Читать интересную книгу Истории Уолл-Стрит - Эдвин Лефевр

Целую неделю акции Turp отдыхали. Затем они снова пошли в рост. На отметке 56 и 58 они вышли в лидеры биржи по торговому обороту. О них говорили все. Газеты публиковали статьи о прекрасных доходах компании. А на Уолл-стрит уже поговаривали, что вместе с другими трастами Американская Скипидарная Компания может стать процветающим концерном. Сама же компания, как бы подтверждая слухи о «буме» в скипидарной отрасли, стала еженедельно повышать цену на долю цента за галлон продукции.

На отметке в 60 долларов за акцию Уолл-стрит задумалась. Всем было понятно: за этим движением что-то стоит. Ведь простая манипуляция не может поднять котировки на тридцать пунктов в течение одного месяца. Это лишь подтверждало, что как режиссер Шарп был просто великолепен. Многие с любопытством, восхищением, завистью стали поглядывать на Джеки Гринбаума и его компаньонов. Их даже обвиняли в умышленном занижении цены акций на протяжении года — конечно, с целью «заморозить» бедных, неосведомленных держателей акций и «помучить» первых смелых покупателей. Общественное мнение склонялось к тому, что, по всей видимости, акции Turp являлись хорошим активом, а Гринбаум и компания не хотели ими делиться.

Гринбаум и компания виновато улыбались, но помалкивали. Иногда Джеки не мог удержаться и лукаво подмигивал, когда эта тема поднималась в разговоре. Старый Айсидор Вехслер бросал вокруг проницательные взгляды, он был просто копией Наполеона III. Боб Линдхейм сделался важной птицей. Близорукий Моррис Штайнфельдер набрал 15 фунтов. Даже Розенталь оставил свою привычку хлопать всех по плечу — всем своим видом он будто призывал хлопнуть по плечу его самого.

Вскоре Шарп вызвал Джеки к себе. На следующий день молодой Эдди Лазарус вызывающе дерзко предложил пари (10 против 5 тысяч долларов). Смысл его утверждения заключался в том, что на протяжении года на акции Turp будут начислены дивиденды. Газеты, каждая на свой лад, принялись гадать: насколько крупные дивиденды будут выплачены и когда это произойдет. В брокерских конторах звучали противоречивые цифры (брокеры, конечно, уверяли своих клиентов, что «узнали обо всем из первых рук»).

Спустя всего два дня не вызывающие подозрений брокеры Шарпа предположили, что в течение 60 дней будет объявлено о выплате 1,75 процента дивидендов на 100 тысяч акций компании. И акции выросли до 66,75. Теперь они нужны были просто всем.

Так возник огромный, широкий рынок, на котором каждый мог с легкостью продать или купить десятки тысяч акций. В начале движения 144 400 акций по неходовой цене в 30 долларов теоретически оценивались в 3 432 000 долларов. Теперь они превратились в продаваемые по 65 долларов акции суммарной стоимостью 7 422 000. Совсем неплохо для пары недель усилий.

А Шарп держался потрясающе. Он ни разу не намекнул на то, что собирается распродавать. Другие члены фонда даже начали опасаться его жадности. По их словам, они были уже не прочь выйти из игры. Наличие акций фонда в их офисах стало их немного раздражать. Конечно, они знали о превратностях судьбы, непредсказуемости политики и фондового рынка. А вдруг завтра какой-нибудь сумасшедший анархист взорвет президента Соединенных Штатов или случится что-то не менее ужасное?! Ведь рынок может моментально развалиться на кусочки, и их 4 миллиона бумажной прибыли просто исчезнут.

Вместе и поодиночке они умоляли мистера Якоба Гринбаума обратиться к Шарпу. Внутренний голос предостерегал Гринбаума. Но тот, игнорируя тихий голосок, предупреждавший его не делать этого, пошел в офис Шарпа. Через две минуты он вышел к своим коллегам повеселевшим. И убедил их одного за другим в том, что Шарп в полном порядке и знает, что делает. Он сказал также, что финансист был в тот день сердит. «Он всегда такой, — добавил Гринбаум, как бы извиняясь, — когда одна из его лошадей проигрывает гонку».

Котировки колебались между 60 и 65. Вновь возникла пауза. Но брокеры уже привыкли к таким передышкам. За время подъема их было три — на отметках 40, 48 и 56.

Так что толпа выражала еще большую готовность покупать акции. Независимо от того, насколько они упали — до 60 или 59. Ведь на Уолл-стрит считали, что Turp должны вернуться к достигнутому уровню. Спекулятивный настрой публики и хорошая работа Шарпа сделали свое дело. Сторонние наблюдатели были убеждены, что акции как минимум достигнут отметки в 90 долларов. Мистер Шарп все еще покупал и продавал, но продавал он вдвое больше, чем покупал. И по ходу манипуляций огромная позиция, которую он собрал в своем портфеле, постепенно разгружалась. На следующий день финансовый гений надеялся начать продавать акции фонда.

В тот самый день мистер Гринбаум чувствовал себя как нельзя лучше. Он вернулся в свой офис после обеда и испытывал глубокое удовлетворение — обедом, собой и, как следствие, — вообще всем. Он просмотрел данные ленты и улыбнулся. Акции Turp были активны и очень сильны.

«На таком рынке, — подумал Гринбаум, — Шарп просто не сможет отследить, что я продал акции. Я позволю себе продать пару тысяч, чтобы подстраховаться и обогнать толпу».

—  Айк! — позвал он клерка.

—  Да, сэр.

—  Продайте две... Подождите, пусть будет 3 тысячи акций. О нет, забудьте. Позовите мистера Эда Лазараса.

Почти повизгивая от удовольствия, он бормотал себе под нос: «Я ведь могу с легкостью слить и 5 тысяч акций».

—  Эдди, — сказал он сыну своего партнера, — сделайте заказ кому-нибудь из трейдеров, скажем, Уилли Шиффу, продать пять... э-э-э... шесть... нет, семь тысяч скипидарных акций «в шорт». Нет-нет, я не продаю свою долю, вы же видите. — И он лукаво подмигнул. — Я просто совершаю «короткую» продажу, понимаете?

—  Конечно-конечно. Я все понимаю, сэр. Отлично, я зарегистрирую это, — подобострастно произнес молодой Лазарас.

А сам подумал о том, что сможет скрыть сделки Гринбаума так, что никто об этом не догадается. Даже самая опасная персона — Сэмюэль Уимблтон Шарп. Этот молодой человек был настолько уверен в себе, настолько воодушевлен, что, отдавая заказ своему другу и приятелю по клубу Уилли Шиффу, он поднял ставку до 10 тысяч акций. Таким образом, решившись нарушить уговор на 2 тысячи акций, Гринбаум незаметно увеличил объем нарушения в пять раз. По всем признакам это выглядело как «короткая» продажа. И она надлежащим образом была «проведена» молодым Шиффом. Подкопаться было не к чему. Никто из членов пула не мог продавать принадлежащие ему акции. Если бы это случилось, Шарп обязательно заметил бы, ведь у него были номера сертификатов всех их акций. Кроме того, если акции продаются «в шорт», очевидно, что рано или поздно продавец должен будет выкупить их назад. Тем самым, «короткие» продажи инициировали будущий спрос на акции.

В тот самый день, когда Гринбаума ничто не тревожило, даже его совесть, Айсидор Вехслер, державший 14 тысяч акций, страдал от боли в печени. Мучило его и другое. На следующей неделе с аукциона должна была быть продана знаменитая коллекция произведений искусства. Он был уверен, что пренеприятный Эйб Вольф купит пару прекрасных работ Тройона и всемирно известного Коро. Хотя бы ради того, чтобы увидеть свое имя в газетах!

— Turp, 62,7/8, — уведомил его племянник, стоявший у информатора.

И тогда у старого Вехслера родилась идея. Если он продаст 2 тысячи скипидарных акций по 62 или 63 доллара, у него появятся средства, чтобы купить десяток лучших холстов из коллекции. Его имя — и выплаченные суммы — украсят заголовки газет. Что такое 3 или даже 4 тысячи, когда Шарп организовал для их бумаг такой шикарный рост?

«А ведь с таким же успехом я могу продать 5 тысяч акций. Почему, собственно, не сделать этого? Тем более что Шарп засиделся на своем рынке. Я же смогу построить новую конюшню на Уайлдхерст — это была его деревня — и назову ее Скипидарный Отель для Лошадей. В честь Шарпа». Так сказал себе старый Вехслер, обладавший весьма своеобразным чувством юмора, о чем хорошо знали на Уолл-стрит.

И вот 5 тысяч его акций были проданы Э. Халфордом, который получил приказ от Herzog, Wertheim & С°, в свою очередь получившим его от Вехслера. Безусловно, это тоже было оформлено, как «короткая» продажа.

В результате суммарное нарушение уговора составило уже 15 тысяч акций.

В тот самый злополучный вечер прекрасная жена Боба Линдхейма пожелала иметь новое ожерелье. Конечно, она желала получить его немедленно. Красавица полагала, что в нем должны быть бриллианты размером с фундук.

Дама слышала о том, как высоко ее муж отзывался о мастерских манипуляциях Сэма Шарпа со скипидарными акциями. И знала, что ее муж «в доле». Время от времени она читала газеты. И всегда прилежно следила за фондовыми рынками, поскольку Боб, будучи молодым и влюбленным, иногда выделял ей долю в биржевых сделках. Эта умница научилась вычислять собственные «бумажные» или теоретические прибыли, — чтобы Боб не смог «надуть» ее, если вдруг захочет.