Читать интересную книгу Застава в огне - Владимир Брагин

— Ты все правильно посчитал, Аскеров. Только не учел одну важную вещь: мне так порошок нужен, что я готов и через мины прыгать, а мешки вытащу. Хоть одну тонну, хоть десять. Мне уже отступать некуда. В таком положении, сам понимаешь…

Сейчас Хаким напоминал человека, в новом костюме попавшего под проливной дождь. Сначала тот осторожничает, старается не промокнуть, а когда это не удалось, плюнет на все и идет, не обращая внимания на ливень. Все равно костюм испорчен.

— Кажется, я понял тебя, — ответил Мансур. — Теперь я должен подумать.

— А вот на это особенно не рассчитывай, капитан. Знаешь, сколько времени осталось у тебя для раздумий? Пока я поднимаюсь наверх.

— Мне хватит.

Моджахед развернулся и направился обратно к скале, всем видом демонстрируя серьезность своих намерений. На полпути обернулся:

— Если согласен, просигналь, чтобы я заметил.

Хаким схватился за конец веревки, несколько человек сверху потянули ее, и он быстро стал подниматься, перебирая ногами по скалистому склону.

Мансур спокойно прошел через кустарник к тому месту, где расположились пограничники. Тут он остановился. Наступил решающий момент, теперь все зависит от него.

— Ну что? Решил? — спросил Клейменов, опасливо поглядывая на противоположный склон, где укрылись моджахеды.

Капитан молча оглядел позицию пограничников. Он уже действительно все решил.

Глава 2

Убить неверных!

От досады Ратников не находил себе места. Ведь по логике вещей он сейчас должен находиться там, в ущелье, в гуще событий. Уж если его превознесли до небес за обнаруженный героин, то, наверно, нужно было его и послать — чтобы вывозил тоже он. Если бы прошел полный цикл от обнаружения до ликвидации наркотиков, тогда действительно можно было бы считать его героем дня. А так получается, что его работу прервали на полпути, теперь лавры придется делить с другими. Хорошо еще, если хоть так получится. А если пресловутые мешки доставят на заставу с боем? Он вообще окажется ни при чем. Тогда и думать забудут, кто первый нашел героин, — важно, кто его доставил да еще с риском для жизни.

Владимир прекрасно понимал, что в ущелье сейчас находиться гораздо опасней, чем на заставе, и все же предпочел бы оказаться именно там. Мыслями он постоянно возвращался к ребятам из ушедшей группы, даже корил себя — нельзя же быть к каждой бочке затычкой, пусть и другие проявят героизм. Но только он успокаивал себя, как обязательно кто-нибудь рядом заговаривал с тревогой о том, как там, в ущелье, и тем самым снова взвинчивал его. Оказалось, вся застава только и думает, что о происходящей операции.

Особенно нервничала Катерина. Утром она через окно увидела Ратникова, выходящего из общежития, подозвала его и, узнав, что тот направляется на командный пункт, попросила узнать все подробности про ущелье. Потом она перехватила его, когда Владимир шел в учебную комнату. Тот успокоил ее:

— Ничего не происходит, все тихо, нет никакого боя.

— Как нет, сигнал же был — зеленая ракета.

Ратников удивился: он еще не знал про ракету, а она уже знала.

— Не было ни одного выстрела. Нам сообщили бы, да и услышали бы.

— Это еще хуже, еще хуже, — причитала Клейменова.

— Почему хуже-то? Вертушки уже идут к ним. Мне сказали.

— Я тебе точно говорю: когда тишина — это еще хуже…

Кое-как отбоярился от Катерины, у которой глаза на мокром месте, и тут же столкнулся с Белкиным. Тот шел и попыхивал сигареткой. На заставе все знали, и Владимир тоже успел узнать: если некурящий Белкин дымит — значит, нервничает. А из-за чего сейчас можно нервничать?

Лейтенант спросил Федора о новостях из ущелья, тот ответил, что пока никаких сведений не поступало. Однако голос его звучал очень тревожно.

Если кто и демонстрировал образцы спокойствия, так это бойцы Рахимов, Исмаилов и Саидов, залегшие на вершине склона — над позицией пограничников, охраняющих героин. Рахимов, так тот вообще, проведя сеанс связи по рации, лег вздремнуть. Предупредил: «Толкните меня, если начнется заварушка. Только сами не спите».

Рядовые разговорились «за жизнь». Мустафа достал из кармана куртки фотографию маленькой улыбчивой девчонки, чем привел в отчаяние Исмаилова — всем в любви везет, кроме него. Даже маленькому смешному Саидову.

Неожиданно проснулся Рахимов и без лишних слов подтянул к себе автомат. По его маневру рядовые поняли, что обстановка осложняется. Проследив за направлением взгляда Рахимова, они увидели, что с противоположного склона сброшена неимоверно длинная веревка. Ближе к вершине, где скала была светлая, веревка была плохо заметна, а ниже, на темном фоне, очень бросалась в глаза. Затем наверху появился мужчина в камуфляже, размахивавший белым платком, — парламентер. Он размахивал так сильно, будто сушил свой платок. Потом спустился по веревке и, размахивая платком, подошел к тому месту, где его уже поджидал Аскеров.

С заинтересованным любопытством вся троица наблюдала за переговорщиками. Было понятно, что между капитаном пограничников и посланцем моджахедов разгорелся жаркий спор.

— Наш командир кого хочешь уговорит, — одобрительно сказал Мустафа.

Однако вскоре переговоры были прерваны. Парламентер схватился за конец веревки, несколько человек сверху потянули ее, и парламентер начал быстро подниматься, перебирая ногами по скалистому склону. А капитан спокойно прошел через кустарник к тому месту, где расположились пограничники.

— Вы чего бестолковки вытянули! А ну, быстро в камень вросли! — прикрикнул на рядовых Рахимов и, когда те послушно прижались к скале, проворчал: — Ранят еще чего доброго, отвечай потом за вас, салабонов.

Теперь им было сложнее разглядеть, что происходит в зарослях, где окопались «нижние» пограничники. Лучше были видны собравшиеся на противоположной скале моджахеды. Они суетились, готовились к стрельбе. Этого следовало ожидать. Как ни крути, под скалой находится их награда, которая позволит им прожить безбедно несколько лет. Есть смысл рисковать. Сначала дадут предупредительный выстрел, потом станут палить почем зря. Заходы известные.

Неожиданно все наблюдающие сверху за ущельем: и пограничники, и моджахеды — увидели сквозь ветви бегущую по земле огненную змейку. Она быстро приближалась к лежавшим остроконечной горкой мешкам с героином, наконец коснулась их, мигом превратив пирамиду в огромный костер. Над зарослями взметнулись языки пламени.

— Молодец наш капитан, — восхищенно произнес Рахимов. — Поджег все-таки эту заразу. И правильно — нечего сметану размазывать по тарелке.

А с противоположной скалы послышались панические крики, донеслись проклятия. До моджахедов тоже дошло, что Аскеров поджег их товар. Хаким отказывался верить своим глазам. Он привстал над скалистым краем и глядел на пламя, в котором исчезала его последняя надежда расплатиться с Надир-шахом.

— Нет! Нет! Нет! — раздался его душераздирающий крик. — Ты сдохнешь, сдохнешь, проклятый кяфир! Я не я буду, если не убью такого шакала! Тебя не останется на свете.

Шквальный огонь из гранатометов и пулеметов, открытый моджахедами, заставил пограничников залечь. Мансур, поджигавший наркотики и поэтому находившийся ближе всех к гигантскому костру, откатился подальше от огненного жара и, беспокойно оглядев своих бойцов, приказал:

— Всем головы пригнуть, не высовываться.

С противоположного склона прогремел выстрел гранатомета, в кустарнике раздался взрыв. В ответ заработали короткими очередями два пулемета. Это вступила рахимовская группа.

Разрывы пуль заставили моджахедов припасть к скале. Только Хаким рискованно возвышался над гребнем, и Фархад потянул его подальше от края.

— Надо уходить быстрей. Ты слышишь?!

Казалось, осатаневший Хаким не слышал. Он с ненавистью смотрел на дымящиеся заросли и шептал дрожащими губами:

— Сжечь… Всех кяфиров сжечь… Всех до единого…

— Опомнись ты! Мы рассчитаемся потом, не сейчас. Еще будет время.

С трудом Фархаду удалось оттащить Хакима с его наблюдательного пункта, где стоять уже было опасно. Он буквально выволок не прекращающего посылать проклятия охранника Надир-шаха на тропу. Еще кто-то из них стрелял из гранатомета, но все же моджахеды поняли, что им пора сниматься с позиции и уходить. Все были готовы к этому, когда Хаким неожиданно уселся прямо на дороге. Он сидел, покачиваясь из стороны в сторону, и как заведенный бубнил:

— Неверные будут смеяться над нами. Крови хочу, крови! Убить неверных!

— Ладно, будет тебе кровь, — сказал Фархад. Он понял, что иначе Хакима ничем не успокоить. Пусть это будет лишь видимость выстрела, пусть он промахнется, только это единственный способ отвлечь внимание командира.

Фархад попросил у одного из моджахедов снайперскую винтовку. Он хотел, чтобы Хакима увели, — тогда в любом случае он мог бы сказать, что пристрелил неверного, даже если бы промахнулся. Однако Хаким заупрямился. Встав на ноги, он отказался от помощи, сказав, что хочет наблюдать, как стреляет Фархад. Тому ничего не оставалось делать, как пристроиться с винтовкой за камнем. Он посмотрел вниз: в окуляре оптического прицела замелькала серо-зеленая мешанина из ветвей и листьев. Пограничников практически не видно. О точном выстреле говорить не приходится. Фархад посмотрел на противоположную сторону. Раньше там, на верхней тропе, располагалась группа прикрытия из трех человек. Кажется, они и сейчас там. То место просматривается гораздо лучше, чем ущелье. Похоже, пограничники спрятались, однако не могут же они век сидеть неподвижно. Нужно набраться терпения и ждать, что Фархад и сделал. И стоило одному из солдат только приподнять над камнем голову, как последовал выстрел, и этот выстрел был на редкость точным.