Читать интересную книгу Вечный сон - Раймонд Чэндлер

Я просунул голову в машину, показал таксисту доллар и сказал:

— Покатаемся? Надо одного типа выследить.

Он осмотрел меня с ног до головы:

— Сыщик?

— Частный.

Таксист заткнул журнал за зеркало заднего вида и с улыбкой сказал:

— Годится. Эта работа по мне, шеф.

Я сел в такси, мы свернули с бульвара в переулок и остановились против заднего входа в магазин Гейгера, рядом с еще одним пожарным краном.

Сложив в кузов десятка полтора ящиков, тип в новеньком комбинезоне закрыл задние дверцы фургона, поднял подножку и сел в кабину.

— За ним, — скомандовал я таксисту.

Тип в комбинезоне завел мотор, зыркнул глазами по переулку и, проехав назад, свернул налево. Свернули и мы. Я заметил, что фургон повернул в сторону Франклина, и велел таксисту догнать его, но, когда мы доехали до Франклина, фургон опережал нас уже квартала на два. По дороге на Вайн, в самом Вайне и всю дорогу до Вестерна фургон маячил далеко впереди. Дорога была забита, и моему краснощекому шоферу никак не удавалось сократить дистанцию. Я сделал ему внушение, но тут фургон, оторвавшийся от нас на весьма почтительное расстояние, свернул опять, на этот раз на Британни-плейс. Когда же вслед за ним свернули туда и мы, грузовик исчез.

Краснощекий промямлил через стеклянную перегородку что-то в свое оправдание, и мы поехали в гору со скоростью четыре мили в час, вертя головами во все стороны — а вдруг фургон спрятался в кустах? Через два квартала, на перекрестке Британни-плейс с Рэнделл-плейс, перед нами вырос белый многоэтажный жилой дом, который своим фасадом выходил на Рэнделл, а въездом в подземный гараж — на Британни. Мы медленно ехали мимо дома, и таксист уговаривал меня, что фургон не мог далеко уехать, но тут, повернув голову, я, совершенно неожиданно, увидел, что фургон с открытой задней дверцей стоит под аркой белого здания, у въезда в гараж.

Мы обогнули дом, остановились у подъезда, и я вошел внутрь. В холле было пусто, домофон отсутствовал, над стоявшим у стены письменным столом тянулся длинный ряд выкрашенных в золотистый цвет почтовых ящиков. Я пробежал глазами фамилии жильцов. Квартиру под номером 405 занимал некто Джозеф Броди. В свое время некто Джо Броди получил от генерала Стернвуда пять тысяч долларов за то, чтобы он, Джо, отстал от Кармен и занялся какой-нибудь другой девицей. Возможно, владелец квартиры номер 405 Джозеф Броди и вымогатель Джо Броди — одно и то же лицо. Возможно, и даже очень.

Я прошел вдоль стены к шахте лифта. Его крыша находилась на одном уровне с полом. Наверх вела выложенная кафелем лестница. Рядом была дверь с надписью «Гараж». Я открыл ее и по узким ступенькам спустился в подвал. Дверь лифта была открыта. Тип в новеньком комбинезоне, тяжело дыша, грузил в кабину ящики с книгами. Я остановился поодаль, закурил и стал наблюдать, как он носит книги. Ему это явно не понравилось.

— Смотри, как бы перевеса не получилось, — сказал я, помолчав. — Больше полутонны этот лифт не подымает. Кому товар везешь?

— Броди, в четыреста пятую, — ответил грузчик. — А ты кто, управляющий?

— Он. Добра, я вижу, тут хватает.

— Тоже мне добро. Книги это, — буркнул грузчик, метнув на меня злобный взгляд светлых, с белым ободком глаз. — Каждая коробка, считай, сто фунтов весит. Что ж мне их, на своем горбу носить?

— Главное, чтоб перевеса не было, — повторил я.

Загрузив шесть ящиков, он вошел в лифт и захлопнул дверцы, а я поднялся в холл, вышел на улицу, сел в такси и поехал в центр, к себе в контору. Краснощекому я заплатил гораздо больше, чем он заслуживал, а он в благодарность вручил мне свою измятую визитную карточку, которую я против обыкновения не стал выбрасывать в стоявшую у лифта керамическую вазу с песком.

На седьмом этаже я снимал под контору полторы комнаты. Полторы, потому что одна комната была перегорожена на собственно кабинет и приемную. На двери, ведущей в приемную, значилась моя фамилия — только фамилия и ничего больше. Дверь в приемную я никогда не запирал, чтобы было где меня подождать, если клиент явится в мое отсутствие.

Клиент явился в мое отсутствие.

XI

Она была в бежевом в горошек шерстяном костюме, в рубашке мужского покроя с галстуком и в тупоносых туфлях на низком каблуке. Чулки такие же тонкие, как и накануне, но юбка на этот раз прикрывала колени. Блестящие черные волосы выбивались из-под маленькой шляпки с пером, стоившей никак не меньше пятидесяти долларов, хотя на первый взгляд кажется, что такую шляпку без всякого труда можно соорудить одной рукой из листа бумаги.

— Лучше поздно, чем никогда! — воскликнула она и, брезгливо сморщив нос, оглядела нехитрую обстановку моей приемной: обитая красной, полинявшей материей тахта, два не слишком уютных кресла, давно не стиранные тюлевые занавески на окнах и детский столик с серьезными — для вида — журналами.

— А я уж решила, что вы работаете в постели — как Марсель Пруст.

— Кто это такой? — Я сунул в рот сигарету, закурил и посмотрел на нее. Лицо бледное, встревоженное, но собой владеет неплохо.

— Французский писатель, живописал пороки. Вы его не знаете.

— Какая жалость, — огорчился я. — Ну-с, прошу в мой будуар.

Она встала:

— Мы с вами вчера не поладили. Возможно, я погорячилась.

— Мы оба погорячились, — откликнулся я, открыл дверь и пропустил миссис Риган внутрь. Кабинетом я тоже похвастаться не мог: ковер не первой молодости, да еще какого-то бурого цвета; в углу пять зеленых ящиков с картотекой, в основном — по Калифорнии; на стене отрывной календарь, на котором изображены катающиеся по небесно-голубому ковру пятеро малюток-близнецов в розовых платьицах, с каштановыми волосами и живыми черными глазенками величиной со спелую сливу. В кабинете было также три стула под орех, стандартный письменный стол с блокнотом, чернильным прибором, пепельницей и телефоном, а у стола — скрипучий вращающийся стул, тоже стандартный.

— У вас могло бы быть и поуютнее, — изрекла миссис Риган, садясь к столу.

Я подошел к почтовому ящику, извлек оттуда шесть конвертов (два письма и четыре рекламных объявления), повесил шляпу на телефон, сел за стол и сказал:

— У Пинкертонов тоже неуютно, не думайте. Нашей профессией много не заработаешь, если, конечно, не жульничать. Когда в кабинете сыщика уютно, это означает, что сыщик богат или же рассчитывает разбогатеть.

— Так вы, значит, не жульничаете? — Она открыла сумочку, достала из французского эмалевого портсигара сигарету, вынула зажигалку, закурила, побросала портсигар и зажигалку обратно в сумку и опустила ее на колени, не закрывая.

— Упаси бог.

— Почему же тогда вы избрали такую нечистоплотную профессию?

— А почему вы вышли замуж за бутлегера?

— Господи, давайте не будем снова ссориться. Я все утро пытаюсь вам дозвониться. И сюда звонила, и на квартиру.

— По поводу Оуэна?

Она нахмурилась и тихим голосом проговорила:

— Бедный Оуэн. Стало быть, вы все знаете?

— Следователь из окружной прокуратуры сегодня утром возил меня в Лидо. Он думал, что я в курсе дела, а оказалось, сам он знает куда больше меня. Например, ему известно, что в свое время Оуэн хотел жениться на вашей сестре.

Миссис Риган молча курила, поедая меня своими пронзительными черными глазами.

— А что, это было бы совсем не так уж плохо, — быстро проговорила она. — Он ведь любил ее, а такое в нашем кругу встречается не часто.

— Да, но он сидел.

— Подумаешь, были бы связи — не сидел бы, — небрежно бросила она, пожав плечами. — В этой бандитской стране связи решают все.

— Ну, это вы, положим, преувеличиваете.

По-прежнему не сводя с меня глаз, она стянула перчатку с правой руки и прикусила палец:

— Я к вам пришла не из-за Оуэна. Скажите, вы по-прежнему отказываетесь рассказать мне, по какой причине вас вызвал отец?

— Только с его разрешения.

— Из-за Кармен?

— Даже этого не могу вам сказать. — Я кончил набивать трубку и поднес к ней спичку. Некоторое время миссис Риган молча смотрела на дым, а потом опять полезла в сумочку, достала оттуда толстый белый конверт и бросила его на стол:

— Полюбуйтесь.

Я взял конверт в руки. Адрес напечатан на машинке: «Миссис Вивьен Риган, 3765, Алта-Бриа-Креснт, Уэст-Голливуд». Отправлено письмо не почтой, а с посыльным. Время отправки: восемь тридцать пять утра. Я открыл конверт и вынул оттуда глянцевую фотографию размером 4,25x3,25 дюйма.

Фотографию Кармен. Девушка восседала на возвышении, на гейгеровском стуле из тикового дерева с высокой спинкой. В ушах — сережки, одета в костюм Евы, глаза — еще безумнее, чем в жизни. На оборотной стороне ничего не написано.

— И сколько же такая фотография стоит? — спросил я, вкладывая снимок обратно в конверт.