— Звучит очень романтично, но все может оказаться не так просто, как ты думаешь, — предупредил его Николас.
— Старатели стекаются в Кейп со всего света. В газете пишут, что «люди разных профессий образуют бесконечный поток, устремляющийся к алмазоносным участкам». Мясники, булочники, моряки, портные, юристы, кузнецы, каменщики, врачи… — Мэтью помолчал. — Я должен поехать в Грикваленд, Николас, должен!
— Тогда не откладывай, ведь запасы алмазов не безграничны!
Мэтью перестал ходить по комнате и, остановившись у камина, серьезно посмотрел на друга.
— У меня нет денег на билет, — произнес он. — Может быть, ты…
Николас покачал головой.
— Извини, старина. Их светлость сейчас крепко держит меня в узде. Понимаешь, есть еще одна причина его скверного настроения: карточные долги Ламборна обошлись ему в кругленькую сумму. Честно говоря, я тоже должен гораздо больше, чем могу заплатить.
— Отца просить бесполезно, он рассердится, когда узнает, что я не возвращаюсь в Оксфорд. Остается надеяться, что дядя Джервас поможет.
Но граф Хайклир отказался помочь, хотя Мэтью даже предложил ему долю в своих пока еще мифических алмазных копях. Как обычно бывало перед лицом трудностей, решимость Мэтью только возросла. После многодневных безрезультатных визитов к друзьям и знакомым, чувствуя злость и унижение, он вынужден был пересилить себя и обратиться к брату.
Фредерик Харкорт-Брайт по-прежнему выглядел так, как описывал его Николас три года назад. Самым примечательным в его внешности был его объемистый живот; в остальном же судьба явно поскупилась: рост у него был маленький, волосы редкие, глаза узкие. Он держался всегда с презрительным высокомерием, и эта черта его характера проявлялась особенно ярко и сильно, когда он говорил с младшим братом.
Характер Фредди сформировался под влиянием матери-невротички — он унаследовал многие ее отрицательные качества. Луиза привила Фредди чувство превосходства и большого самомнения, она постоянно говорила, что его обманом лишили того, что ему по праву принадлежит, внушала, что он должен достичь всего того, чего не добился его отец, преуспеть там, где он потерпел неудачу.
В детстве единственным человеком, над которым Фредди мог проявлять свою власть, был его младший брат. Он запугивал Мэтью, дразнил и высмеивал его, и получал от этого большое удовольствие. Фредди еще не был владельцем поместья, но уже имел одного крепостного. С годами Мэтью становился все привлекательнее; он стал выше ростом, его светлые волосы приобрели золотистый оттенок спелой пшеницы. Фредди терзала зависть такой силы, что ему было трудно дышать. С отчаянием он наблюдал, как люди любуются Мэтью, и тогда впервые он осознал свое уродство и испугался, что может потерять свое исключительное положение в семье.
Теперь Фредди уже не мог запугивать Мэтью, потому что тот был сильнее его, поэтому его нападки стали более изощренными и от этого более опасными. Он высмеивал и унижал брата, чтобы доказать свое превосходство, и старался сделать так, чтобы завладеть всем — абсолютно всем, — что было дорого Мэтью.
Сейчас, услышав сдержанную просьбу Мэтью, Фредди рассмеялся.
— У меня нет свободных средств. А если бы и были, то я не дал бы их на твою глупую затею.
— Это же капиталовложение, — начал объяснять Мэтью. — В нашем договоре может быть указана доля прибыли.
— Прибыли? Прибыли какого рода? Ты не имеешь ни малейшего представления о чем, говоришь, — презрительно бросил Фредди. — Для начала, у тебя нет денег ни на билет, ни на еду, ни на жилье в Кейптауне. Но это еще не все. Тебе нужны будут деньги на приобретение участка — как ты думаешь, что просто приедешь на алмазные копи, поставишь палатку, где тебе вздумается, и начнешь добывать алмазы из земли?
Мэтью покраснел. К его стыду Фредди дал точное описание того, как он представлял себе эту картину.
— Есть что-то странное в твоем внезапном желании отправиться на поиски приключений, — заметил Фредди, пристально глядя на Мэтью. — Ты бы не стал покидать Оксфорд, Лондон и своих богатых приятелей без веской причины. Карточные долги? Или какой-то скандал?
— Ничего подобного.
— Значит женщина? Ну, конечно, женщина. Ты позволил одной из твоих порочных голубиц впутать тебя…
— Она порядочная девушка, — гневно оборвал его Мэтью. — Я собираюсь на ней жениться, и мне нужны деньги, чтобы содержать семью.
— В самом деле? И кто же эта счастливая молодая леди, могу я узнать?
Мэтью медлил с ответом.
— Ее отец не хочет, чтобы об этом кто-нибудь узнал.
— Можешь на меня положиться. Или, может быть, это ты не хочешь, чтобы об этом кто-нибудь узнал? Может быть, леди того не стоит?
— Как ты смеешь! — взорвался Мэтью. — Она — дочь герцога Десборо.
Фредерик довольно усмехнулся: Мэтью попался на крючок.
— Вот как? А я думал, они все еще сидят за школьной партой.
— Изабель уже почти семнадцать.
— Ах, как много! — Фредерик несколько минут молча смотрел на брата. — Значит, ты истинный Харкорт-Брайт. Ты все-таки унаследовал одну фамильную черту.
— Что, черт возьми, ты имеешь в виду?
— Все Харкорт-Брайты, — спокойно объяснил Фредди, — имеют пристрастие к молодым — я хочу сказать, очень молодым дамам. Разве ты не замечал, как папа хлопочет вокруг юных прихожанок в своем приходе или как дядя Джервас балует нашу маленькую сестричку?
— Я не замечал. Значит, вот что имел в виду герцог Десборо, говоря о «семейных чертах». Последний раз спрашиваю тебя, Фредди, ты дашь мне денег?
— Нет. — По его тону было понятно, что это окончательное его решение.
После того, как Мэтью ушел, Фредерик налил себе выпить и со стаканом подошел к окну, откуда открывался серый зимний пейзаж.
— Итак, — тихо сказал он себе, — это Изабель. Но мы еще посмотрим, братишка, посмотрим.
Для Мэтью это был черный день; он исчерпал все возможности занять денег. С мрачным видом он обозрел свои ценности — кольца, запонки, булавки, золотые часы и несколько пуговиц, украшенных жемчугом. Мало… очень мало. В задумчивости он зашел в кабинет отца и взял со стола экземпляр «Таймс».
В коротенькой заметке говорилось, что графиня де Гравиньи вновь посетила Лондон.
Сразу же в памяти Мэтью всплыло воспоминание о великолепном бриллианте — чудесном камне, который покоился на ее груди, и к которому он прикасался при абсолютно незабываемых обстоятельствах. Чем больше Мэтью думал о нем, тем большее значение приобретал этот камень. Ему начинало видеться доброе предзнаменование в том, что один алмаз даст средства на поиски других таких же камней, о которых он мечтал.