Читать интересную книгу Девятая рота. Факультет специальной разведки Рязанского училища ВДВ - Андрей Бронников

Однажды на вечерней поверке было объявлена укладка парашютов для первого прыжка. Все радостно загудели, но, уверен, сердце каждого в этот момент екнуло. Впрочем, и в дальнейшем в течение всех четырех лет никто не мог воспринять известие о начале прыжков равнодушно.

Даже не стоит и говорить, что боевая укладка проходила с особой тщательностью и вниманием. Уже после ужина мы заполнили формуляры, расписались в них, уложили парашюты в сумки, которые были тут же опечатаны.

Осенние сумерки окончательно накрыли учебный центр, когда мы возвращались со склада парашютно-десантной службы в расположение. Для вечерней прогулки времени не оставалось, и сразу прозвучала команда «отбой». Несмотря на предстоящее волнительное событие, уснули мы моментально. В ногах, возле кроватей, на табуретах вместо поношенных «хэбчиков» лежали не менее потрепанные комбинезоны, матерчатые шлемы и выкидные ножи-стропорезы, притороченные к ремням метровой стропой.

Без четверти два часа ночи я проснулся от невнятных разговоров. За эти несколько недель, несмотря на постоянную усталость, пришло умение спать чутко и мгновенно просыпаться.

Командир роты старший лейтенант Крикунов отдавал последние распоряжения внутреннему наряду и замком-взводов. Глухая ночь подсказывала мне, что до подъема оставалось еще несколько часов. Увы, это было не так. Накануне нам довели новый распорядок, и теперь я сожалел о том, что проснулся без команды и тем самым отобрал у себя несколько минут сна.

К слову сказать, спустя несколько дней при подобных обстоятельствах я обрел неописуемое счастье. Тогда шум дождя известил о том, что прыжки отменяются. Командир роты вполголоса, предупреждая внутренний наряд, подтвердил это, и я, не успев толком порадоваться такому известию, с наслаждением опять провалился в сон.

Но это будет чуть позже, а пока я отсчитывал последние секунды до подъема, и команда не замедлила последовать. «Рота, подъем!» — звонко прокричал дневальный, и казарма тут же наполнилась окриками сержантов, скрипением кроватей и грохотом табуретов. Курсанты быстро облачались в комбинезоны, наматывали портянки, надевали сапоги и выскакивали на улицу. Уже через пять минут рота, недружно топая, бежала на склад ПДС. Там при свете тусклых лампочек мы выхватывали объемистые сумки с парашютами со стеллажей и, сталкиваясь друг с другом в узких проходах, тащили их на выход, затем впихивали в кузов машины, где они, тут же подхваченные моими однокашниками, исчезали в глубине.

Все это происходило быстро, а все передвижения совершались бегом. Не более чем через полчаса мы уже сидели в столовой и быстро поглощали незатейливую солдатскую пищу, а еще через пятнадцать минут мчались в темноте к площадке взлета.

Учебный центр Сельцы был обустроен очень продуманно. Здесь было все для обучения и подготовки будущих офицеров-десантников. Уже упомянутые ранее спортгородок, парашютно-десантный городок, а также плац для построений и строевой подготовки. Добротные учебные корпуса для проведения теоретических занятий занимали значительную часть городка. Полигон для проведения стрельб, в том числе из боевых машин, современные по тем временам тренажеры для вождения БМД… Но и это было еще не все.

Неподалеку от стрельбища даже был сделан полевой аэродром, на котором в случае необходимости размещались сразу несколько Ан-2. Взлетно-посадочная полоса и рулежные дрожки были выложены металлическими перфорированными секциями, которые несложным, однако надежным способом скреплялись между собой, при этом трава могла свободно прорастать в отверстия.

Тактический городок в учебном центре Сельцы

Вот сюда и устремился сейчас четвертый батальон. Когда мы туда прибыли, запыхавшись от бега, машины были уже там, а парашютные столы — длинные брезентовые полотнища метровой ширины — растянуты. В свете автомобильных фар по команде курсанты кинулись выгружать тяжелые сумки и повзводно расставлять их в «козлы» на столах. Теперь уже каждый из нас разыскивал свою парашютную систему по складскому номеру, который был выведен на торце сумки черной краской.

После доклада о готовности без паузы поступила команда надеть парашюты, что было немедленно выполнено.

В контролируемой суете и сутолоке четыре часа прошли незаметно. До настоящего момента бояться было некогда, и вот после того, как защелкнулся последний карабин подвесной системы, пришло волнение. Наконец, после первой проверки, раздалась долгожданная команда «садись!». Появилось время подремать. Светало.

Верхушка леса озарилась бордовым светом, затем появился краешек солнца, и его первые лучи пригрели сидевших рядами парашютистов. Отдых не затянулся надолго.

Нас стали распределять по «кораблям» или «взлетам», то есть по восемь человек, — правофланговые самые тяжелые, как говорили: «по ранжиру, весу и жиру». После посадки в самолет они должны были его покидать первыми.

Офицеры ПДС деловито проверяли каждый «взлет», отдавали команду «шаг вперед шагом марш» и приступали к следующему. В конце концов, все было готово, и мы вновь уселись по шеренгам. Осталось дождаться самолетов, и первый из них появился в небе совсем скоро. Погода позволяла, ждать ее не пришлось, и дело завертелось.

Карантин. Перед первым прыжком 2 взвод (выпуск 1980 г)

Раз за разом самолеты возвращались, забирали очередную восьмерку и вновь приземлялись уже пустыми. Пока парашютисты поднимались с места и ковыляли, стянутые подвесной системой, к самолету, выпускающий выбрасывал камеры стабилизирующего купола.

Наш взвод, как пятый — последний — взвод восьмой роты, всегда завершал все дела и был последним. Этот раз не стал исключением. С того момента, когда первый «взлет» нашего взвода погрузился в самолет, время для меня как будто остановилось, точнее, оно стало вязким как кисель.

Теперь движения, которые я совершал, казались мне замедленными, и я, с трудом преодолевая и увязая в густеющем пространстве времени, поднялся и двинулся к Ан-2, который, рыча двигателем, лихо остановился в тридцати метрах.

Разумеется, все делалось максимально быстро, насколько позволяли условия и обстановка, но внутренне мне приходилось бороться в собой, со своими ногами, руками, в конце концов, головой.

Поток ветра от винта самолета сбивал с ног, тяжелый парашют тянул назад, но я с помощью дежурного по площадке взлета и выпускающего влез внутрь и уселся на металлическое сиденье. Двигатель взревел, «кукурузник» тронулся, быстро разогнался и через несколько минут уже заходил на боевой курс.

Теперь я собирал остатки воли в кулак только для того, чтобы хоть как-то суметь вывалиться наружу. Выпускающий прошел вдоль ряда, поочередно пристегивая карабины стабилизирующих систем к тросику. Оставалось положиться на его внимательность, поскольку от этого действия выпускающего зависела и моя жизнь. Быть может, именно тогда начали зарождаться ответственность за жизнь товарища и умение положиться друг на друга, полностью отдавая свою судьбу в руки командира или сослуживца?

Коротко рявкнула сирена, и все по команде выпускающего поднялись с места. С каждой секундой кисель времени становился все гуще, и последние шаги до дверей я делал, уже с большим трудом передвигая ногами. Мои товарищи один за другим исчезали в ярком проеме. С великим трудом я вывалился наружу, и рухнул в бездну.

И тут время, казалось, окончательно застыло. В сизой дымке где-то вдалеке терялся зеленый лес Мещерского урочища, черный силуэт самолета медленно удалялся от меня. Именно эта картинка запечатлелась в моей голове, но осознал я это и просматривал ее спустя некоторое время после приземления, лежа на пункте сбора и счастливо глядя в голубое и бездонное небо. А пока в мозгу мгновенно промелькнуло «пятьсот один — пятьсот два — пятьсот три», я выждал еще целую вечность и отчаянно дернул кольцо. Мгновенно задрал голову и увидел трепыхающийся пучок строп, которые тут же расцвели белым куполом.

Как учили, осмотрелся по сторонам. Остальные парашютисты были на безопасном расстоянии, тогда глянул вниз и обомлел. Висеть над семисотметровой бездной, не имея опоры под ногами, показалось ещё страшнее, чем стоять в дверях самолета, и я рефлекторно ухватился за лямки парашюта.

И тут пришло ликование! Капли адреналина после прыжков с тренажера или даже парашютной вышки казались и вовсе ничтожными по сравнению с той безбрежной и пьянящей радостью, которая сейчас переполняла меня. Хотелось петь и кричать, но я только улыбался и смотрел вниз, однако, по-прежнему не отпуская лямок.

Внизу изгибалась река Ока, несколько туристических автобусов стояли возле есенинского дома, сизая дымка скрывала рязанские дали и поля. Земля становилась все ближе, и настала пора думать о приземлении. Я развернулся по ветру — с каждым метром зеленая трава быстрее и быстрее бежала под меня, — соединил стопы вместе и ударился о землю. Упал, но тут же быстро вскочил и, как учили, обежал купол. Ветра не было, и белое полотнище спокойно лежало на траве.