лист на ветру. А через какое-то время он и сам счёл за благо остановить оруженосца и, достав из мешка пояс с ножнами и кинжалом, надел его на талию, велев Шарлю поступить так же.
К утру, когда на горизонте забрезжила полоска света, оруженосец уже еле передвигал ноги. Он устал, хотел есть и спать. Марк смотрел на него с сочувствием, но до сих пор не был уверен в том, что они в безопасности. Они шли не проторённой дорогой, а каким-то просёлком через лес, что снижало опасность погони, но сбивало с толку относительно того, где они находятся.
Уже совсем рассвело, когда заросшая травой старая дорога вывела их на проезжий тракт, а через какое-то время они увидели возле неё небольшой добротный дом с вывеской над крыльцом. Возле двери стоял высокий молодой мужчина с белым лицом и черными усами и засыпал овёс лошадям, привязанным у коновязи. Он с некоторым удивлением взглянул на двух путников, шедших пешком.
— Добрый человек, — проговорил Марк, поклонившись ему, — мы сбились с пути и плутали всю ночь. Не скажете ли вы, где мы находимся?
— Вы на землях маркиза де Лианкура, — ответил тот, с сочувствием взглянув на них. — До самого Лианкура ещё полдня пути, но здесь неподалёку есть город Амьен. А куда вы направляетесь?
— В Лианкур, — Марк с облегчением вздохнул и посмотрел на вывеску над крыльцом. На ней был нарисован котёл и две скрещённые ложки. Вывеска была совсем новой, должно быть старая раньше была прибита к стене над дверью, где всё ещё виднелся тёмный прямоугольник с отверстиями по углам. — Это ведь трактир? — спросил он. — Мы можем у вас поесть и отдохнуть перед тем, как идти дальше?
Парень окинул взглядом их запылённую обтрёпанную одежду, но, тем не менее, радушно улыбнулся и кивнул.
— Мы рады всем гостям. Входите. Отец как раз приготовил похлёбку и тёплый хлеб. У нас всего одна комната для гостей, но она уже освободилась. Купец с приказчиком, что ночевали там, завтракают и вскоре отправятся в путь.
Внутри было тесно, но очень уютно. Чистые белёные стены и выскобленные едва не добела столы стояли возле очага и окон. За одним сидели тот самый купец со своим помощником, а возле второго стоял ещё один молодой мужчина, похожий на первого, такой же белолицый усатый красавец с тёмными кудрями. Он приветливо кивнул и указал гостям на стол. Они сели и вскоре из задней комнаты вышел пожилой человек с мисками, в которых дымилась похлёбка.
— Угощайтесь, — произнёс он, поставив миски на стол, и Шарль тут же схватился за ложку и начал жадно есть.
— У тебя такой вид, словно я морю тебя голодом, — усмехнулся Марк.
— А что, не так? — проворчал тот. — Когда вы кормили меня последний раз?
— Ешь, ворчун, — проговорил барон и тоже взялся за ложку.
Поев похлёбки со свежим хлебом, они поднялись в комнату и улеглись спать, попросив хозяина разбудить их не позднее полудня. Только оказавшись на мягкой перине, под одеялом, Марк, наконец, понял, что оказался в безопасности, а значит, можно расслабиться и немного отдохнуть после пережитого. И едва он успел осознать это, как провалился в глубокий сон.
Его разбудил стук в дверь и голос хозяина трактира, сообщившего, что уже полдень. Встав, Марк спустил ноги с постели и толкнул Шарля в бок.
— Просыпайся, лентяй! Принеси мне воды умыться и подай одежду. Скажи хозяину, чтоб подал на обед мясо и вино, да спроси, есть ли у него бумага и чернила.
— Не так быстро, — попросил Шарль с трудом оторвав голову от скатанного валиком плаща. — Вода, мясо, вино и…
— Бумага и чернила. Живо!
— Ага… — и поднявшись на ноги, юноша поплёлся к двери.
Вниз барон де Сегюр спустился в своей обычной одежде: дорожном камзоле из чёрного бархата, штанах из дорогого сукна с отливом и кожаных ботфортах, застёгнутых под коленями на ремешки с серебряными застёжками. На его перевязи мерцала подаренная королем пряжка в виде головы дикой кошки, а пальцы украшали перстни. Увидев его на лестнице, старик-хозяин чуть не выронил из рук блюдо с жареной уткой, а потом поклонился так низко, словно хотел поставить это блюдо на пол.
— Простите, сударь, — проговорил он. — Я не признал в вас благородного господина!
— Тем более я ценю ваше радушие, — улыбнулся Марк.
— Как же вы пришли сюда пешком?
— У благородных господ тоже есть ноги. Они ходят так же, как и остальные люди. Но ты ведь не о том, дружище? Мы действительно потеряли наших коней и багаж. На нас напали разбойники, мы едва отбились и были вынуждены спасаться бегством.
— Их было слишком много, — кивнул Шарль, который уже стоял у стола, жуя кусок хлеба. — Иначе бы мы им показали.
— Но как же вы поедете дальше? — забеспокоился трактирщик.
— А что, здесь где-нибудь можно купить коней?
— В Амьене! Там возле рынка есть конюшня. Если желаете, мой сын съездит туда и приведёт вам пару неплохих скакунов. Не думаю, что они будут достойны вашей милости, но побегут резво.
— Большего мне и не нужно, — Марк достал кошелёк и отсчитал тридцать золотых монет.
— Это много, — запротестовал старик. — Самый дорогой конь вам обойдётся не более чем в десять золотых марок.
— Тем лучше, — кивнул барон. — На остальные пусть купит приличные сёдла и уздечки, седельные сумки и еды на несколько дней. Остальное пусть оставит себе за труды.
— Вы очень добры, — поклонился трактирщик. — Он купит для вас лучшее, сударь, и даст отчёт за каждую монету. Никто не может упрекнуть папашу Тибо и его сыновей в том, что они обманывают своих постояльцев.
— Я в этом не сомневаюсь, — заверил его Марк.
Кроме прекрасно запечённой с грушами утки, ему подали на обед молодое вино с местных виноградников и пирог с вишней. Шарль прислуживал ему за столом, постоянно что-то жуя, а потом, получив вдобавок остатки хозяйской трапезы, с радостью уселся у окна, чтоб за едой поглядывать на улицу.
Пока один из сыновей папаши Тибо ездил в город, Марк успел написать доклад графу Раймунду, изложив обстоятельства своего визита в Рошамбо. Он сообщал в нём то, что увидел сам и узнал от Лабуле, поведал графу о гибели от рук прево одного из его агентов, много лет верой и правдой служившего Сен-Марко, и о покушении на свою персону, после чего вынужден был тайно покинуть город.
— Поедешь в Сен-Марко и передашь письмо графу Раймунду или де Грамону лично, — проговорил он, отдавая сложенные в узкую полоску листы бумаги. — Зашей его