Читать интересную книгу Киноповести - Василий Макарович Шукшин

сказать следующее…

Белобрысый неудержимо икал.

– Выпей воды! – обозлился Пашка.

– Я только что пил – не помогает, – сказал белобрысый, сконфузившись.

– Значит, так… – продолжал Пашка, затягиваясь папироской. – О чем мы с вами говорили?

– Где вы учились?

– Я волнуюсь, – сказал Пашка (ему не хотелось говорить, что он окончил только пять классов). – Мне трудно говорить.

– Вот уж никогда бы не думала! – воскликнула девушка. – Неужели вести горящую машину легче?

– Видите ли… – опять напыщенно заговорил Пашка, потом вдруг поманил к себе девушку и негромко, так, чтобы другие не слышали, доверчиво спросил: – Вообще-то, в чем дело? Вы только это не пишите. Я что, на самом деле подвиг совершил? Я боюсь, вы напишите, а мне стыдно будет потом перед людьми. «Вон, – скажут, – герой пошел!» Народ же знаете какой… Или – ничего, можно?

Девушка тоже засмеялась… А когда перестала смеяться, некоторое время с интересом смотрела на Пашку.

– Нет, это ничего, можно.

Пашка приободрился.

– Вы замужем? – спросил он.

Девушка растерялась.

– Нет… А, собственно, зачем вам это?

– Можно я вам письменно все опишу? А вы еще раз завтра придете, и я вам отдам. Я не могу, когда рядом икают.

– Что я, виноват, что ли? – сказал белобрысый и опять икнул.

Девушку Пашкино предложение поставило в тупик.

– Понимаете… я должна этот материал дать сегодня. А завтра я уезжаю. Просто не знаю, как нам быть. А вы коротко расскажите. Значит, вы из Суртайки. Так?

– Так. – Пашка скис.

– Вы, пожалуйста, не обижайтесь на меня, я ведь тоже на работе.

– Я понимаю.

– Где вы учились?

– В школе.

– Где, в Суртайке же?

– Так точно.

– Сколько классов кончили?

Пашка строго посмотрел на девушку.

– Пять. Не женатый. Не судился еще. Все?

– Что вас заставило броситься к горящей машине?

– Дурость.

Девушка посмотрела на Пашку.

– Конечно. Я же мог подорваться, – пояснил тот.

Девушка задумалась.

– Хорошо, я завтра приду к вам, – сказала она. – Только я не знаю… завтра приемный день?

– Приемный день в пятницу, – подсказал «ходячий».

– А мы сделаем! – напористо заговорил Пашка. – Тут доктор добрый такой старик, я его попрошу, он сделает. А? Скажем, что ты захворала, бюллетень выпишет.

– Приду. – Девушка улыбнулась. – Обязательно приду. Принести чего-нибудь?

– Ничего не надо! Меня профсоюз будет кормить.

– Тут хорошо кормят, – вставил белобрысый. – Я уж на что – вон какой, и то мне хватает.

– Я какую-нибудь книжку интересную принесу.

– Книжку – это да, это можно. Желательно про любовь.

– Хорошо. Итак, что же вас заставило броситься к машине?

Пашка мучительно задумался.

– Не знаю, – сказал он. И виновато посмотрел на девушку. – Вы сами напишите чего-нибудь, вы же умеете. Что-нибудь такое…

Пашка покрутил растопыренными пальцами.

– Вы, очевидно, подумали, что если бочки взорвутся, то пожар распространится дальше – на цистерны. Да?

– Конечно!

Девушка записала.

– А ты же сказала, что уезжаешь завтра. Как же ты приедешь? – спросил вдруг Пашка.

– Я как-нибудь сделаю.

В палату вошел доктор.

– Девушка, милая, сколько вы обещали пробыть? – спросил он.

– Все, доктор, ухожу. Еще два вопроса… Вас зовут Павлом?

– Колокольников Павел Егорыч. – Пашка взял руку девушки, посмотрел ей прямо в глаза. – Приди, а?

– Приду. – Девушка ободряюще улыбнулась. Оглянулась на доктора, нагнулась к Пашке и шепнула: – Только бюллетень у доктора не надо просить. Хорошо?

– Хорошо. – Пашка ласково, благодарно смотрел на девушку.

– До свиданья. Поправляйтесь. До свиданья, товарищи!

Девушку все проводили добрыми глазами.

Доктор подошел к Пашке.

– Как дела, герой?

– Лучше всех.

– Дай-ка твою ногу.

– Доктор, пусть она придет завтра, – попросил Пашка.

– Кто? – спросил доктор. – Корреспондентка? Пусть приходит. Влюбился, что ли?

– Не я, а она в меня.

Смешливый доктор опять засмеялся.

– Ну, ну… Пусть приходит, раз такое дело. Веселый ты парень, я погляжу.

Он посмотрел Пашкину ногу и ушел в другую палату.

– Думаешь, она придет? – спросил белобрысый Пашку.

– Придет, – уверенно сказал Пашка. – За мной не такие бегали.

– Знаю я этих корреспондентов. Им лишь бы расспросить. Я в прошлом году сжал много, – начал рассказывать белобрысый, – так ко мне тоже корреспондента подослали. Я ему три часа про свою жизнь рассказывал. Так он мне даже пол-литра не поставил. Я, говорит, не пьющий, то, се – начал вилять.

Пашка смотрел в потолок, не слушал белобрысого. Думал о чем-то. Потом отвернулся к стене и закрыл глаза.

– Слышь, друг! – окликнул его белобрысый.

– Спит, – сказал человек с «самолетом». – Не буди, не надо. Он на самом деле что-то совершил.

– Шебутной парень! – похвалил белобрысый. – В армии с такими хорошо.

Пашка долго лежал с открытыми глазами, потом действительно заснул. И приснился ему такой сон.

Как будто он генерал. И входит он в ту самую палату, где лежал он сам… Но только в палате лежат женщины. Тут Катя Лизунова, корреспондентка, Маша-птичница, городская женщина, женщина с нефтебазы и даже тетка Анисья… И свита вокруг Пашки – тоже из женщин.

Вошел Пашка и громко поздоровался.

Ему дружно ответили:

– Здравствуйте, товарищ генерал!

– Почему я не слышу аплодисментов? – тихо, но строго спросил Пашка-генерал у свиты. Одна из свиты угодливо пояснила:

– Дамская палата…

И она же попыталась надеть на Пашку халат.

– Не нужно, – сказал Пашка, – я стерильный.

И началось стремительное шествие генерала по палате – обход.

Первая – Катя Лизунова.

– Что болит? – спросил Пашка.

– Сердце.

– Желудочек?

Катя смотрит на Пашку как на дурака.

– Сердце!

Пашка повернулся к свите.

– Считается, что генерал – ни бум-бум в медицине. – И снисходительно пояснил Кате: – Сердце тоже имеет несколько желудочков. Ма-аленьких.

И дальше. Дальше – корреспондентка, «странная и прекрасная».

– Что? – ласково спросил Пашка.

– Сердце.

– Давно?

– С семнадцати лет.

– Ну, ничего, ничего…

Пашка двинулся дальше. Маша-птичница.

– Тоже сердце? – изумился Пашка.

– Сердце.

– Кошмар.

Пашка идет дальше.

Городская женщина.

Пашка демонстративно прошел мимо.

Тетя Анисья. Поет.

Пашка остановился над ней.

– И у тебя сердце?

– А что же я, хуже других, что ли? – обиделась Анисья. – Смешной ты, Павел: как напялит человек мундир, так начинает корчить из себя…

– Выписать ей пирамидону! – приказал Пашка. – Пятьсот грамм. Трибуну.

Принесли трибуну. Пашка взошел на нее.

– Я вам скажу небольшую речь, – начал он, но обнаружил непорядок. – Где графин?!

– Несут, товарищ генерал.

– Ну, что?! – Пашка обращался к женщинам, лежащим в палате. – Допрыгались?! Докатились?! Доскакались?!..

…И тут засмеялся белобрысый. Пашка поднял голову.

– Ты чего? Белобрысый все смеялся.

– Это он во сне, – пояснил один пожилой больной. Все другие уже спали. Была ночь.

– Вот жеребец, – возмутился Пашка. – Здесь же больница все же.

Он лег и крепко зажмурился… И снова он на трибуне.

– На чем я остановился? – спросил он свиту.

– Вы им сказали,