– Так в общаге пока, не вопрос, – сказал Чуб. – Сам же говорил, что дома семья в одной комнате ютится, а на работе то же самое предлагают. А здесь покатаешься, так хоть будешь знать за что. Через пять лет прописку постоянную получишь, в очередь на жилье поставят. У нас главный за все подстанции – Каверин. Ваш Панов с ним вась-вась, помог чем-то сильно.
– Ага… ясно теперь, чего он такой упакованный.
– Не, упаковался он еще до Каверина. А потом его сильно выручил, ну и вот за вас словечко, небось, скажет.
Угу. Без меня меня женили. Нет, парням помочь надо. Но просить Каверина? Он мне и так с характеристикой поспособствовал. Что, конечно, несоизмеримо с закрытием уголовки, но все же…
– …а если подцепите москвичку с квартирой, так считай вообще жизнь удалась, – продолжал заливать Чуб. – И в очереди стоять не надо. Вон сам Панов Томилину обхаживает.
Хотел тут уже вмешаться, но все-таки переборол себя, решил еще послушать.
– …хотя у нее квартиры-то и нет, с родаками живет.
– А что за Томилина? – поинтересовался Димон.
– Да врачиха, вон, видишь, с батоном, лицом к нам, рыжая такая. Красивая…
– Ну, раз ее Пан застолбил… – Витя поджег мангал, начал подкладывать щепу. – Баба друга – это святое. А какие еще кандидатки есть?
И тут Чуб, конечно, выдал. Целый список – возраст, образование, женские стати… Прям Тиндер из будущего. Я даже не подозревал, что фельдшер – такой ходок. Вроде тихоня и никаких историй про него не было слышно. А тут прям – «эта даст после полбутылки красного сладкого», «эта вообще не даст, хоть убейся»…
В этом месте я понял, что пора прекращать спич скоропомощной свахи, подхватил банку, запел:
Я в весеннем лесу пил березовый сок, С ненаглядной певуньей в стогу ночевал, Что имел не сберег, что любил – потерял. Был я смел и удачлив, но счастья не знал…
Девушки у расстеленных клеенок с закусками замахали мне рукой, парни обернулись.
– Панов, давай к нам. Галя бананы достала… – Лена подхватила меня под руку, потащила к компании. Точнее, попыталась.
– Эй, а кто шашлык нанизывать будет? Самое ответственное дело!
* * *
Славно погуляли. Всем весело было, никто не перепился, не подрался. Водку выпили всю, но сколько ни уговаривали меня поехать за добавкой, я не поддался. А пешком идти никто не захотел. Ну, и Гале спасибо: она и за порядком следить успевала, и утихомирила самых рьяных сторонников продолжения банкета.
Под самый конец, когда уже весь Высоцкий был спет, а огромный костер в мангале прогорел, Лена подошла ко мне.
– Ты не передумал? – Томилина поймала меня за сбором мусора, который остался после нашей компашки. – Увольняться?
– Нет.
– Лебензон ко мне подходил. Он тебе готов зарплату поднять.
– Не все определяется деньгами, Кремлевка дает больше возможностей. Я, кстати, собираюсь и тебя туда же вытащить, только пока не получилось. И давай, не филонь, помогай собирать мусор.
Томилина мрачно начала пинать крышку от банки с березовым соком:
– А моим мнением ты поинтересоваться не хочешь?
Я тяжело вздохнул. Как же трудно бывает с женщинами.
– Хорошо, интересуюсь. Лена, ты не желаешь поработать в лучшей «скорой» страны?
Томилина продолжала пинать ни в чем не повинную крышку.
– Я подумаю.
Подумает она!
Да уж, у меня сегодня день без любви. Когда дома гости, то девушку привести, конечно, можно, но мне как-то невдобняк. То ли мне показалось, то ли и в самом деле, но Томилина энтузиазмом не лучилась. Затаила что-то. Устала? Да мало ли причин у дам может быть? Я за ними календарики не веду, мое дело – про контрацепцию не забывать.
Осталось всего два дежурства на седьмой подстанции – и прощайте, друзья, ведь завтра в поход. Буду ли скучать по этой работе? Это как у алкаша спросить, жалеет ли он о выпитом. Может, и ненавидит, но жить без этого не может.
* * *
Ни разу в этот частный сектор не ездили, а тут зачастили. Вторые сутки подряд сюда катаемся. И ведь многие дома заброшены, видать, выселяют отсюда народ, сносить будут. Ну, памятников архитектуры здесь нет, жалеть не о чем. Хотя жители, конечно, не только приобретают, но и теряют. Многие ведь жили с огородиков, скотинкой всякой. Кто коровку держал, кто курочек. А ведь буренку на балкон не заберешь. Либо продавать, либо на говядину.
Я почему про животину вспомнил? Так у нас вызов оказался в какой-то натуральный хлев. Дом, к которому мы подъехали, заколоченный стоит, а потащили нас в сарайчик во дворе. С виду – настоящие бомжи. Вернее, бичи. Так их сейчас называют, а аббревиатура времен ранней постперестройки для лиц без определённого места жительства еще не в ходу.
Но лучше пахнуть они от этого не стали. Амбре от них исходит… Ну, кто хоть раз нюхал, тот помнит. Странные люди, конечно. Психически нормальных среди них мало. Помню одного, к которому вызвали сердобольные прохожие. Он сидел на асфальте, окунув босую ногу в замерзающую лужу. Пятка уже точно вмерзла. Нога – на ампутацию. А он поправил подложенную под седалище картоночку и говорит: «Ты, доктор, не понимаешь. Ногу отрежут, а ведь я после этого сколько лежать буду в тепле и уюте. А потом в интернат определят, если повезет. А нет, так сдохну, не страшно».
Бичи суетились, один, поменьше росточком, в засаленном ватнике и облезшей шапке из пегого кролика, постоянно забегал вперед, дорогу показывал. Хотя что тут демонстрировать? Идти метров сорок, не больше. Небось, самовольно в сарайчик вселились при молчаливом попустительстве властей. Не может такого быть, чтобы как минимум три человека появились на участке, и никто не заметил. Наверное, подрядились кому из начальства оказывать помощь за разрешение занять помещение.
– Так где обожженная? Что случилось хоть? – спросила Томилина.
– Да тут, доктор, всё тут, сейчас сами увидите… – Бич распахнул дверцу хлева перед нами и срулил куда-то в сторону.
Дама неопределенного возраста и редкой для бичей повышенной упитанности лежала и хрипела на каких-то досках, заменявших обитателям кровати. Рядом какое-то подобие буржуйки. Освещение естественное, через небольшое окошко, да вот теперь через дверь. Да-а-а, это хорошо, что на шашлыки мы уже ездили. После такого… долго еще не захочется. Сразу вспомнился тот интеллигентный книголюб, что на даче водкой лечился. Только тут наоборот было. Скорее всего, клиентка сначала нажралась до посинения, а потом обгорела. А сверху, наверное, для придания блюду приятного вида, была покрыта слоем завонявшего смальца. Вон, банка с остатками рядом лежит.
– Что ж вы, твари, наделали? – презрев этику с деонтологией, спросил я. – Зачем обмазали?
– Так положено же, чтобы заживало, – подсказал второй бич, до сих пор молчавший. Видать, у него дефицит зубов, все «Ж» в его реплике он практически просвистел в дырку между зубами.
– Чему тут заживать?!
Правое предплечье – однозначно четвертая степень, вон, до кости прогорело. Плечо, грудь – наверное, третья. Запеклось до румяной корки. Я срезал остатки одежды, посмотрел на живот. Ну тут большей частью вторая. Один хрен, шок, наркотики колоть, венозный доступ искать, пока реаниматологи приедут за ней.
Блин, ну и вонища! Горелое мясо, грязь, перегар, смалец этот… Кто там сзади не выдержал? Ага, Томилина. Намочил ватку нашатырем, дал ей. Уж лучше это.
– Крикни там Мише, пусть реаниматологов… – я не успел договорить, потому что надобность в реанимации отпала, а появилась нужда в тех, кто после них. Дама икнула, шумно испустила газы и перестала дышать. Пытаться оживить в таких случаях не рекомендуется. Блин, да тут бы смерть до прибытия оформить – меньше возни.
– Милицию? – спросила Лена, держащая спасительную ватку с нашатырем недалеко от носа.
– Её, родимую, – кивнул я, максимально быстро закрывая чемодан и собираясь пройти к выходу.