— Трудно это объяснить, — сказал Ур после паузы. — Не знаю таких слов, а математику ты не поймешь… Ближе всего к тому, чему ты требуешь объяснения, смысл, который вкладывается в слово «информация».. Информация везде, где мозг, способный мыслить. Поток информации беспрерывен, но… как бы сказать… он везде…
— Рассеян, — подсказал Валерий.
— Рассеян, да. — Ур задумался. — Мозг беспрерывно получает информацию, но… случайность. Да, случайность приема и случайность передачи… — Опять он задумался, а потом проговорил извиняющимся тоном: — Не могу объяснить, Данет. Не хватает слов.
— Ну хорошо, — Валерий прошелся по комнате. — Могу предположить, что ты и твои… сограждане… что вы научились управлять потоком информации, хотя не представляю, какое это имеет отношение к управлению летающей лодкой. Это недоступно моему пониманию, а объяснить ты не можешь. Верю тебе. Но скажи, по крайней мере, откуда ты прилетел? Я за помнил, как ты сегодня сказал Нонне: сперва видишь огромное количество свободной воды, потом замечаешь, что она — в движении. Так можно увидеть, только подлетая к Земле из космоса.
— Данет, — сказал Ур тихо, — У тебя много книг, которые называются научной фантастикой. Я их читаю. Некоторые книги меня очень удивляют, другие — интересно читать. Я знаю, ты думаешь, что я пришелец с другой планеты…
— Ну, ну, дальше? Прав я или нет, считая тебя пришельцем?
— Данет, не могу я тебе ответить. — В темных глазах Ура появилось выражение мольбы, и голос звучал умоляюще. — Одно могу сказать: я человек. Такой же человек, как все люди.
Глава пятая
«Я — ЗЕМЛЯНИН»
В кабинете у Веры Федоровны сидели Грушин, Нонна Селезнева и практикант-иностранец.
— Собственно, у меня все. — Нонна аккуратно уложила в папку кипу листков. — Если мы сохраним взятый темп, диссертация будет готова через месяц.
— Ну что ж, рада слышать. Так и надо поступать с неприятными работами — быстрее их кончать к чертовой бабушке.
Прищурясь, Вера Федоровна наблюдала за тем, как Ур наливал себе в стакан газированную воду из сифона.
Практиканта она уже видела несколько раз, но на совещание вызвала впервые. Любопытно было посмотреть вблизи на этого сотрудника, о математических подвигах которого директриса была наслышана.
Пока Нонна докладывала о состоянии работы по оказанию помощи знатному диссертанту, Ур громко зевал и возил под столом ногами. Без разрешения взяв с директорского стола сифон, беспрерывно пил газировку.
Вере Федоровне захотелось услышать его голос, — и она спросила:
— Где вы обучались физике и математике? Я к вам обращаюсь, товарищ… э… товарищ Ур. Вы слышите?
— Я слышу.
— Если слышите, то ответьте.
— Я учился далеко отсюда. — Ур снова подставил стакан и нажал на рычажок, но сифон только издал жалкое шипение.
— Понимаю, — сказала Вера Федоровна несколько раздраженно. — Чтобы начать разговаривать, вам нужно выдуть не два литра газировки, а четыре.
— Вера Федоровна, он что-то не в духе сегодня, — быстро сказала Нонна, — Мне с трудом удалось привести его сюда, он терпеть не может совещаний.
— А я их очень люблю, — повысила голос директриса. — Просто обожаю. Хлебом меня не корми, а дай посовещаться. К вашему сведению, товарищ Ур, я бы хоть сегодня бросила этот кабинет и ушла в плавание. Я больше половины жизни провела в море, и только мои ученые заслуги усадили меня в это кресло. Впрочем, что ж вам объяснять… — оборвала она саму себя. И официальным тоном: — Совещание закончено. В ваших же интересах, Нонна, быстрее закрыть работу по оказанию помощи диссертанту. Чем скорее кончите, тем больше вероятности, что вы уйдете в океан.
— В океан? — Нонна просияла. — Вера Федоровна, разрешена экспедиция?
— В принципе, да. В декабре отправится в плавание исследовательское судно. Пиреев обещал выхлопотать несколько мест для нашей тематической группы. Только не кидайтесь меня целовать, Нонна, не люблю я это. Давайте бегите доделывать диссертацию.
— Вера Федоровна, еще один вопрос. Ур предложил оригинальный метод измерения электрических токов в слабых течениях, и нам бы хотелось проверить…
— Существует, к вашему сведению, ЭМИТ.[2]
— Да, конечно. Но он годится только для мощных течений, а тут, судя по его схеме, можно измерить самые слабые. Прибор уже почти готов. Так вот, разрешите нам на несколько дней уехать…
— Не разрешаю. У нас в этом месяце плохо с командировочными деньгами.
— Нам не нужны командировочные, — сказала Нонна. — Мы поедем на автобусе. Тут недалеко есть речка со слабым течением, Джанавар-чай… — Не морочьте мне голову, Нонна. Эта речка воробью по пузо.
— Всего на два дня, Вера Федоровна. Мы прихватим еще субботу и воскресенье.
Ответа Нонна не получила. Директриса, сильно прищурясь, смотрела вбок, и Нонна невольно обернулась в направлении ее пристального взгляда.
— Что с ним такое? — тихо спросила Вера Федоровна.
Ур стоял, напряженно выпрямившись и запрокинув голову. Смуглое лицо его, обращенное к окну, побледнело и как-то изменялось, будто резче обозначились под кожей кости и хрящи, будто отвердело оно вдруг, застыло, «схватилось», как «схватывается» цемент. Глаза были широко раскрыты и неподвижны.
— Ур, тебе нехорошо? — Нонна быстро подошла к нему и потеребила за плечо. — Ур!
Она ощутила в его напряженной мышце каменную нечеловеческую силу и невольно отдернула руку. Подоспел Грушин, они вдвоем попытались усадить Ура на диван, но ничего не вышло. Он стоял статуей и не замечал, не видел их. Вот разжались его губы, и он забормотал, и слышалось в этом невнятном бормотании нечто дикарское. Потом Ур вдруг обмяк, веки его опустились, на лице появилось выражение опустошенности, сменившееся гримасой боли. Он принялся судорожно тереть лоб и виски.
— Что с вами было? — спросила директриса. — Что это, Нонна? Такое бывает с ним?
— Первый раз вижу, — растерянно ответила та.
Тетя Соня поставила перед Валерием тарелку с холодной окрошкой и села у окна, обмахиваясь старинным сандаловым веером.
— Валечка, — Сказала она, добрыми глазами глядя на племянника. — Не сердись на меня, я очень к Уру привязалась, но все-таки хочу спросить: долго он еще будет жить у нас?
— А что такое? — нехотя ответил Валерий. — Он почти всю получку тебе отдает на хозяйство…
— Я не об этом! — вскинулась тетя Соня. — Я сама могу прокормить не одного, а, если хочешь, трех иностранцев.
— Хватит и одного, — усмехнулся Валерий, отодвигая тарелку.