Читать интересную книгу Теряя сына. Испорченное детство - Сюзанна Камата

Восемнадцать часов спустя мы отправились в ресторан. Миссис Маккарти сопровождал ее коллега, адвокат из Чикаго, двоюродный брат известного актера. Я этого актера обожала – с тех пор, как увидела его в первом крупном фильме про войну во Вьетнаме. Я надеялась, что атмосфера вечера будет не очень натянутой, так как хотела хорошенько расспросить адвоката о его брате.

Но я надеялась зря. Ресторан выбрал Филипп – темный, тихий, с видом на реку. Меню было на французском, и он уговорил мать позволить ему сделать заказ. Я была рада. Произношение у него лучше, чем у меня. Мне нравилось его грассирование. Не хватало только начать мямлить, да еще и на людях.

Принесли вино, Филипп попробовал и сказал:

–  Superbe .

Едва удержавшись, чтобы не хмыкнуть, я отпила из своего бокала. На мне было шелковое платье и макияж, но мне вдруг показалось, что это просто маскировка. Я чувствовала, что мне опять двенадцать лет.

Адвокат – его звали Бен – был забавный, похожий на плюшевого мишку, с брюшком.

– Ну, Филипп и Джил, вы теперь вольные птицы. Какие у вас планы по завоеванию мира?

Филипп ответил без раздумий:

– Ну, сначала, естественно, Сенегал. А потом юридический факультет. Гарвард, скорее всего, или Йель.

Миссис Маккарти кивнула.

– А вы, Джил?

– Собираюсь писать картины. Буду художником.

– То есть графическим дизайнером? – спросила миссис Маккарти. Ее лоб прорезала морщина – от мыслительного усилия.

– Э… нет. Я хочу пойти по стопам Блондель Мэлоун. На пике ее карьеры «Нью-Йорк таймс» назвала ее «лучшим пейзажистом Америки».

– Блондель кто?

– Блондель Мэлоун. – Я чувствовала, что краснею. – Она была художником-пейзажистом. Рисовала лучшие сады мира.

Бриллиантовые серьги миссис Маккарти брызнули светом, когда она покачала головой:

– Не понимаю, как можно зарабатывать на жизнь, рисуя картины.

Над столом повисла тишина. Я покосилась на Филиппа, но он ничего не сказал. Он внимательно изучал свой суп, проявляя почти ботанический интерес к плавающей в нем петрушке.

У меня защипало в глазах, но тут Бен поднял бокал и сказал:

– Предлагаю тост за выпускников.

В воздух поднялись еще три бокала.

– За Филиппа, будущего орла юриспруденции, и за Джил, будущую лучшую пейзажистку Америки.

Зазвенел хрусталь. До конца ужина я молчала как рыба.

На следующий день устроили пикник. Мы расстелили на газоне клетчатое одеяло. Я привезла с собой подарок родителей в честь окончания университета – японскую 35-миллиметровую «Минолту», и не отрывалась от видоискателя: Филипп с сандвичем, перемазанный кетчупом. Идеальные родители Нуала и Тэд приехали из Бриджпорта со своими четырьмя детьми. Их отпрыски уже смолотили свои сандвичи и теперь валялись на траве. С ними приехали друзья – семейная пара из Франции и их трехлетний сын. Филипп беседовал с французом, который оказался брокером с Уолл-стрит. Ветер доносил до меня обрывки разговора.

– Значит, у вас нельзя устроиться на стажировку? – спросил Филипп. В Дакар он уезжал только в сентябре, а значит, у него оставалось почти четыре свободных месяца. За это время он собирался заработать денег и завязать нужные знакомства. Он восхитился БМВ француза: « C’est une belle voiture».

Филиппу было все равно – юристом быть или брокером. Его интересовал только успех. Деньги. Сверкающая немецкая машина, как та, что стоит сейчас перед домом. Свой дом неподалеку от пляжа на острове Салливана или Нантакете. Если у нас все будет хорошо, я полечу в Сенегал, буду жить в большом доме. Меня будут окружать красивые вещи. Мне нравилось его стройное крепкое тело, энтузиазм и неиссякаемая энергия – и, наверное, в той же мере мне нравился тот образ жизни, который он олицетворял.

В ту ночь я долго не могла заснуть. Вдруг бесшумно открылась дверь, темная фигура подошла к кровати. Это был Филипп.

– Матери ты понравилась, – шепотом провозгласил он. – Она считает, что ты – настоящая леди.

Я улыбнулась, но улыбка вышла невеселой. Наверно, я бы ей больше понравилась, если бы каждый день прыгала с парашютом и покоряла снежные вершины. Если бы на меня в темном переулке набросился грабитель с ножом, а я уложила бы его на месте – вот тогда она сочла бы, что я достойна ее сына. От таких мыслей мне стало не по себе. Я хмыкнула. Филипп обнял меня. Видимо, он думал, что я обрадовалась, – ведь я не ударила в грязь лицом на генеральском смотре.

Познакомившись с матерью и двумя сестрами Филиппа, я улетела из Бостона и стала ждать звонка. Напрасные ожидания. Он прислал мне открытку из Миртл-Бич – Гранд-Странд, песчаный пляж, на котором плечом к плечу, словно вобла на веревке, сушатся купальщики, – и короткую записку, в которой сообщал, что работает по десять часов в день в пляжном ресторане. Он занят. Надеется, что у меня все хорошо.

Мне стали лезть в голову всякие мысли. Что его мать что-нибудь про меня сказала. Что он с кем-нибудь познакомился. С официанткой. С туристкой. Я вспомнила, как он расстался со своей бывшей подружкой – той самой, которую его мать назвала «первоклассной сукой». Неужели со мной случилось то же самое? Не может вот так все закончиться. В мою последнюю ночь в Бостоне мы занимались любовью, и это было как всегда восхитительно.

А потом он сказал: «Я хочу это повторить. Как можно скорее».

Однажды мне приснилось, что Филипп – серийный убийца и на моих глазах зарубил ребенка. Во сне меня охватила страшная паника – и оттого, что он убийца, и оттого, что он мой любимый мужчина, а я не могу его спасти. На суде он прошел мимо меня. Он смеялся как безумный и все повторял: «Невиновен». Мне было плохо. Я знала, что его осудят и казнят. Я проснулась, а в моем сердце уже возникла любовь к нему – видимо, пока я спала, он славно поработал над ним топором.

В июле, спустя два месяца с того дня, когда я видела его в последний раз, я не выдержала и позвонила сама. В первой половине дня, до того, как у него начнется смена в ресторане. Голос у него был усталый.

– Ну что, – сказала я, – мы увидимся до того, как ты уедешь в Сенегал?

– Да, конечно.

– Может быть, послезавтра?

– Послезавтра? Хм. Не знаю.

– Мой отец с женой на неделю уезжают на Багамы, мы можем поехать в их дом, отдохнуть, поплавать в бассейне. Что скажешь?

По-моему, я услышала вздох. Но это могли быть просто помехи в трубке. Когда Филипп ответил, в его голосе слышался если не энтузиазм, то хотя бы решимость:

– Ну ладно. Приеду после работы. Буду поздно, часа в два-три утра. Нормально?

– Оставлю на крыльце свет.

Мы проведем вместе двадцать четыре часа, и это лучше, чем ничего. На следующий день я пошла в магазин и купила мясо для гриля. Замариновала грибы шиктаке и испекла мраморный чизкейк. Филипп знал толк в еде. Однажды он заставил меня слушать восторженную рецензию на какой-то шикарный ресторан, напечатанную в «Нью-Йорк таймс». Маловероятно, чтобы ему когда-нибудь пришлось там ужинать, но он смаковал каждое слово.

Поэтому я хорошенько подготовилась и стала ждать. Посидела у бассейна, глядя на отражение луны. Потом меня стали кусать комары, и я перебралась в дом. Налила бокал вина, раскрыла роман. Так просидела до четырех утра. Филиппа все не было. Я легла спать, оставив входную дверь незапертой. Засыпая, я улыбалась, думая о том, что, когда проснусь, увижу его рядом. Не увидела.

Открыла глаза в семь утра. Через несколько минут зазвонил телефон.

– Джил, привет. Прости. У меня тут небольшая авария случилась под Конуэем.

– Авария?

– Да. По-моему, я уснул за рулем. Машина три раза перевернулась. Дружище, если бы не ремень безопасности, я был бы уже трупом.

– Ничего себе. Ты в больнице?

– Нет, только что оттуда. Голова дико болит, но, похоже, ничего не сломано. Врачи говорят, внутренних повреждений нет.

– Это хорошо. А машина как?

– Вдребезги. Как раз для свалки.

Мне вдруг подумалось, что мы уже не будем водить машины одной марки.

– Слушай, а может, ты ко мне приедешь? Уик-энд, похоже, полетел к чертям, но давай спасем хотя бы то, что от него осталось.

Он попросил, и я поехала.

Я ехала три с половиной часа – стекла опущены, машину продувает горячий ветер. Я поставила кассету, которую он записал мне за пару месяцев до этого, и старалась прочитать скрытые послания в текстах песен. Я проносилась через небольшие городки, тянувшиеся вдоль трассы: Хоррел-Хилл, Ханна, Салем, Никсонвилль, Уомпи. Наконец показался поворот на Норт-Миртл-Бич. Следуя записанным в блокнот указаниям Филиппа, я добралась до двухэтажного пляжного дома с облезлыми голубыми стенами.

Запах океана ударил мне в ноздри, как только я вышла из машины. Из-за низких дюн доносился плеск волн, набегающих на берег.

Дом выглядел заброшенным. Никто не выглянул из окна, чтобы посмотреть, кто приехал. Пришлось постучать.

Филипп жил вместе с еще двумя официантами. Один из них, парень со светлыми дрэдами, открыл дверь.

– Ты, наверно, Джил, – сказал он. Он впустил меня внутрь и позвал Филиппа.