в дозор, и, увидев татарские полки, вернулся, и повелел воинам своим вооружаться. А оба Мстислава оставались в стане, не зная об этом: Мстислав Галицкий не сказал им ничего из зависти, ибо между ними была великая распря.
И так встретились полки, а выехали вперед против татар Даниил Романович, и Семен Олюевич, и Василько Гаврилович. Тут Василька поразили копьем, а Даниил был ранен в грудь, но он не ощутил раны из-за смелости и мужества; ведь он был молод, восемнадцати лет, но силен был в сражении и мужественно избивал татар со своим полком. Мстислав Немой также вступил в бой с татарами, и был он также силен, особенно когда увидел, что Даниила ранили копьем. Был ведь Даниил родственником его отца, и Мстислав очень любил его и завещал ему свои владения. Также и Олег Курский мужественно сражался; также и Ярун с половцами подоспел и напал на татар, желая с ними сразиться. Но вскоре половцы обратились в бегство, ничего не достигнув, и во время бегства потоптали станы русских князей. А князья не успели вооружиться против них; и пришли в смятение русские полки, и было сражение гибельным, грехов наших ради. И были побеждены русские князья, и не бывало такого от начала Русской земли.
Князь же великий Мстислав Романович Киевский, внук Ростислава, правнук Мстислава, который был сыном Владимира Мономаха, и князь Андрей, зять Мстислава, и Александр Дубровский, видя это несчастье, никуда не двинулись с места. Разбили они стан на горе над рекой Калкой, так как место было каменистое, и устроили они ограду из кольев. И сражались из-за этой ограды с татарами три дня. А татары наступали на русских князей и преследовали их, избивая, до Днепра. А около ограды остались два воеводы, Чегирхан и Тешухан, против Мстислава Романовича, и его зятя Андрея, и Александра Дубровского; с Мстиславом были только эти два князя. Были вместе с татарами и бродники, а воеводой у них Плоскиня. Этот окаянный воевода целовал крест великому князю Мстиславу, и двум другим князьям, и всем, кто был с ними, что татары не убьют их, а возьмут за них выкуп, но солгал окаянный: передал их, связав, татарам. Татары взяли укрепление и людей перебили, все полегли они здесь костьми. А князей придавили, положив их под доски, а татары наверху сели обедать; так задохнулись князья и окончили свою жизнь.
А других князей, которых татары преследовали до Днепра, было убито шесть: князь Святослав Каневский, Изяслав Ингваревич, Святослав Шуйский, Мстислав Черниговский с сыном, Юрий Несвижский, а из воинов только десятый вернулся домой. И Александр Попович тут был убит вместе с другими семьюдесятью богатырями. Князь же Мстислав Мстиславич Галицкий раньше всех переправился через Днепр, велел сжечь ладьи, а другие оттолкнуть от берега, боясь погони; а сам он едва убежал в Галич. А Владимир Рюрикович, племянник Романа, внук Ростислава Мстиславича, сел на престоле в Киеве месяца июня в шестнадцатый день. А случилось это несчастье месяца мая в тридцатый день, на память святого мученика Ер-мия. Только десятая часть войска вернулась домой, а у некоторых половцы отняли коня, а у других одежду. Так за грехи наши Бог отнял у нас разум, и погибло бесчисленное множество людей. Татары же гнались за русскими до Новгорода-Святополча. Христиане, не зная коварства татар, выходили им навстречу с крестами, и все были избиты. Говорили, что одних киевлян погибло тогда 30 тысяч.
И был плач и вопль во всех городах и селах. Татары же повернули назад от реки Днепра, и мы не знаем, откуда они пришли и куда исчезли. Один только Бог знает, откуда он привел их за наши грехи, и за похвальбу, и высокомерие великого князя Мстислава Романовича. Говорят, что когда распространился слух про этих татар, что завоевывают они многие земли и приближаются к русским пределам, великому князю сказали о них; а он ответил: „Пока я нахожусь в Киеве — по эту сторону Яика, и Понтийского моря, и реки Дуная татарской сабле не махать“. А Василька Константиновича, который пришел на помощь с войсками к Чернигову, тогда сохранил Бог. И, услышав о несчастье, случившемся на Руси, он возвратился в свой Ростов, сохраненный Богом».
Когда и где возникла «Повесть о битве на Калке»? По мнению большинства современных исследователей, она восходит к первоисточнику трех сохранившихся древнейших летописей[32]. При этом она была так или иначе связана с Ростовом и княжившей в нем династией.
Первым попытался это доказать А.А. Шахматов. Исследуя Лаврентьевскую летопись, он отметил сильную ростовскую струю, которая фиксируется в этой летописи после 1205 г. Исследователь писал: «с 1206 г. в Лаврентьевской обнаруживается рука ростовского летописца, человека близкого к князю Константину Всеволодовичу. Большая часть суздальских известий 1206–1218 гг. (в 1218 г. Константин скончался) проникнута самым теплым, сердечным отношением к „блаженному“, „благочестивому“, „христолюбивому“, „благоверному“ князю Константину, а под 1218 г. помещена обширная прочувственная похвала ему; перед этим записано его поучение к детям… Можно предполагать, что составитель Лаврентьевской нашел эту Ростовскую летопись (доведенную, по-видимому, до 60-х гг. XIII в.) в одном своде с Владимирской летописью 1185 г., т. е. эта последняя предшествовала ростовским записям XIII в.»[33]. Отсюда последовал вывод, что рассказ о событиях на Калке был составлен первоначально в Ростове под живым, непосредственным впечатлением от них.
В первой половине XX в. под влиянием работ А.А. Шахматова общим мнением исследователей стало убеждение, что «три древнейших русских летописных списка: Лаврентьевский список 1377 года, Новгородская первая летопись в синодальном харатейном списке XIV века и Ипатьевский список начала XV столетия дают нам изложение „Повести о битве на реке Калке“»[34].
Вместе с тем встал вопрос: ни новгородцы, ни князья Северо-Восточной Руси не принимали участия в битве на Калке (как известно, ростовский князь Василько Константинович дошел только до Чернигова), а между тем рассказ о сражении на Калке читается как в Новгородской первой летописи, так и в Лаврентьевской летописи, причем его начальная часть находит точную аналогию в обоих летописных сводах.
Пытаясь объяснить данный парадокс, А.А. Шахматов предположил существование гипотетического «Полихрона начала XIV в.», к которому могли восходить известия Лаврентьевской и Новгородской первой летописей.
Но вскоре данная логическая конструкция была подвергнута первым сомнениям. Простой довод М.Д. Приселкова, что в обеих летописях совпадают только два известия: рассказ о борьбе рязанских князей (под 6725 г.) и начало «Повести о битве на Калке» (под 6731 г.), полностью опроверг возможность существования «Полихрона начала XIV в.».
Поэтому М.Д. Приселкову пришлось внести определенные коррективы в схему своего учителя. Он согласился