Читать интересную книгу Иностранные известия о восстании Степана Разина - А. Маньков

* Earum regionum populator Ratzinus caedibus, incendiis, rapinis, crudelitate, suppliciis omnia foedavit. In commentariis rerum Russicarum reperi oppidaSaratoffiam, Samarol'fiam, Alatriam, Arsamas, pluresque alias, vicos item ad Volgam sitos, quorum nomina referre non attinet.

22. Cum iste rerum status esset, vocabantur in discrimen fortunae, vita, conjuges, liberi omnium, existimatio inprimis Procerum atque Tzaris honor; nam hoc ultimi discriminis tempus adventabat, ac documenta instabilis fortunae Tzari, et summa miscentis Razino praebebat. Vulgi studia Moscuae quoque diversa erant, pars discur-rere et tumultu laetari, pars incusso metu, prospicere impendens periculum et simul aversari coeperant; nonnulli oppresses se putabant, priusquam Razini tyrannide opprimerentur, magno sane calamitatis sensu, qui eo major erat, quod rescivissent, seditionis socios cum facibus in tecta urbis immissos, jam turn impotenti ira ac ulciscendi libidine aliquot incendia excitasse. Ipse pro cdmperto habeo, quam parum omnes ab exitio abfuerint, ii maxime, qui Tzaris consilia regebant, quippe in quos omnium factorum invidiam contulit Ratzinus, et plerosque dedi sibi postulavit, perituros una clade omnes, nisi eos virtus Dolgoruckae, quern ante alios ad caedem deposcebat, expeclivisset.

23. Quamobrem haec ratio disciplinae et legum firmandarum, inventa est, quae severitate poenarum continetur, et ad hujus gentis, quae lenitate atque indulgentia fere pejor sit, emendationem inprimis pertinebat. Mox accitae sunt copiae, et praesidium majori numero impositum, ne civitas Razino praeda fieret, neu annunciate ejus adventu, indefensa relinqueretur, ac metu perculsa, venienti portas aperiret, et viam aditumque muniret.

24. Quae consilia bene ac feliciter Imperatori atque purpuratis evenerunt, sive territo conscientia sceleris Razino, sive ut secures opportune atque utilitatis suae causa falleret: nam baud multo post certis conditionibus cum Tzare agere instituit, sed sero nimis, et postquam omnem gratiam consumpserat, ut vel postulata ejus, qui summam rerum ad se transferre coepisset, audire ingratum, expendere intutum, admittere exitiosum videretur.

25. Itaque copiis cum summo imperio praepositus est Dolgoruka, ut res turbatas componeret, et praelio cum Ratzino decertaret; si vinceret, laudem habiturum, sin vinceretur, sanguine suo his turbis, quarum invidia in ipsum conferebatur, parentaturum esse. Nee cessabat Dolgorucka, Russorum dux, et fortitudine prudentiaque sua fretus, omnia, quae necessaria sibi forent, tempestive circum-spiciebat, atque totis viribus seditiosis obviam profectus, in itinere quindecim milia, quibus Ratzinus imparem ductorem reliquerat, feliciter profligabat. Cum enim Razini rationes postularent, ut vires atque opem conjungeret, et praecaveret, ne dissidiarum causae essent, graviter errabat, quod, dum periculum moram non ferret, praesentia sua socios destituisset, atque amissa rei melius gerendae occasione voti sui non factus esset compos, turn quod ejus legiones inter se discordantes sine disciplina vagarentur, turn quod Cosacorum excita sedibus suis turba, cum ducem desideraret, baud arduo labore dissipari posset.

* Pleno nomine atque titulo Knes Jiirg Alexeiwitz Dolgorucka, qui postquam auspicatissimis initiis vim conjuratorum sustinuit, castris apud oppidum Arsamas positis, eo totus incubuit, ut primo quoque tempore factio Razini opprimeretur; nee eo secius commu-nem Russiae causam adjuvit, qui militaris Dolgoruckae imperii socius erat, Russi Occlonizam vocant, qui diversis congressibus, fortitudinem suam demonstravit, et conjuratos fudit, et providit, ne exercitus resque publica caperent detrimentum. Itaex commentariis actorum Russicorum didici.

26. Caeterum summa belli Russici duobus praeliis permissa est: alterum cum summa laude Cermanorum initum est apud oppidum Morasky, in quo Russi equidem terga vertere necesse habuissent, atque jam turn paulatim ex pugnae loco recedebant, nisi ipsis Germani equites subsidio venissent, et in confertissimam rebellium par-tem irruptione facta, ordinibusque eorum disturbatis, in fugam avertissent: occisorum numerus ingens fuit, et captivi quoque omnes trucidati; alterum prope oppidum Lysko commissum est, in quo omne robur rebellium cecidit, et non tarn exercitus, quam incondita turba pugnavit, hoc uno formidabilis, quod saluti suae desperasset. praeterquam enim quod horribilis edita est strages, ii quoque, qui vivi in potestatem victoris pervenerant, ad atrocissima supplicia reservati, perduellionis poenas dederunt: alii in crucem acti, alii telis confixi, multi immisso in femora harpagone, foedissime perie-runt; demum in nullos gravius consultum est, quam in Cosacos Mor-duinos, nisi quod et mulier quaedam igni cremata est, quod sacrum ordinem, in quern ascripta fuerat, habitu atque institute militari mutavisset. Reliquos, quos fuga abstulit, in suo quemque loco de-prehensum, crudelissima morte mactavit, aut si in solitudines dis-cessissent, fame necavit.

27. Cum talem exitum rebelles sortiti essent, caput ipsorum Ratzinus in angustias et loca deserta compulsus est, quern ductor manipulorum Cornelius Jacoloff blandis verbis compellatum adduxit, ut quia exhaustam belli molem videret, Tzari supplicaturus secum iret, et causam ipse suam diceret, atque de injuriis, quas sibi allatas querebatur, referret. Obsequitur monenti Razinus, diffidens quidem sibi atque rebus suis desperans, sed quod initio comiter et proxime libertatem haberetur, effectum est industria Cornelii, ut valido milite stipatus, revera enim custodia erat, Moscuam Rutheuorum deduceretur.

28. Nondum urbem attigerat, cum bis mille apparitores ad eum arctius tenendum emissi sunt: ii comprehensum, et ductis circa collum pedesque catenis, patibulo e curru prominenti imposuerunt; post eum vinctus constrictusque frater Frolko incedebat, ejusdem criminis reus, et ideo in vinculis habitus, ut pari poena afficeretur. Ambo cum perducti essent Moscuam, Razinus quaestioni subjectus, ita constanter vim tormentorum pertulit, ut licet multis indiciis testimoniisque convictus esset, tamen sua confessione neque patefactus dici, neque damnatus videri posset. Cum vero longum esset cognoscere de crimine satis comperto, ex re imperii visum est, fesinato supplicio praecidere occasionem populo initia causasque rimandi, ne aulae invidia fieret, aut novum Tzari periculum accer-seretur. Quapropter ad locum supplicii cum fratre ductus, audita capitali sententia, adeo non in melius mutari potuit, ut quoque in contumacia perseveraverit, neque temere creditum fuerit, eum prorsus sui oblitum, non de expiandis noxis, neque instanti commutatione, sed tantum de praesenti ignominia cogitasse.

29. Nam carnifici traditus, nil dedit comparando ad mortem animo, sed gestibus iram odiumque praeferentibus testatus est, malle se everti Russiam exitio alieno, quam liberari suo. Poenam luit palam, et quo majori conficeretur cruciatu, primo manus, deinde pedes amputati sunt, quos ictus sic excepit, ut ne gemitu quidem do-loris indicium ostenderet, atque tarn praefractae mentis esset, ut neque de contumacia remittere vellet, neque timeret tristiorem casum, vultu quoque ac voce sui similis, cum mutilatis brachiis cru-ribusque fratrem superstitem atque in catenis ductum intuens, cum fremitu exclamaret: contine linguam canis.[56] Nam quae invicta tyranni rabies erat, cum armis non posset, silentio ulcisci mortem suam statuit, neque tormentis cogi potuit, utimpias artes atque secreta pat-rati sceleris aperiret. Quae causa erat, quod in ipso mortis articulo cum fratre expostularet, et convitium ipsi faceret, ratus, triste sibi et fratri erubescendum esse, quod quum socius adjutorque sibi hacte-nus in omnibus rebus fuisset, nunc mortem contemnere non posset: quia enim petebat alloquendi Tzaris sibi dari facultatem, hoc sic a barbaro acceptum est, quasi res atque acta sua, quae reticeri volebat, supplicii metu enunciare statuisset. Sed cujusmodi ea fuerint, quae a loco supplicii abductus, Tzari dixit, non liquido constat, et mihi sufficit, Ratzino molestum atque grave fuisse, quod, quae fuerit mens sua ac voluntas, fratrem mdicaturum esse non sine causa, nee falso suspicaretur. Ejus post confessione ita Tzaris flexus est' animus, ut illo tempore vitae parceret, contentus, eum custodia asservasse, qui esset meritus, ut quemadmodum emendatione animi, ita poena apud posteros a Razino fratre distingueretur.

30. Post haec Ratzinus adversus tormenta et ipsam necessitatem contumax, ad supplicium abstractus est, caput manus pedesque acuminatis palis infixa sunt, reliquus truncus canibus objectus, acfoede laceratus consumptusque, cum ignommiae ejus, turn exempli aliorum causa, foedum spectaculum praebuit,[57] nec meliorem exitum habere debuit, qui desertor sui Imperatoris, et Patriae hostis Proditorque fuit.

CTEHKO РАЗИН ДОНСКИ КОЗАК ИЗМЕННИК, Т. Е. СТЕПАН РАЗИН, ДОНСКОЙ КАЗАК ИЗМЕННИК. ПРЕДСТАВЛЕНО НА ПУБЛИЧНОЕ РАССМОТРЕНИЕ ПОД ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВОМ КОНРАДА САМУ ЭЛЯ ШУРЦФЛЕЙША, ВЫСТУПИЛ ИОГАНН ЮСТУС МАРЦИЙ ИЗ МЮЛЬГАУЗЕНА В ТЮРИНГИИ 29 ИЮЛЯ 1674 г

Великолепным, знатнейшим, осмотрительнейшим, высочайшим, благоразумнейшим мужам, прославленным своим влиянием, заслугами и достоинством, всем управителям и сенаторам вольного имперского города Мюльгаузена, отцам отечества, выдающимся добродетелью, редчайшими почестями и всяческой хвалой, высочайшим своим господам и благодетелям желает посвятить это сочинение всепокорнейший, ничтожный, смиреннейший слуга Иоганн Юстус Марций.

1. Шесть лет прошло с той поры, как я проделал путь в Россию[58] и сам видел то, о чем другие знают только по слухам. Я сам был зритель тех волнений, которые удивляли всю Европу; многие события я наблюдал прямо на месте. Тогда-то в поле моего зрения и явился зачинщик бунта Степан Разин: его дерзость и отвага навели меня на мысль рассказать о начале, ходе и конце того мятежа, который не только привел Московию в смятение, но и поставил ее перед крайней опасностью; я решил изложить письменно и то, что я видел собственными глазами, и то, что, находясь рядом, узнал из достоверных источников.

2. Прежде чем обращусь к моему рассказу, кратко изложу, каков был исстари характер Московии, ее облик, как называли ее, а также какими путями она возросла, какие области приобрела, как освободилась от татар и как в такой необъятности границ сохранилась эта держава, которая при других обстоятельствах легко бы рухнула от собственной своей громадности.

3. Сначала вся эта земля называлась Скифией; затем распространилось и долгое время было весьма употребительно имя Роксоланы. Затем, наконец, племена эти стали называться русскими и московитами. Сломив силы татар, они заняли обширнейшие области Европы и Азии.

а. Из «Географии» Страбона (ср. кн. 7 и кн. 2) можно понять, что они были частью скифского племени и жили по ту сторону Борисфена. Плиний в «Естественной истории» (кн. 4, гл. 12) помещает их поблизости от аланов (они же литовцы) и называет их роксаланы — несколько иначе, чем Страбон, который называет их Ροξλαυοι.[59] Здесь же следует заметить, что Иордан, в своем сочинении «De rebus Geticis» уделивший Скифии так много внимания, Борисфеном называет Днестр[60] (р. 84). Можно не сомневаться, что их название «мосхи» чрезвычайно древнее, хоть Страбон (кн. 11) и обозначает им некоторые народы Азии, относя к области мосхов частью колхов, частью иберов (не тех, что живут по реке Эбро, а причерноморских), частью же армян; вслед за ним и Помпоний Мела (De situ orbis, lib. 3, cap. 5) сообщает, что они живут на берегу Гирканского моря[61] и, таким образом, вне Европы. Филипп Клюверий (Germania antiqua, lib. 1, cap. 4; Chronicon Cario-Peucerianum, lib. 1, p. 23), Г. Горн (Historia imperiorum, p. 123[62]) производят этих мосхов от Месеха или Мосоха. Таким образом, необходимо помнить, что когда-то как скифы, так и мосхи разделялись на европейских и азиатских.

Переходя к средневековым писателям, обнаруживаем, что область европейских мосхов, которая вообще именуется Россией, неизвестно почему называется также и Грецией (см.: Адам Бременский. Historia ecclesiastica, lib. 2, cap. 12 и De situ Daniae, p. 139). Может быть, это оттого, что они придерживаются греческого обряда и вели друг с другом оживленную торговлю (Генрих Бангерт, прим. к Гельмольду, lib. 1, р. 3[63]). Однако многие различают русских и греков, например Лиутпранд (lib. 5, cap. 6[64]), Сигеберт,[65] под 936 годом. Первый прямо называет их северянами (aquilonares) и относит к общей категории норманнов (ср.: Лиутпранд, lib. 1, сар. 3; Кристоф Безольд. Historia imperil orientalis, p. 101; Peйнeкций. Примечания к анонимному поэту, lib. 2, р. 21[66]). Не вполне ясно, по какой причине их стали называть русскими. Сочинительством занимаются те, кто производит это слово от имени некоего далматинского князя Русса (среди многих других Г. Горн: Orbis politicus, part. I, cap. 3).[67] Барон Сигизмунд фон Герберштейн возводит это название к старинному городу Руссе (Russia),[68] но я не стану безоговорочно одобрять это, поскольку очевидно, что русские хроники не дают определенности на этот счет и что россами их называли еще до того, как они пришли в Европу (см.: Самюэль Бошар. Phaleg, lib. 3, cap. 13); Гельмольд (Chronicon Slavorum) называет, их «рузами» (Ruzi), а греческий писатель Иоанн Цеца (joh. Тzetzes. Chiliades. Nic. Gerbelius Basileae, 1546.) дает им название «рос» (Rhos), а по их первичной азиатской родине зовет таврами. Впрочем, я не собираюсь охватить все это в целом, потому что свое старание и усилия я должен сосредоточить на истории Разина. Разве что слегка коснусь здесь писателей, использование которых, хотя бы и частичное, может пойти на пользу и украшение моего труда. Поскольку их много, здесь стоит упомянуть прежде всего следующих писателей;[69] Герберштейн (Commentarii rerum Moscoviticarum), Матвей из Мехова (De Sarmatia Europaea), Павел Одерборн (Historia Johannis Basilidis), Иоахим Вадиан (Descriptio Sarmatiae), Якоб Шпигель (прим. к Энею Сильвию, р. 256,[70] Стефан Какаш (Iter Persicum, p. 38 sqq.), Иоганнес Майр,[71] под 1503 г., Павел Иовий (De Moscovitarum legatione), Лаврентий Сурий (Commentarii rerum, p. 31 sqq., кельнское издание), также писатели и по истории Польши: Александр Гваньини (Descriptio Moscoviae) и Рейнгольд Гейденштейн (De bello Moscovitico), Антоний Поссевин (кельнское издание[72]), «Epitome genealogiae Duels Moscoviae», Павел Пясецкий,[73] епископ в Перемышле, и особенно Адам Олеарий, прошедший через Московию и татарские земли в Персию и своими глазами видевший эти места, обычаи и нравы; Герман Фаброний Моземан (cap. 13, Historia Moscoviae[74]). (Винцент Плакций, Syntagma pseudonymorum, p. 205, знает о его имени и произведениях как раз столько, сколько положено знать самым несведущим людям-стараясь вытащить из неизвестности на свет имена стольких авторов, он не имеет и отдаленного понятия о том, что это за человек и какие сочинения им написаны, в частности о его «Monarchia caesarea» и «Descriptio imperiorum»). О религии у русских и также о других установлениях, кроме упомянутых уже писателей — Герберштейна, Поссевина, Иовия, Гваньини, — пишут Иоганн Фабр (Liber de religione Moscovitarum[75]), Мартин Крузиус (Theologia Moscovitica), Давид Хитрей (De statu ecclesiarum Graeciae etc.), Адриан Регенвольский (Syntagma Ecclesiarum Slavonicaruni) Обер Мирей (De statu religionis Ghristianae), Эдуард Брирвуд (Scrutinium religionum). Я сейчас не в состоянии сказать положительно, можно ли справляться и судить о русском церковном каноне по Митрофану Критопулу.[76] Во всяком случае, кроме «Исповедания» Митрофана, сюда относятся Послание к епископу римскому Иоанна, митрополита русского,[77] а также Послание Иеремии, патриарха константинопольского (последнее было в 1576 г послано виртембергским теологам).[78] Не стану здесь задерживаться на опрометчивости Алляция,[79] которая, как мне известно, давно уже осуждена, хотя это весьма ученый человек и менее всего новичок в древностях. Что же касается права и законов Московии, то я до сих пор не встречал там людей, которые хоть что-нибудь написали об этом. Надежду на осуществление такого труда дал мне, а вместе и потомству Иоганн Гравинкель, человек живого ума, который — только бы замыслу этому суждено было свершиться — имеет намерение издать как московскую хронику, так и свод законов царской державы, называемый Уложением (Uloschenie). Он собирается рассказать, как удалось заложить там некоторые основы свободы для нашей веры, а также о всех действиях графа Вальдемара в этом направлении (Иоганн Гравинкель — пастор реформатской церкви в Москве. Умер в 1676 г. Вальдемар, принц датский, сын короля Христиана IV, прибыл в Москву в январе 1644 г. с целью бракосочетания с царевной Ириной Михайловной. Сватовство не состоялось из-за отказа Вальдемара удовлетворить требование о принятии православия. Однако правительство, уничтожившее в 1643 г. по просьбе русского духовенства три лютеранские церкви в Белом и Земляном городе Москвы, с целью привлечь Вальдемара вновь разрешило поставить кирку за Земляным городом (Д. Цветаев. Протестантство и протестанты в России до эпохи преобразований. М., 1890, с. 71–78). И Уложение разрешало ставить кирки «за городом» «от церквей божиих в дальних местех»,[80] а также в случае исков к иностранцам «иноземцев к вере приводите по их вере в приказех же».[81] Остается еще прибавить, что Россия имеет названия: Черная, или Малая, а также Червоная — это области, подвластные Польше, — и так называемая Белая, иначе Великая, о которой говорят как о принадлежащей массагетам, роксоланам или мосхам, что отмечает и Иоганн Авентин (Аnnales Boiorum, lib. 4, p. 360; ср.: Лука де Линда. Descriptio geographica Poloniae et Moscoviae.[82] И об этих русских повествовали греческие писатели Кедрин, Зонара, а, следуя им, также Туан[83] под 1558 г., кроме того, брат Иероним Роман[84] (Rpublicas del mundo, 3 part., cap. 11–16, изд. в Саламанке); Гаспар Энс (Thesaurus politicus, apotelesma 72[85]), где, однако, автор примешивает кое-что ложное, и, наконец, эльзевировское описание Московии.[86]