Читать интересную книгу Битва рассказов 2013 - Сборник

— Как же ты так, друг?!

Подниматься в гору против ветра — не самое приятное занятие, даже привыкшие к постоянным ветрам воины роптали на неугомонную стихию, лошадей уже давно пришлось оставить, иначе бы те просто издохли, а Хан планировал ещё возвращаться назад. Спустя несколько часов, впереди, на достаточно большом каменном уступе показались чужие знамёна, гордо развевающиеся на ветру. Поднявшись на уступ, воины выстроились в защитных позициях. Хан выступил вперёд с двумя стражами позади. Навстречу так же выдвинулся Тармаширин-хан. Подойдя вплотную, оба правителя долго смотрели друг на друга, ожидая пока начнёт говорить другой.

— Ты стоишь на моём пути, Тармаширин.

— Ты идёшь по моей земле, Есун-Тэмур, что надо тебе в моём улусе?

— Я не обязан сообщать тебе это.

— Так же как и я пропускать тебя.

Если бы что попало сейчас между спорщиками, наверняка бы сгорело и превратилось в пепел в одно мгновение. Оба слишком горды, чтобы уступить.

— Подобру ты с моего пути не уйдёшь? — Практически прямая угроза, не самое лучшее продолжение разговора, но Хану было всё равно, его вела цель, и он сломает любые преграды стоящие на пути.

— Ну что же, значит и ты не уйдёшь с моей земли. — Сам виноват, Есун, так считал Тармаширин.

Хан развернулся и пошёл к стройным рядам своих воинов.

Когда битва началась, Есун был спокоен и грозно смотрел, будто сминал взглядом ряды противника. Войны были готовы умереть за своего Хана, а если надо — то и после смерти служить ему.

Прозвучала команда, воины двинулись вперёд. Неспешным бегом преодолевая пространство до вражеских построений, так же двигались и воины Тармаширина. Когда расстояние сократилось, прозвучала другая команда, и юаньцы неожиданно остановились, присели и выхватили луки, бегущие следом встали позади первой шеренги и тоже достали луки. Выстрелы получились практически в упор, для этого оружия, большинство стрел достигли своих целей.

Такого хода хан улуса Чагатая не ожидал, использовать луки при таком ветре было бы практически бесполезно, если бы не маленькое расстояние. Но Тармаширин всего лишь удивился, на его стороне было численное превосходство в полтора раза, и потеря пары воинов его не расстроила.

Проредив первые несколько рядов, войны Есуна пошли в атаку обнажив мечи и палаши. Зазвенела сталь, потекла, орошая девственно чистый снег, кровь, крики боли и ярости начали раздаваться отовсюду. Постепенно чагатайцы начали теснить воинов Хана, но тот оставался все так же спокоен, когда битва опасно приблизилась к нему, с тыла врага раздался дружный боевой клич, и со следующего, такого же, как и тот на котором велось сражение, уступа посыпались войны.

Есун готовился к этой битве и выбрал медленный темп продвижения, послав в обход не очень большой отряд, чтобы тот ушёл вперёд и позже, когда на пути встанет Тармаширин, зашёл с тыла его войска. И теперь этот отряд сметал противника со скоростью лавины.

Спустя час всё кончилось, Тармаширин-хан с последними войнами ретировался. Разбив лагерь, уставшие войны принялись за вечернюю трапезу и сон, а Хан сидел и смотрел вверх на склон, будто пытаясь хоть чуть-чуть ещё приблизиться к цели. Решив не ждать целую ночь и, взяв с собой стражу, он продолжил подъём.

Спустя полчаса между скалами показался вход в пещеру. Подойдя ближе, Великий приказал двум стражам следовать за ним, а остальным остаться у входа.

Вступив внутрь, стража разожгла факелы, один встал впереди, а другой позади Хана. Сжимая в руках оружие и готовые во чтобы то не стало защитить своего предводителя. Вокруг было множество ледяных колонн, свисающих и наоборот растущих из пола, достаточно острых, конусообразных ледышек. Свет факелов красиво отражался от этих природных колонн, от стен и снега, переливался как живой. Хан засмотрелся на эту красоты и вздрогнул, когда за спиной раздался вскрик и грузный удар об лёд, Хан развернулся и увидел труп стража с торчащей из спины стрелой. Второй страж недоумённо уставился на труп товарища и через секунду, издав приглушённый стон, упал с выпученными глазами, из его спины тоже торчала стрела. Хан прижался спиной к колонне, достал меч, в зале было слышно лишь его дыхание и ничего больше. Постояв так несколько минут Есун, подняв факел, осторожно переступил через тела и двинулся дальше, с каждым шагом ступая всё осторожнее, как будто мог оступиться и упасть в пропасть. Пройдя второй зал с колоннами изо льда, он увидел впереди ровную ледяную поверхность небольшого подземного озера. Преодолев половину этой широкой доски, Хан услышал сзади звон и обернулся, как раз вовремя чтобы увидеть летящую в него стрелу, время приостановило свой ход, стрела медленно вращаясь в воздухе приближалась, возможности увернутся уже не оставалось. Всё что он успел — это немного довернуть тело и поймать стрелу не в сердце, а в левую руку, факел упал на лёд. Там, между двумя огромными ледышками стояла Гюзель-Лейлат, но уже не та, которую он любил, добрая и лёгкая, не та, которую он отправил на смерть, заплаканная и обессилившая, а безумная и всклоченная ведьма, тень его жены.

Бросив лук наземь, она выхватила палаш и с диким, нечеловеческим смехом понеслась на Есуна. Рука не слушалась, осталась только правая, всё было бы просто для тренированного война даже с одной рукой, но не против сошедшей с ума. Подбежав вплотную, та с размаху рубанула, целя в шею, Хан еле смог увернутся от клинка, лишь немного оцарапав шею. Он принялся отбиваться, удары были страшны и быстры, как будто не человек бил, а медведь. Огонь гас, оставляя людей в темноте. Неудачно отразив атаку, Хан поскользнулся и повалился на землю, что его и спасло, хорошо отточенное острие прошло в сантиметре от лица. По инерции Гюзель развернуло, и Есун успел подняться на ноги. А когда та повернулась, встретил ударом в сердце. Пламя погасло окончательно.

— Прости…

Прошептал, и слезы сами покатились из глаз. Упав на колени, он прижал к себе тело Гюзель и, качая её на руках, просил прощения.

Спустя несколько минут, а может несколько часов, Хан встал на ноги, разжёг факел заново и нетвёрдым шагом направился к видневшемуся гробу Чингисхана.

* * *

Оставленная у входа в пещеру стража тщетно пыталась разглядеть своего предводителя, темнота сгущалась так плотно, что свет факелов не пробивал её. Над горизонтом потихоньку начало выползать солнце, ему всё нипочём, ползёт себе по небосводу и не задумывается о людских страхах.

Вдруг внутри пещеры раздались тихие шаги, стража крепче сжала своё оружие и принялась всматриваться ещё сильнее. Неожиданно солнечный луч осветил у самого входа Хана, в руках он держал окровавленный меч. Обычно бесстрашные войны в страхе подались назад, а Есун-Тэмур смотрел на своих воинов с лёгкой ухмылкой. Один глаз у него был синий как небо, а другой зелёный как изумруд.

«Majestic»

Ксения Власова — Воля Неба

Юрту наполняла дымная вонь. Чадили и трещали объятые огнем кизяки, метались по стенам тени.

Возле костерка замерла Гюзель-Лейлат. Уронив голову, вглядывалась в хнычущий сверток на своих коленях, потряхивала, баюкала.

Хан задумчиво восседал на коврах, созерцая лежавшую перед ним небольшую фигурку цвета начищенного серебра.

Зыбкий свет выхватывал неподвижные лица стражи и Всезнающего. Именно последний и привел ханское войско к могиле великого Чингиза, которую никто не мог сыскать вот уже сотню лет.

А старик Жондырлы — сумел.

Но это не принесло счастья роду Хана.

— Сакрын ичтыр басак! — сухая, как старая ветка, рука Жондырлы-ака ткнула в сторону Гюзель-Лелат. — Кондыргэн басак! Басак!

Женщина вскочила с колен.

— Кэчюм дыр! Хавсанат гэйды салдынык! Кэчюм дыр! Кэчюм дыр! — тонко закричала, сбиваясь на визг и вой, отступая вглубь, пряча за спину свёрток.

Никому не дозволено прикасаться к фигуркам, посланным Небом. Кроме тех, кому они предназначены. Молодая мать нарушила запрет.

— Кэчюм йок! Йок! — отверг мольбу Хан. И бесстрастным голосом приказал: — Жондарбай!

По знаку старейшины стражники вскочили и безмолвно нависли над испуганной женщиной. Ее глаза светились бешеным огнем и решимостью. Стало ясно, что молодая мать пойдет на все, чтобы спасти своего ребенка. Внезапно откуда-то из складок одежды она выхватила короткий нож и приставила к своей груди. Другой рукой она крепко сжимала малыша.

— Нетем ичтыр! — прокричала женщина, сверкнув глазами.

Все прекрасно знали, что Гюзель-Лейлат была любимой женой хана. Но она совершила ошибку и должна за это заплатить.

Когда около часа назад старейшина Жондырлы вышел из пещеры, ставшей последним пристанищем Чингиз-хана, рука его сжимала цепочку, на которой покачивалась серебристая фигурка волка.