— А кто причем? Кто той фирме помещение под офис выделял, кто разрешение на работу давал? И кто меня прописал в доме, которого у вас уже на балансе нет?
— Милиция!
— Так призовите к ответу! Как это можно? Дома нет, а туда прописывают!
— Но вы же…
— Все! — решительно отрезал Степаныч. — Довольно меня убеждать в том, что я сам во всем виноват. Дело не только во мне. Вам любой простой человек — как заноза в пальце, мешает. Катите сюда бульдозер, можете и меня вместе с домом снести. Только, может, именно моего голоса вам на выборах и не хватит! В общем, сам я отсюда не уйду — некуда. И я здесь прописан!
— Ну. Это недоразумение…
— Вы начальник, вот и разберитесь, почему возникло это недоразумение, и подумайте, как его исправить.
— Не наше это дело. Обращайтесь в суд.
— Нет. Я лучше сюда телевидение приглашу, радио, газеты. Вон ребят разошлю, они быстро сбегают. Как раз на пленку-то и снимут, как нас бульдозером сметать будут.
— А это кто такие? — удивился Вадим Николаевич, словно впервые заметил ребят.
— Внуки мои… приемные. Такие же бедолаги бездомные, как и я.
Ребята, до сих пор тихо сидевшие за столом, разом встали, выражая готовность немедленно бежать за журналистами. Из неожиданной перепалки они поняли, что если остатки дома снесут, то они тоже, как и Степаныч, окажутся на улице.
Семейная ссора
Трое бездомных мальчишек даже и предположить не могли, свидетелями какой удивительной встречи они окажутся всего через несколько минут. Да и для Вадима Николаевича, его водителя, а главное, для Степаныча она оказалась настолько неожиданной, что он поначалу даже за сердце схватился, но выручила житейская закалка.
Пока Вадим Николаевич оглядывал «приемных внуков» Степаныча, под окном послышался шум подъехавшего автомобиля. Водитель выглянул в окно и сказал:
— Такси подъехало.
— Наверное, представитель риэлторской фирмы, которая обмен осуществляла, — сказал Вадим Николаевич, а затем добавил, обращаясь к Степанычу: — Как видите, мы предприняли меры, пытаемся разобраться в вашем деле и помочь вам. Пригласили из Москвы представителя фирмы…
— Причем здесь Москва? — удивился Степаныч. — Меня местная «Фея» оформляла… Такая вся из себя дивчина… Фея, в общем.
— Это филиал московской фирмы, — объяснил Вадим Николаевич, — которую мы разыскали. Думаю, она для вас что-то сделает, должна же загладить свою вину. А мы, наконец, сможем продолжить работы…
Вадим Николаевич не успел договорить, как в комнату вошел высокий симпатичный человек лет пятидесяти или чуть моложе. С первого же взгляда было видно, что его одежда стоит не меньше, чем комната в коммуналке.
— Вы из Москвы? — встретил его вопросом Вадим Николаевич. — Вот и помогите нам развязать этот «гордиев узел»… Развязать, разрубить… Как угодно. Только нам срочно нужно площадку под строительство готовить. Я вашим людям все по телефону объяснил.
— Да, да, я в курсе, — сказал вошедший, — конечно, разберемся…
И тут раздался крик Степаныча, крик, в котором смешались удивление, растерянность, возмущение и что-то еще, что охватывает человека, пораженного неожиданностью.
— Лешка! — закричал старик. — А ты чего здесь?
По лицу Степаныча было видно, что его радость смешалась с тревогой. Но еще более был поражен «Лешка». Он несколько секунд оторопело смотрел на старика, потом с трудом выдавил:
— Батя…
— Не ожидал отца в таком месте увидеть, — язвительно произнес оправившийся от неожиданности Степаныч. — Когда со мной эта история приключилась, я тебе даже на сотовый звонил, так отвечали: «Номер не доступен».
— Ну, я же на Багамах… Со всей семьей… почти месяц.
— Да-а, «не доступен», — философски заметил уже полностью овладевший собой Степаныч. — Это что же за жизнь настала, что даже сын для отца «не доступен»?
— Не передергивай, батя…
— Я когда-то штаны новые не смел себе купить, чтобы тебя выучить, — продолжал, не слушая его, отец, — а ты теперь «не доступен». Все вы теперь не доступны нам, простым людям.
— Ну, чего ты, отец… Я же тебя сколько раз в Москву звал…
— Чего мне в Москве твоей делать? Мне там и поздороваться-то не с кем. И мать твоя здесь, в этой земле лежит… Куда же я от нее поеду? Вот хотел только квартиру на меньшую поменять, а видишь, что получилось… Так, погоди… Ты-то тут причем? У тебя вроде какие-то магазины, а тут «Фея»…
— Магазины само собой, а несколько месяцев назад я риэлторскую фирму создал. Ребята знакомые попросили разрешения филиал в Ростове открыть, я согласился.
— Ребята знакомые, — передразнил Степаныч. — Мошенники! Они, видать, не одного меня обделали. Видишь, на улице я теперь живу! Как же это, сынок, получается? Родного отца — на улицу, с твоего разрешения!
— Недоразумение вышло, — торопливо сказал Алексей. — Вернем тебе квартиру.
— Нет, ты погоди, — прервал его Степаныч. — Какое же недоразумение, если прописали в несуществующем доме? Это раз. И как ты мне квартиру вернешь? Люди за нее деньги заплатили, и немалые… Твоим ребятам, между прочим! Теперь, значит, этих людей на улицу? А там одних только детей четверо, и все малые.
— Мы им деньги вернем.
— Да что вы все своими деньгами трясете? Деньги, деньги! Люди уже устроились, дети в школу пошли, в садик… Зима на носу, а мы им: выметайтесь, ищите другое жилье. Да как я им в глаза смотреть буду? Они-то ни в чем не виноваты. Ты лучше с ростовской «Феей» разберись, как это они могли такое дельце обстряпать.
— Да не знали они, что ты мой отец! Там только один мою фамилию знал, но он тогда в отъезде был.
— Ага! — злорадно подхватил Степаныч. — Не знали, что отец! Конечно, отца твоего не стали бы обкрадывать. А других, значит, можно? Да не сын ты мне после этого! Я тебя не учил людей обманывать!
— Сейчас не родители, а жизнь всему учит, — заметил Алексей.
— Ну, ты мне еще про жизнь расскажи! — возмутился Степаныч. — Вы-то ее, настоящей жизни, и не нюхали!
— Ну, ладно, отец, — примирительно сказал Алексей, — собирайся, поедешь со мной.
— Никуда я не поеду, — решительно заявил Степаныч. — Я тебе уже объяснил, почему. Хочу с твоей матерью рядом лечь, когда час пробьет. А до того буду ждать, когда у вас всех совесть проснется, когда вы мошенников прищучите. Буду ждать обещанную однокомнатную квартиру. Не дадут — и здесь проживу. И ребят от себя не отпущу. Куда им идти в зиму?
Тут только Алексей обратил внимание на притихшую троицу:
— А кто они такие?
— Строители новой России, — язвительно произнес Степаныч, — если, конечно, выживут.
— Опять вы за свою демагогию взялись, — вмешался Вадим Николаевич, терпеливо дожидавшийся какого-нибудь результата от диалога сына с отцом. — Зовет же сын, съезжайте скорее, освободите площадку.
— Для вас — демагогия, а для нас — реальное положение вещей… В войну дети так не скитались, их быстро люди разбирали либо в детдома определяли. А что вы теперь развели? Почему дети на вокзалах и в подвалах ночуют?
— Потому что распустились! — резко отрезал Вадим Николаевич. — Нечего из дома убегать!
— Знать, не сладко им дома живется, — парировал Степаныч. — От хорошей жизни даже собака не уйдет.
— Ну, довольно! — прервал Вадим Николаевич. — Давайте что-то с домом решать, время подгоняет.
— Вас подгоняет — вы и решайте, — мирно сказал Степаныч. — А нам с ребятами спешить некуда. Мы вот сейчас чайку согреем.
Вадим Николаевич в сердцах пробурчал неприличное слово, Алексей поспешил его успокоить:
— Не волнуйтесь, что-нибудь придумаем, раз договориться не удается.
— И не удастся, пока не найдешь свою «Фею» и не притащишь к прокурору! Пусть справедливость восторжествует! Вот тогда будем договариваться. А пока не обессудь, сынок, мне тебя даже принять негде.
— Я еще вернусь, потом спокойно поговорим, — сказал Алексей и вышел вместе с Вадимом Николаевичем и его водителем.
По разные стороны
Степаныч разжег «буржуйку» и поставил чайник. Суетясь возле печки, он то и дело обращался к мальчишкам: как видно, неожиданная встреча с сыном, который оказался по другую сторону жизненных «баррикад», занозой сидела в его сердце.
— Нет, вы видали такого «биз-нес-ме-на»! Это что же, не окажись я его отцом, так он и разбираться бы не стал? Это что же творится? Мы с Ксенюшкой думали, что хорошего человека воспитали. Инженер, специалист… А туда же, в бизнес его понесло. И вот какой он стал. Эта рыночная экономика всем мозги на сторону сворачивает… Ну, ладно, ребята, садитесь за стол: чай лучшее лекарство от всех невзгод. Обо мне вы теперь много чего знаете, а о себе так и не успели рассказать. Хотел бы вас послушать. Что, и вправду из дома убежали просто так, чтобы вольной жизни хлебнуть? Рассказывайте, как на духу.