Чистая логика убивает дух.
Антуан де Сент-Экзюпери
Когда мы осмеливаемся реализовать свои идеи, мечты обретают кровь и плоть. Не все они становятся реальностью, но сама реальность присутствует во всех наших мечтах. Нас создал Великий Творец. Мы сами – произведения искусства, и множа его, проявляем свою высшую сущность. Может, поэтому истории столь многих художников изобилуют таинственными совпадениями и вдохновенными находками. Творчество может быть тончайшей формой молитвы. Занятия творчеством становятся путем к нашему Творцу. В это время Творец открывается нам, а мы открываемся себе и открываем в себе божественную искру, когда-то создавшую нас. Вот в этой соединенности художника с художником, Великого Творца с нами как его творениями и заключается истинный смысл рождения нашей идентичности. Мы творим не только искусство, чтобы заявить о себе миру, но и себя, и часто в результате обретаем непоколебимое чувство внутреннего достоинства. И когда называют наше истинное имя, мы отвечаем «да».
ЗАДАНИЕ. Определите свою творческую идентичность
Возьмите ручку и ответьте на следующие вопросы, заполнив пропуски как можно быстрее.
1. В детстве я мечтал, что вырасту и стану…
2. К какой области творчества поощряли мой интерес в детстве?
3. К какой области творчества не поощряли мой интерес в детстве?
4. Если бы меня поощряли сильнее, я бы попробовал…
5. Учитель, который мне помог, считал, что у меня дар…
6. Друг детства, который мне помог, считал, что у меня дар…
7. Если бы я мог прожить жизнь сначала, я бы начал раньше заниматься такой областью творчества, как…
8. Причина, почему мне уже поздно этим заниматься…
9. Шаг, который я могу сделать в направлении своей детской мечты…
10. Я посвящаю себя этой мечте тем, что…
У многих от подобных вопросов портится настроение. Найдите час и выведите свое взрослое «я» на небольшую прогулку. Не удивляйтесь, если во время этого творческого свидания вы многое прочувствуете, обдумаете и придумаете. Слишком часто наш внутренний художник годами не может поговорить с нами.
Стать больше
Одна из основных проблем творческого роста связана с точной самооценкой. Как мы узнаем, насколько можем вырасти, не зная, какого роста мы сейчас? Боясь показаться слишком заносчивыми и эгоистичными, редко задаемся вопросом: «Не слишком ли я ограничиваю себя и умаляю свои достоинства?» Возможность роста может пугать. Казаться чем-то чуждым, неправильным.
Гениальность – это в основном вопрос энергии.
Мэтью Арнольд
Большинство из нас знают историю о трех слепцах, которых попросили описать слона.
Один ощупал его хвост и сказал: «О, он длинный, тонкий и извивающийся, как змея».
Другой ощупал ноги слона и сказал: «О, он круглый, крепкий и высокий, как дерево».
Третий ощупал бок животного и заявил: «О, слон очень похож на стену».
Суть в том, что слон на самом деле похож на все это, однако сумма всегда больше ее слагаемых.
Лучше задавать вопросы, чем знать все ответы.
Джеймс Тербер
Мы, художники, как тот слон: огромные и сложные творения, плохо известные и себе, и другим. Помните, как Алиса из «Алисы в Стране чудес» съела гриб? Мы тоже сталкиваемся с изменениями в размерах, словно в галлюцинации. Вчера казались себе значительными и компетентными. Сегодня считаем, что это величие – лишь иллюзия и на самом деле мы гораздо мельче и слабее. Эти перемены – просто болезнь роста, муки кризиса идентичности. И чем сильнее просим избавить от них, тем сильнее они становятся.
В 45, после 25 лет работы со словами, я внезапно начала слышать музыку. Она переполняла меня, как переполняют маленькую церковь звуки органа. Меня это пугало. В конце концов, я ведь «знала», что я писатель, а не музыкант! Это было «слишком» даже для мечты.
Когда вдруг меняется творческий масштаб, мы изумляемся: «О боже, кто же я теперь?» И обычно просим других помочь разобраться в себе. Тут-то нас и подстерегают неприятности. Часто друзья, как те слепцы со слоном, знают нас лишь с одной стороны. Поэтому в них отражаются лишь те наши качества, которые им нравятся больше или которые виднее остальных.
То есть они нередко преуменьшают наш масштаб. Наш образ словно бы распадается на несколько фрагментов. На фоне происходящих изменений мы чувствуем себя не в своей тарелке и нуждаемся в людях, которые могли бы помочь нам составить более крупную и четкую картину того, в какого представителя творческого зверинца мы превращаемся. Да, быть может, и в слона. О боже!
Понятно, что друзья склонны поддерживать ту нашу версию, к которой привыкли. Они хотели бы сохранить статус-кво, избежать угрозы и по-прежнему комфортно чувствовать себя, осознавая собственный масштаб и важность. Речь не о прямой конкуренции: скорее, они просто привыкли думать о нас определенным образом – скажем, как о сценаристе, а не режиссере, – а также привыкли к определенным отношениям с нами. Ваш неожиданный рост может напугать и вас, и ваших друзей. Они боятся оказаться ненужными. Вы – слишком большими. Очень трудно сказать и себе, и другим: «Послушайте, похоже, я превращаюсь в слона: становлюсь больше и значительнее, чем раньше. Но не переживайте: слоны умеют хранить верность». Если бы только это была верность нашим зарождающимся способностям! Мы позволяем отвлечь себя от творчества. Нас, совсем как Дамбо[6], очень легко пристыдить за отрастающие величественные уши.
Все только что зародившееся кажется слабым и нежным. Чтобы оценить его, требуется особая проницательность.
Мишель Монтень
Кто-то из друзей может попытаться вернуть нас к прежним размерам. В пользу этого могут привести много аргументов. Иногда мы сами звоним им, точно зная об этой их склонности. «Ты отличный драматург. Зачем ты пытаешься написать сценарий фильма?» Мы стремимся спуститься на землю, посредством их негативного отношения вернуться к привычным и комфортным размеру и форме. Проблема в том, что это уже не наш размер и не наша форма. Больше нет.
Главная сложность творческого роста в том, что мы хотим сохранить старых друзей, а не старую идентичность. Остаться с теми, кто готов увидеть слона целиком. Может так получиться, что некоторых друзей придется – как минимум временно – вывести за скобки, если они не видят ничего, кроме слоновьего хвоста. Их сомнения в возможностях нашего роста могут погубить рождающегося слона.
В качестве альтернативы нужно найти новых друзей, способных разглядеть, признать и поддержать наше становление: «А, слон, привет, проходи».
Когда я внезапно начала писать музыку, то решила, что сошла с ума, – и то же самое решили многие мои друзья. Я перестала быть Джулией, которую они знали. Следовать музе – это одно, следовать музыке – совсем другое. «Ты же пишешь книги!» – буквально застонал один из них.
«У тебя талант создавать мелодии», – сказал мне один из новых друзей, сам композитор, – и слава богу, что сказал. Очень трудно поддерживать веру в свою нарождающуюся творческую идентичность. Мы больше, чем наши друзья, можем опасаться сойти с ума. Новый дар? Это слишком хорошо, чтобы быть правдой! Скромность бросается в контратаку: «Кого я из себя возомнил?» Наше поведение со стороны кажется безумным, особенно если никто не подозревал о наличии у нас этого таланта.
В нашей культуре традиционно принято считать, что художники – сумасшедшие. Разве удивительно, что иногда мы сами так думаем о себе? Но в моменты кажущегося безумия мы на самом деле наиболее разумны. Лежащий на спине под потолком храма Микеланджело выглядел довольно глупо. Глаза заливал пот, в них сыпалась штукатурка, попадала краска – наверняка даже его не всегда успокаивала мысль о том, что рождается очередной шедевр. И он, для страховки привязанный веревкой к строительным лесам, с рукой, затекшей от долгого рисования под неестественным углом, мог тоже спрашивать себя: «Что я делаю?»
Если растение не может жить согласно своей природе, оно погибает; так же и человек.
Генри Торо
Что мы, черт возьми, делаем? Кто мы, черт возьми, на самом деле? Вот что мы пытаемся выяснить, и задавать вопросы другим – один из способов узнать это. Часто более старшие или более опытные художники могут сказать: «Конечно, ты актер!» или «Конечно, ты писатель!» Они чувствуют нашу творческую идентичность, потому что она резонирует с их собственной. Они уже раньше видели новорожденных слонят. Мы можем не знать, кто мы такие, но они знают.
Среди моих друзей теперь много музыкантов, которые и обо мне привычно думают именно как о музыканте. Один из них, с которым мы работали над двумя мюзиклами, только через два года после нашего знакомства выяснил, что я, оказывается, «еще и книги пишу». Поэтому когда у вас вдруг проявится какой-то новый талант, помните: если у слонов хорошая память, то и жизнь у них долгая. А значит, в течение одной жизни вы можете заниматься самыми разными видами творчества.