Все же работа с Небе для меня обернулась удачей. Почти все книги и бумаги, конфискованные гестапо весной 1941 года, были мне возвращены по указанию Небе. Он сумел сделать то, что, несмотря на все старания, не смогли ни Циммерман, ни Керстен. Конечно, Небе это сделал не по доброте сердца. Он старался выжать из меня как можно больше, а потому и вернул столь необходимые в моей работе вещи. Недоставало только двух ящиков с индийскими рукописями и переводами. Позже я узнал, что сам Гиммлер реквизировал эти бесценные сокровища, сыгравшие важную роль при моей первой встрече с ним. Это Гиммлер позже устроит мне встречу с генералом Вальтером Шелленбергом, одним из тех, кому он полностью доверял. Отчасти Гиммлер это сделал, чтобы не терять меня из виду, но больше все же для того, чтобы воспрепятствовать мне работать на противников Небе в командовании СС, уже тогда расколотом на две враждующие группировки.
Моя первая встреча с Вальтером Шелленбергом
С Вальтером Шелленбергом, руководителем контрразведки и шефом Отдела VI в Главном управлении имперской безопасности, я впервые встретился на одной из гамбургских вилл. Был холодный январский день 1944 года, через заледеневший Альстер с востока дул студеный ветер.
Глава Отдела VI в свои тридцать четыре года был одним из самых молодых генералов Третьего рейха. С виду это был застенчивый, неброской внешности человек. Его спокойные и сдержанные манеры были приятным исключением среди кичливого высокомерия нацистских главарей. У него был уравновешенный характер, он был хорошо сложен, его походка и жесты отличались живостью. Глаза у него были маленькие, но проницательные.
Шелленберг сел подальше от окна, в самом углу комнаты, и тотчас завел со мной разговор. Его блестящие способности к дедукции проявились уже через несколько минут. Располагая немногими фактами, он быстро сумел составить для себя ясную картину о людях и событиях. У меня сложилось впечатление, что этот человек с превосходным аналитическим умом не слишком хорошо себя чувствует в своем элегантном мундире СС.
Шелленберг завел разговор об астрологии, и мы обсудили созвездия в его гороскопе, который я успел изучить. Я сказал, что период, объемлющий 1909 год, в котором он родился, астрологически крайне неприятный: «Созвездия Нептуна, Сатурна, Марса, Юпитера, Урана и Солнца тогда доминировали. На языке астрологов это означает, что тех, кто родился в эту пору, ожидают суровые испытания. Многие из них уже убиты, депортированы или пропали без вести. Другие сами стали инструментами массовых убийств. Если бы только этот факт был подвергнут статистическому анализу, результаты, вне всяких сомнений, оказались бы удручающими».
Затем я сказал Шелленбергу, что его здоровье вызывает опасения; длительное время подвергая себя перегрузкам и перенапряжению, он может истощить свою в высшей степени чувствительную натуру, а это приведет к тому, что присущее ему стремление к самовыражению и самоутверждению будет сковано излишней осторожностью.
Шелленберг был осведомлен о преступлениях и промахах своих коллег и начальников. Руководя особой сферой контрразведки в системе Главного управления имперской безопасности, он в этом качестве унаследовал часть того, что осталось после Гейдриха. В какой-то мере Шелленберг прославился среди немецких разведчиков, захватив двух английских шпионов, Беста и Стивенса, которых сумел заманить через датскую границу в Венло в ноябре 1939 года.
Шелленберг вел очень опасные интриги против Эрнста Кальтенбруннера, ставшего после убийства Гейдриха в Праге в июне 1942 года его номинальным начальником, а также против своего коллеги, Генриха Мюллера, шефа гестапо. Все трое стремились расширить сферу влияния своих ведомств и укрепить свою личную власть, добиваясь поддержки и доверия Гиммлера, который защищал преданных ему друзей, карал их врагов, а кроме того, оказывал им тысячу разных услуг. Будучи главой контрразведки, Шелленберг был лучше осведомлен о военно-политической обстановке за границей, как и об отношении там к Гитлеру и Гиммлеру. Ему приходилось вести жестокую закулисную борьбу, чтобы предотвратить или хотя бы смягчить некоторые чудовищные преступления, о которых ему становилось известно. В какой мере это мотивировалось чувством гуманности, в какой — желанием обеспечить себе оправдание на будущее, трудно сказать.
При первой встрече мы лишь слегка коснулись этого вопроса. В тот вечер Шелленберг пожелал услышать мое мнение об астрологии; он отметил, что астрология пользуется дурной репутацией и что у него лично возникают большие сомнения по поводу многих аспектов этого феномена. «Возьмем такой пример, — сказал он, — железнодорожная катастрофа произошла по вине стрелочника, забывшего перевести стрелку. Астролог нам скажет, что катастрофа была в тот момент неотвратима по причине такого-то расклада звезд. Этого я не могу понять».
Я пояснил, что на самом деле последовательность событий тут совсем иная. «В данном случае, — сказал я, — определенное созвездие, соответствующее определенной точке земной поверхности, положило начало целой цепи событий внутри космобиологической системы. Возможно, врач объяснил бы происшествие болезнью стрелочника, а психолог, химик или метеоролог сделали бы это по-своему. Я же объясняю это расположением определенного созвездия, представляющего внешнюю оболочку системы „микрокосм-макрокосм“, той сущности, что всех нас объемлет. Для астролога созвездие — это всего лишь небесное соответствие событию, происходящему в определенной точке на поверхности Земли».
Тогда Шелленберг выдвинул следующее возражение. «Астрологи допускают фундаментальную ошибку, — сказал он. — Составляя гороскоп, они его привязывают к моменту рождения, которое и считают началом жизни. На самом же деле жизнь начинается при зачатии. Как вы объясните это, господин Вульф?»
Это был другой типичный вопрос, который обычно задают астрологам интеллигентные дилетанты. «Но гороскоп можно составлять на любой момент человеческой жизни, — ответил я. — Мы отдаем предпочтение рождению хотя бы потому, что это некий определяющий фактор. Всякий согласится, что рождение — это поворотный пункт в биологическом потоке жизни человека. Гороскоп, привязанный к этой точке, включает в себя все прежние точки и фазы — момент зачатия, рост зародышевых клеток родителей и даже линию предков, одновременно предвосхищая все важнейшие биологические процессы и события, которые последуют с момента рождения».
«Но момент рождения может быть прерван произвольно хирургическим вмешательством или при помощи медицинских препаратов. Роды могут наступить преждевременно в результате каких-либо случайностей», — возразил он.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});