Читать интересную книгу Мелодии для танцев на медвежьей вечеринке - Роберт Кормер

В этот день покупатели один за другим приходили и уходили. Бесперебойно дзинькал кассовый аппарат. Мистер Хирстон энергично встречал их, меняя шутки о погоде одну за другой, время от времени улыбаясь или смеясь. Генри никогда еще не видел его таким веселым. Не было его традиционных комментариев, адресованных уже ушедшим покупателям. И еще, делая расчеты, он что-то напевал себе под нос.

Наконец, когда день подошел к концу, мистер Хирстон закрыл входную дверь и перевернул на ней табличку, чтобы надпись «Закрыто» оказалась снаружи. Генри ждал. Мистер Хирстон подошел к кассовому аппарату и выдвинул из-под него ящик, достал из него эскиз и развернул его так, чтобы Генри мог его увидеть. Ужасный «X» был удален, и только пятна от стертого карандаша продолжали напоминать о нем.

— Ты видишь, что «X» удален?

Генри озадаченно кивнул.

- Ты видел его, правильно? Я знал, что ты обязательно постараешься еще раз взглянуть на эскиз. Именно поэтому я его перечеркнул. Ведь ценишь, только когда думаешь, что теряешь. Я хотел, чтобы ты сумел это оценить.

Мистер Хирстон разложил эскиз на клавишах аппарата, глядя на Генри все теми же беспощадными глазами.

— Ведь ты не хочешь потерять свою работу, не так ли? — спросил он.

Генри закачал головой, с трудом глотая слюну, словно что-то застряло у него в горле.

— И ты также хочешь, чтобы на могиле твоего брата стоял этот красивый памятник, — указал он на эскиз.

Генри кивнул, не зная, что и сказать.

— Прекрасно! — воскликнул бакалейщик. — Ты можешь продолжать работать.

Заходящее солнце заглянуло в окно, прорисовав пятнами пыль, летающую в воздухе — пыль, которая позже уляжется на прилавках.

— Памятник для твоего брата? Я поговорил с моим другом, с тем, кто нарисовал эскиз. Он сделает его из лучшего камня, который можно найти в карьерах штата Вермонт. Это будет мой тебе подарок.

В изумлении Генри подумал: «Но за что?» Вопрос повис в уме у Генри прежде, чем он спросил:

— Но за что?

— Просто так.

Что еще за «просто так»?

- И что я должен сделать?

- То, что ты должен, сделать очень просто, — сказал мистер Хирстон, прислонившись к стене и прикрыв глаза, словно выбирая, что же поручить Генри. — Это не потребует никакого навыка вообще, только немного усилия. Возможно, придется проявить немного хитрости и, вместе с тем, простодушия. Не надо быть таким хитрым как евреи. У каждого имеется немного такой хитрости…

Генри ждал, моргая глазами от недоумения, не поняв, о какой хитрости идет речь.

— Но днем я у вас работаю.

— В тот день ты работать не будешь. Но все равно я тебе его оплачу.

— Ладно, — озадачено сказал Генри, с трудом выпуская воздух.

— Когда в конце дня центр закрывается, я от тебя слышал, что он закрывается в шесть часов вечера, ты остаешься внутри так, чтобы тебя не заметили.

— Но как это можно сделать? Меня заметят, если я не ушел.

— Ты должен скрыться, — сказал мистер Хирстон с внезапным нетерпением. Должно быть какое-то место, где можно скрыться. Ты — маленький мальчик. Может, в ванной, или в какой-нибудь комнате, которая там должна быть.

— Там есть складское помещение, — сказал Генри, и тут же пожалел, что упомянул это место, потому что он не был уверен в том, что ему вообще где-нибудь там захочется скрываться.

— Прекрасно. Главное, оставаться незамеченным, пока все не уйдут.

Генри заглянул в окно. Он увидел мистера Сельского в его синем шерстяном костюме-тройке, пересекающего тротуар напротив входа в магазин.

— Какое-то время тебе нужно подождать, убедиться в том, что все ушли. И тогда ты выходишь…

Генри вообразил себя в вечернем мраке неосвещенного центра. «Жуть какая-то», — подумал он.

— И ты находишь молоток. Там должен быть молоток, правильно? Ты сказал, что у них есть разные инструменты. Хорошо, находишь молоток. Или даже топор. Что-нибудь вроде того…

«Он сошел с ума», — подумал Генри.

— И что я делаю молотком?

— Я хочу, чтобы ты взял молоток и разбил деревню старика. Разбей, разломай…

Генри снова отшатнулся, словно получил от мистера Хирстона удар в живот, отчего у него сперло дыхание.

— В чем дело? — спросил мистер Хирстон, его глаза стали похожи амбразуры, а брови над ними сомкнулись перемычкой над переносицей.

Генри оцепенел. Он не мог говорить. Его затрясло, когда представил себе деревню старика, разбитую вдребезги молотком.

— Ладно, ладно, — продолжил мистер Хирстон. — Звучит ужасно, когда я сказал, что это так здорово. Но нам не нужно разрушать настоящую деревню. Это «липовая» деревня.

— Я не могу этого сделать, — сумел проговорить Генри.

— Уверен, что можешь. Тебе не придется уничтожать реальную собственность. Деревня — игрушка. Фигурки людей, которые он сделал — тоже игрушки. Все игрушки рано или поздно ломаются.

— Но она — подобие той реальной деревни старика, в которой он вырос, где жила его семья. Она означает для него целый мир…

— Послушай, да для него это будет только лучше, — наступал мистер Хирстон. — Ты мне сказал, что он ее почти закончил, не так ли? И что он будет делать затем? Ему будет плохо, если ему будет нечем заняться. И тогда он сможет восстанавливать свою деревню. Он будет это делать снова и снова, найдя в этом премного удовольствия. Помнишь, ты как-то сказал, что он забывается, когда работает. Это его счастье, когда в его руках инструменты. Замечательно, у него снова будет случай взять их в руки. Ты видишь?

Генри не видел. Но перед его глазами стояла разрушенная деревня, и это выглядело ужасно, разрушенные дома, разломанные фигурки людей.

И тогда он торжественно заявил:

- Деревни больше там не будет, — сказал он. — Мистер Левин получил первую премию на конкурсе, проведенном властями города, — волнение еще сильнее охватило его. — Деревня будет стоять на выставке в здании муниципалитета.

— И когда же это произойдет? — подозрительно спросил бакалейщик, как будто Генри просто оправдался.

— В субботу, — ответил он. — Соберется большая церемония. Будет присутствовать сам мэр.

Конечно, мистер Хирстон и не смог бы допустить момента славы этого старика.

— У нас есть время, — сказал бакалейщик. — Сегодня — среда. Ты можешь это проделать завтра вечером, или в пятницу — самое позднее.

— Нет, — крикнул Генри громче, чем он хотел. Слово толкнуло воздух, отозвавшись эхом в его ушах.

Глаза мистера Хирстона высветились на нем. На мгновение Генри испугался, что бакалейщик вот-вот сразит его наповал. Но вместо этого он вздохнул, и когда он заговорил, его голос был спокоен и почти нежен.

— Не надо принимать решение сейчас, Генри. Подумай об этом какое-то время. Подумай сегодня вечером. И подумай о том, смогу ли я доверять тебе, если ты не можешь сделать для меня такую лишь малость, и смогу ли я после всего доверять тебе здесь, в магазине, — и теперь наполняя слова сожалением. — Разве ты не видишь, что если я тебя уволю, то больше не будет жалования, которое так помогает дома, и памятника никакого не будет на могиле у твоего брата, — и добавив в голос нежности и мягкости. — И знаешь, что еще, Генри? Я должен буду рассказать о тебе другим торговцам — о том, что ты не благонадежен, и никто тебя больше не наймет, или даже не позволит войти к себе в магазин, — и уже почти шепча. — Директор школы, в которой ты учишься — мой друг. Я должен буду сообщить ему, что за тобой нужен глаз да глаз. Кто знает? Может, ты всех обманываешь в школе. Обманщикам доверять нельзя.

Генри слушал. Он был ошеломлен ужасными словами бакалейщика и еще ужасней его поручение или просьба (Генри не мог точно определить, что это было на самом деле), и то, как все это произносилось мягким и нежным голосом. Он не сомневался в том, что мистер Хирстон был способен выполнить все точно так, как говорит, и в том, что он сдержит свое слово.

Бакалейщик прочистил горло:

— Хорошо, — сказал он так, словно он только что заключил выгодную сделку с покупателем. — Пока все оставим как есть, Генри. Конечно, ничего такого не произойдет. И совершить все это было бы не слишком хорошо с моей стороны. Все, что я хочу от тебя, чтобы ты разгромил эту маленькую игрушечную деревню. Не уже ли я так много от тебя хочу, для того, чтобы для тебя же все потом сделать?

Прежде, чем Генри сумел хоть что-то сказать, а он в этом не был уверен, бакалейщик поднял руку, словно учитель, призывающий к тишине. — Нет, не говори ничего. Подумай об этом, Генри — о том, что я сказал. Подумай обо всем хорошем, а затем о плохом. Сейчас ты можешь сказать такое, о чем будешь сожалеть позже. Подумай сегодня вечером. Дома. В кровати. А завтра ты дашь ответ.

Генри кивал, соглашаясь, имея лишь только одно желание — как можно быстрее выйти, прочь из этого помещения, подальше от мистера Хирстона и его предложений, подальше от его жутких планов.