Читать интересную книгу Пусть умрут наши враги - Александр Шакилов

Пока Зил боролся со слабостью, батя Лих прикрывал его от стрел, ловко отбивая их на подлете голыми руками. Похожее мастерство Зил видел на Арене Моса, когда выступали лучшие воины. Но чтобы такое умел делать батя?!..

– Зил! – рык отца вновь ударил по ушам, заставил лешего встрепенуться. Отбив все выпущенные стрелы, Лих выставил перед собой копье, приготовившись достойно встретить врага. – Найди Селену и Даринку! Спаси их! Прошу! Умоляю! А теперь беги! Беги, Зил!..

И что-то такое было в его голосе и взгляде…

Сказать бы твердо, мол, батя, я уже не мальчик, я мужчина, воин, и потому должен остаться с тобой, должен принять бой, и ничего, что мы не победим, нам никак не победить, зато мы умрем вместе, плечом к плечу!.. Все эти слова клокотали в глотке Зила, но наружу не смогли бы вырваться и под пытками. Невозможно отказать отцу. Ну никак! Ведь мама и сестра… Батя Лих прав: кто-то должен позаботиться о женщинах. И старший в семье решил, что должен именно он – Зил.

– Отец, обещаю: я их найду. Я спасу их! – пошатываясь и прихрамывая из-за стрелы, до сих пор торчавшей в ноге, Зил побежал к лесовнику.

С каждым шагом густые заросли – зеленые в любую погоду, хоть зимой, хоть летом – становились ближе, вот-вот примут Зила в свои ласковые объятья. Лесовник ждал лешего и радовался грядущей встрече…

Будто шипом кедровицы в сердце кольнули.

Почуяв неладное, Зил остановился и медленно обернулся.

Парочка ратников застряла посреди сектора ловушек. Зил мысленно пожелал им приятно провести время. А вот остальные княжьи воины с волчарками, обрывающими поводки, спешили в обход. Плохо. Если спустят псин, даже в лесовнике лешему несдобровать…

Следопыт на зоге добрался до отца!

Щелкая слюнявыми клыками и когтя воздух короткими передними лапами, боевой ящер навис над Лихом, который ловко уклонялся от его выпадов. Прыгая по сугробам, батя Лих поднял целую снежную бурю. Он не только защищался, но и атаковал. Ящер зашел слева, чтобы наезднику-следопыту было сподручней рубануть секирой, но Лих разгадал маневр и, тут же оказавшись на пути у зверя, ткнул его копьем. Жаль, не достал – повинуясь следопыту, дернувшему за повод, зог отпрянул. При этом он чудом не наступил на закладку хлопков. Ну почему ящер не поставил лапу дальше всего-то на треть меры?!.. Метнувшись вперед, Лих достал-таки ящера копьем. Кончик-шип вонзился в складки кожи на длинной шее, застрял в них и сломался, когда зог дернул массивным черепом.

Целую вечность – всего миг! – Зилу казалось, что укол не причинил зогу ни малейшего вреда. Но нет, ящер застыл вдруг на месте, будто все его суставы разом заклинило, а мышцы свело. Жалобно заверещав, он рухнул на снег. И только его тучный бок подмял сугробы, как все тело стали сотрясать судороги, хвост беспорядочно задергался, начисто срывая снег и дерн под ним.

Сыч ловко спрыгнул со спины зога за миг до того, как туша, содрогающаяся в конвульсиях, похоронила бы его под собой. С головы следопыта даже шляпа не слетела.

Почувствовав взгляд Зила, батя Лих чуть обернулся, подмигнул ему и махнул рукой, что означало: «Уходи, не жди меня!», и тут же с обломком копья бросился к следопыту.

Зил помчался-похромал к лесовнику. Лишь добравшись до зарослей, он еще раз взглянул на родной холм. Увиденное останется в его памяти до конца дней и будет преследовать Зила в кошмарах.

…Лезвие секиры вырвалось из веера алых брызг, как щучара, атакующая себеля, – из воды. Оно отделило голову с морщинистым лицом от туловища, сжимающего в мускулистых руках обломок копья…

Следопыт переступил через поверженное тело.

Только что это тело было отцом Зила, любимым батей Лихом, тем, кто держал когда-то Зила-малыша на руках, вытирал ему сопливый нос, учил ловить мелкую рыбешку и лягушек в ручьях лесовника и отличать ядовитые грибы от вкусных. А теперь?!..

– Зачем бежишь?! – прокашлял Сыч. Обращался он, понятно, к застывшему на месте Зилу. В одной руке у Сыча была обагренная секира, на предплечье другой шевелился файер. За его спиной, пошатываясь, встал на лапы зог, яд лишь ненадолго парализовал боевого ящера. – Малыш, иди ко мне! Все равно ведь поймаю!

Внутри у лешего стало пусто и гулко. Сердце в груди остановилось. «Бати больше нет, бати больше нет, бати больше…» – зазвучало эхом меж пульсирующих висков. Из глаз брызнуло, потекло по щекам.

– Я отомщу… – шевельнулись обветренные губы, разбитые ратниками в кровь. Горло закупорил кислый ком, Зил едва дышал, родимое пятно на предплечье зудело так, что хотелось оторвать руку и зашвырнуть ее как можно дальше. – Клянусь: отомщу. За батю. За дом. За все… Когда мать и сестра будут в безопасности, отомщу!

Родной холм враз стал чужим, неприветливым. Ноги налились тяжестью. Из раны на ноге тек алый ручеек. Каждый шаг отдавался болью в ушибленных ребрах. Зила душили рыдания, из-за них он не видел, куда шел.

Не соображая, что дальше делать, куда идти и как быть, ведомый лишь чувством долга, – пообещал отцу! мама, Даринка, где вы?! – Зил продирался через заросли, кидаясь то влево, то вправо, а то и вовсе возвращаясь назад, когда жажда мести одолевала его, и кулаки сжимались сами собой.

Мать никогда не покидала хутор. Даже в лесовник, до которого рукой подать, не вышла ни разу. И Даринка под стать ей, такая же домоседка. Они вместе волновалась, дожидаясь у ворот, когда Зил с батей Лихом забредали надолго в чащобу, чтобы набрать полные короба ягод и грибов.

Случилось что-то нехорошее, раз женщины оставили дом.

На них напали?! Увели силой? Кто?! Куда?..

Где-то далеко перекрикивались ратники. Надсадно лаяли волчарки. Зилу показалось, что рядом хрипло закашлялся Сыч, он поковылял на звук, но, сообразив, что ошибся, остановился на едва заметной звериной тропке. Хватит беспорядочно метаться. Он ладонью стер с лица пот и слезы. Прежде всего – уйти от погони, а уж потом все остальное: поиски и месть.

Бежать через подлесок, сплошь оплетенный лианами, приютившими на себе суккуленты сотен различных видов, было тяжело для обычного человека, но не для лешего. А вот ратникам небось несладко в зарослях. Да и зогу – сильная зверюга, ничто ее не берет – вряд ли легко продираться через лесовник. Далеко не всякому дано без труда двигаться по большому организму, состоящему из великого множества могучих деревьев, кустарников, трав и животных.

Кроны кедровиц и елей, дубовиков и сосен загораживали небо. Солнечный свет отражался от снега, запутавшегося в верхнем ярусе деревьев. Вокруг завывало, ухало и стрекотало покрытое мехом и роговыми пластинами зверье, зверье многолапое и когтистое, с клыками, выпирающими из пасти и с пестрыми крыльями. Тут и там, извиваясь, скользили по земле ползучие гады всех цветов и оттенков. И шелестели в ветвях насекомые – мелкие и покрупнее, а некоторые даже размером с голову чистокровного. Под ногами Зила то и дело хлюпало и квакало – в лесовнике много болот и ручьев, и есть вполне полноводные речушки, образованные тем, что, растаяв, капало с крон, а то и низвергалось целыми водопадами, когда зима сменялась весной и жарким летом. Который раз уже Зила окатило с головы до ног ледяной водой!..

Он спешил прочь от родного холма.

Внутри у него клокотало, точно в котле над огнем.

Его переполняла ненависть, мысли путались, он никак не мог сложить разрозненные куски событий, свидетелем которых стал, в нечто целое, связанное. «Прости меня, батя Лих! Прости! – металось эхом в голове. – Я должен был остаться с тобой и принять бой. Должен был!..»

Зил вскрикнул, зацепившись за трухлявый пень торчащей из ноги стрелой. Древко сломалось, теперь наконечник будет сложней извлечь, зато боль отрезвила.

Леший осмотрелся. Все вокруг было серо-зеленым и влажным. Серо-зелеными и влажными были листья папоротников, разросшихся меж деревьев-исполинов. Корни деревьев – толщиной как целые стволы – зависли над каменистым обрывом, глубины которого гудели, будто бессчетные ульи пчел, собранные в одном месте.

Сам того не заметив, Зил добрался до реки Кипяточки.

Русло ее располагалось в разломе земной коры шириной с полсотни мер, не меньше. Зил осторожно подошел к краю разлома. Осторожно – потому что скалистый край покрыла корка льда – часть влаги, выброшенной гейзерами из-под земли, опала тут и замерзла. Если бы боль не привела его в чувство, Зил запросто мог сверзиться с обрыва.

Внизу, между валунами, клокотала вода. От перекатов клочковатым туманом поднимался пар. Бурный поток Кипяточки не замерзал даже в самую лютую зиму. Отличное местечко для самоубийц, но не для Зила. Он-то еще собирался пожить.

Отойдя от края разлома на пяток шагов, – вдруг земля осядет? – он прислушался.

Лесовник звучал вполне обычно: фырчали среди валежника ежи, выискивая червячар, долбил по трухлявой сосне дятел, в болотце рядом, чвякая грязцой, ворочалось что-то пучеглазое, подозрительно розовокожее. Внизу рокотал поток. Фыркнув, из потока устремился вверх столб пара и брызг, завис на миг в воздухе радугой и шумно обрушился на голые валуны, не способные удержать на себе ни клочка растительности.