложечка… Знаешь, Ася, среди прочих легенд о знаменитом академике Орбели есть такая, – он ногой придвинул второй стул и сел напротив Аси. – На каком-то административном действе некий хмырь обратился к нему: "Вы, как бывший князь, должны понять…" Величавый академик величаво повернулся к хмырю и пророкотал: "Князь – это не должность, а порода. Вы ведь не можете сказать о собаке: бывший сенбернар".

Некоторое время они молча смотрели друг другу в глаза. Потом сквозь комок в горле Ася сказала:

– Спасибо.

Симагин чуть улыбнулся и пожал плечами.