Читать интересную книгу Мертвая зона. Города-призраки: записки Сталкера - Лиля Гурьянова

К вечеру об аварии уже знал весь город. Но никто не представлял размеров бедствия. Когда уже смеркалось, пожар на станции стал сильнее, мы это даже отсюда видели. Сказали: горит графит…

Рассказывает Г. Н. Петров, бывший начальник отдела оборудования Южатомэнергомонтажа:

26 апреля в Припяти был день как день. Я проснулся рано: на полу теплые солнечные зайчики, в окнах синее небо. На душе хорошо! Вышел на балкон покурить. На улице уже полно ребят, малыши играют в песке, старшие гоняют на велосипедах.

К обеду настроение стало и вовсе веселым. И воздух стал ощущаться острее. Металл – не металл в воздухе… что-то кисленькое, как будто батарейку от будильника за щекой держишь.

Сосед наш, Метелев, часов в одиннадцать полез на крышу и лег там в плавках загорать. Потом один раз спускался попить, говорит загар сегодня отлично пристает! И бодрит очень, будто пропустил сто грамм. К тому же с крыши прекрасно видно, как там реактор горит…

А в воздухе в это время было уже до тысячи миллибэр в час. И плутоний, и цезий, и стронций. А уж йода-131!

Но мы-то этого не знали тогда! К вечеру у соседа, что загорал на крыше, началась сильная рвота, и его увезли в медсанчасть, потом дальше – в Киев. И все равно никто не заволновался: наверное, перегрелся мужик. Бывает…

Вечером все в нашем доме очень веселые были, оживленные. Ходили друг к другу в гости, делились слухами о том, что там на станции происходит. И никто – никто! – не верил, что авария серьезная. Так, по традиции, предлагали дезактивироваться слегка (то есть выпить немного), и дезактивировались, и становились еще оживленнее, еще веселее. Общее настроение во всем городе царило возбужденное. Словно праздничное. Так действовала на нервные поля радиация. Когда «хватанешь» дозу, всегда сперва наступает радиационное перевозбуждение. А со стороны казалось: город живет в полную силу, люди веселятся…

День шестой

Свадьба среди радиации

На свадьбу в чернобыльское село Осташкино мы прибыли вечером. Удивительное это было село – живое среди сотен умерших, пустых сел. Сюда, спустя год после аварии, вернулись почти все жители. Заново разбили огороды, собрали разбежавшуюся скотину и зажили, как будто и не было вокруг никакой радиации. Разве что без электричества – все села после эвакуации «отрубили» от энергосети. Но местные жители научились прекрасно обходиться керосинками, отсутствие электричества их нисколько не смущало.

Невеста была местной девушкой, а жених оказался нашим, питерским: приехал добровольцем на ликвидацию аварии и – остался. Наверное, нормальным людям, живущим на «чистой» земле, трудно понять: как это – остаться в зараженной радиацией Чернобыльской зоне, бросить все, поселиться в селе, где нет даже электричества, взять и все разом изменить в своей жизни. Но я его понимала, этого жениха, молодого совсем парнишку. Он тоже получил «радиационный ожог души», и в сердце его возникла любовь к этой несчастной земле. Любовь, которая оказалась сильнее, чем все доводы разума.

Встретили нас радушно. В хате и во дворе были накрыты столы, да какие! Все на них было – и икорка, и красная рыба, и нежное заливное, и картошечка рассыпная, огурчики, помидорчики, зелень, сало, копчености всякие аппетитные…

И потекло свадебное застолье, разгулялось! Пели песни, плясали под гармошку, много смеялись. Во дворе, под яблоней мужики азартно забивали «козла», курили самокрутки; дым стоял коромыслом. Бабы в цветастых шалях на скамеечке перешептывались о своих женских секретах. Детишки носились по двору, прыгали с сеновала, возились с большущим лохматым псом, который, как и они, был в восторге от всего происходящего.

Тостов было сказано много, и ни одного слова не было произнесено про радиацию, словно ее и не было здесь.

В сумерках мы с Витькой вышли на улицу, за ограду: вдруг захотелось немного отдохнуть от шума и суеты. Хата новобрачных расположилась на окраине, рядом был негустой лесок.

– Смотри! – вдруг окликнул меня Витька. – Там, в перелеске!..

Я обернулась к лесу. Между тонкими молодыми деревьями брел космонавт в комбинезоне и в скафандре, с кислородными баллонами за спиной. Я потрясла головой. «Не-ет, – попыталась я образумить себя. – Я этого не вижу! Даже если признать, что самогонка здесь в два с половиной раза крепче магазинной водки, все равно после двух рюмок такого увидеть нельзя! А больше двух рюмок я никогда не пью – у меня аллергия на спиртное. Сейчас он исчезнет!» Но космонавт шел себе спокойненько по лесу, тыкая в землю каким-то металлическим щупом, и исчезать совершенно не собирался.

– Вить, – жалобно подергала я за рукав друга. – Чего он тут ходит?

– Меряет, – объяснил Витька.

– Пусть у себя там меряет! – обозлилась я. – У нас своих проблем хватает!

– Где «у себя»? – удивился Витька.

– Ну, откуда там он прилетел…

– Ты, подруга, того… перегрелась слегка, – покачал головой Витька. И вдруг понял все. – Ты что, думаешь, это – космонавт?!

Я кивнула.

– Ну ты даешь! – в голос захохотал Витька. – Дозиметрист это. Рентгенчики меряет.

– А вырядился так зачем? – не сдавалась я.

– Да не вырядился он, – вздохнул приятель. – Обыкновенная радиационная защита, «жесткий» вариант. Видать, «грязно» здесь, вот он и оделся «по погоде»…

Я еще раз посмотрела на «космонавта». Потом оглянулась на двор, с которого мы только что вышли. Свадьба продолжала гулять. Вокруг столов вовсю плясали люди в летней одежде; кое-кто даже сбросил туфли и отплясывал босиком. Я снова обернулась к лесу: дозиметрист шел – в комбинезоне и в скафандре, с кислородными баллонами за спиной… Господи, это было похоже на кошмар из рассказов Бредбери, где смешивались, пересекались различные, порой совершенно противоречивые миры! Так и здесь, сейчас: между этими двумя мирами было метров двести, не больше. А еще между ними стояли мы с Витькой…

Хроника Чернобыля

Днем 26 апреля в Припять прилетела правительственная комиссия: старший помощник генерального прокурора Ю. Н. Шадрин, министр энергетики и электрификации СССР А. И. Майорец, заведующий сектором атомной энергетики ЦК КПСС В. В. Марьин, заместитель министра энергетики А. Н. Семенов, первый заместитель министра среднего машиностроения А. Г. Мешков, начальник Союзатомэнергостроя М. С. Цвирко, заместитель министра здравоохранения СССР Е. И. Воробьев, представитель Минздрава СССР В. Д. Туровский и другие.

Генерал-майор МВД, заместитель министра внутренних дел УССР Геннадии Бердов прибыл в Припять в 5 утра 26 апреля 1986 года. Высокий, седоволосый, спокойный.

На комиссии докладывал:

– В пять утра я был в районе аварийного энергоблока. Сейчас лето, у вагонов открытые окна, железная дорога проходит в пятистах метрах от аварийного блока. Надо закрывать движение поездов. На случай эвакуации населения тысяча сто автобусов подогнаны к Чернобылю и ждут указаний.

– Что вы мне все про эвакуацию говорите?! – взвился министр. – Панику создаете?! Надо остановить реактор, и все прекратится. Радиация придет в норму. Какая еще эвакуация?!

– Я предлагал эвакуацию еще рано утром, – упрямо вмешался в разговор Брюханов. – Запрашивал Москву…

– Что скажет гражданская оборона? – поинтересовался министр энергетики.

Встал Воробьев, начальник штаба гражданской обороны АЭС.

– На дозиметрах с диапазоном двести пятьдесят рентген – зашкал, Анатолий Иванович. Нужна срочная эвакуация!

Встал представитель Минздрава СССР Туровский:

– Эвакуация необходима. То, что мы увидели в медсанчасти… я имею в виду осмотр больных, которых привозят со станции… они в тяжелом состоянии, дозы, по первым поверхностным оценкам, в три – пять раз превышают летальные.

– А если вы ошибаетесь? – не сдавался министр Майорец. – Ладно, разберемся в обстановке и примем решение. Я лично против эвакуации! Вы все тут явно преувеличиваете опасность.

В Припять возвращались на рассвете, Шинкаренко тормознул вдруг у небольшой речки.

– Пошли, классную штуку покажу! – позвал он нас.

Мы вышли и, согласно чуткому руководству Володи, залегли в траву возле реки.

– Видите, на том берегу движение?

Мы кивнули.

– Это табун одичавших лошадей идет на водопой. Здесь ведь всю живность после аварии побросали, когда людей эвакуировали. Лошади одичали, сбились в табуны. Во, смотрите!..

Табун голов в пятьдесят быстро приближался. Красиво бежали кони, но что-то в этом табуне было странное. Мы вгляделись повнимательнее и захохотали в голос. Среди статных коней, в самой гуще табуна, бодро неслась поджарая корова.

– Тише вы, спугнете! – зашипел Шинкаренко. – Она с ними уже месяца два бегает. Да так ловко носится, просто беговая буренка получилась, можно на ипподром отправлять!.. И ведь не гонят кони ее, представляете?

– Дивная земля… – покачал головой Витька. – Чего тут только не увидишь.