самих потянуло назад.
— Номер борта... запомнить и мне доложить после полётов. Выполняйте предполетный осмотр самолёта, Родин. Время уже взлетать, — злился Граблин, оттолкнувшись от нас.
— Как пинка под зад дали, — ухмылялся Макс, когда мы осматривали самолёт. Согласен, что спесь с Грабли сдуло моментально после такого неофициального полёта.
В воздухе он постоянно что-то требовал. Расскажи ему, сколько времени продолжается полёт, показания приборов, что за деревню пролетели десять минут назад, какую пролетим, если введём поправку в курс и так далее. Нет бы просто лететь и наслаждаться погодой!
— Не знаю Родин, как вам удалось посадить самолёт без шасси в скошенном поле. Вы же ничего не знаете! — сказал Граблин по внутренней связи. Этот вывод он сделал уже на середине маршрута.
Мы как раз пролетали косу Долгую, на которой самые чистые и песчаные пляжи во всём Белогорском районе. Я уже представил себе, как мы с Женей приедем сюда, когда у меня будет увольнение на этой неделе.
— Засмотрелись? Отвлекаетесь ещё и от пилотирования, Родин? — не унимался Граблин. — За такой полёт останетесь у меня в субботу в казарме.
— У меня все параметры в норме. Я веду осмотрительность, — пытался я оправдаться, но подполковник был другого мнения.
— Вам не повредит пару часов дополнительных занятий. Я как раз ответственный в субботу по полку.
Вот чего он докопался до нас? Есть у тебя тёрки с Нестеровым, так и решай их с ним. Нас зачем трогать?
В этот момент в эфире прозвучал сильно встревоженный голос. Это был Артём.
— 882й, в зоне отказ двигателя! — доложил он.
В этот момент я совершенно забыл о своём задании и стал переживать за товарища. Только бы не геройствовал и прыгнул, если не сможет вывести. Тем более что сегодня у Рыжова самостоятельный полёт без инструктора.
— Внимание, всем режим радиомолчания! 882й, номер зоны и высота? — запросил руководитель полётами, явно волновавшийся в этот момент. В ответ в эфире была тишина.
— Командир, вы тоже слышали доклад об отказе двигателя? — спросил я. Сейчас вообще было не до полёта по маршруту.
— Да, Родин. Это Рыжов?
— Так точно. Почему молчит? — сказал я, прослушивая запросы руководителя полётами. Граблин ничего не ответил на мой крайний вопрос.
— 882й, пожар двигателя! Высота 4000! — снова в эфире доклад Артёма. Значит, двигатель запустил, но произошёл пожар. Высоты ему хватает, чтобы катапультироваться. Про себя думаю, что хоть бы сейчас всё обошлось. Двигатель вряд ли будет работать после пожара.
— 882й, закрой пожарный кран, «Малый газ»! Примени систему пожаротушения! — давал команды руководитель полётами.
И снова тишина в эфире. В крайней фразе РП волновался ещё сильнее. Два отказа на один самолёт в течение двух минут — перебор!
— 882й, прохожу дальний, три зелёные не горят, шасси не вышло, ухожу на второй круг, — снова доклад от Артёма. И как это он так быстро на посадку стал валиться?
— Он же сгорит сейчас вместе с самолётом, — сказал я Граблину, нажимая на СПУ.
— Почему он не прыгает, Родин? — спросил Граблин. Судя по голосу, он тоже весьма нервничал. Представляю, какого сейчас Тёме. Третий отказ и всё ещё летит! Не самолёт, а самый настоящий танк!
Пара минут в эфире была тишина, а потом, неожиданно, руководитель полётами запросил меня.
— 880й, задание закончили?
— Сопка, я 880й, конечный пункт маршрута, разрешите на привод, далее заход по кругу?
— 880й, разрешил.
Голос руководителя звучал спокойно, без каких-либо печальных или нервных нот.
— Значит, нормально всё с твоим другом, Родин. Молодец, Рыжов! — сказал Граблин по внутренней связи.
— Выпало же ему испытать сразу три отказа. И самолёт выдержал...
— Выдержал, Родин. Не отвлекайся и пилотируй. И снижение не проспи, а то будешь потом валиться после привода к первому развороту, — перебил меня Грабля. До чего же чёрствый тип! Мог бы, и обсудить со мной такой случай. Сейчас опять комиссия приедет, небось. Эх, невезуха какая-то у Доброва с этим полком и нашим курсом!
После посадки, я внимательно посмотрел по сторонам в поисках той самой «элки», которая столько пережила с моим товарищем.
К нашему самолёту уже бежал Макс, чтобы помогать готовить его к повтору. Граблин не стал обсуждать со мной полёт, а заспешил к руководителю полётами, чтобы узнать об инциденте.
— Где Тёма? Как он? — спросил я, но Макс смотрел на меня с недоумением.
— Да нормально всё. Пошёл на КДП сейчас. Ты чего так нервничаешь? — сказал Макс, вставляя заправочный пистолет в горловину с левой стороны кабины.
— Как чего? Три отказа у парня, а ты говоришь чего! Как он сел? Ты... ты чего ржёшь? — сказал я, толкая в грудь Макса.
— Просто, я... вспомнил... ой, не могу! — продолжал смеяться Макс. — Вспомнил, как... орал... на него Новиков после... да вон смотри, — указал он мне на дорожку со стоянки, где Ребров вовсю отчитывает Артёма.
— Чего мямлишь, Рыжов? Паровозный гудок ты на Белогорском вокзале, а не курсант! В эфир ты громче говорил, — кричал Ребров на него.
— Виноват, товарищ подполковник. Там аккумуляторы и автомат защиты сети «Радио» были включены. Ну, я ж правильно всё делал...
— Рыжов, ты если балбес, так и скажи. Нечего мне самолёты ломать. Быстро на борт! Устрою я тебе выходные на тренажном самолёте, чтоб ты всё правильно делал! — указал комэска на стоянку самолетов, и Артём сорвался с места, пока ничего нового не узнал о себе.
Макс продолжал смеяться, совершенно не замечая, что к самолёту уже спешит Граблин.
— Забыл... говорит, — не успокаивался Курков.
— Макс следи за топливом. Перельёшь! — крикнул я.
— Да всё я контролирую... вот зараза! — выругался он, когда его обдало вырвавшимся фонтаном керосина. Как раз в этот момент пришёл Граблин.
Конечно, ему было сейчас не так весело, как Максу минуту назад. Им сейчас почти целый час летать, а запах керосина хорошо въедается в форму. Аромат будет суперский в кабине!
— Курков, тебе больше чем мужской... «прибор» доверять нельзя. Лезь в кабину, заправщик!
День был, прямо скажем, неудачный. С другой стороны, нас и так хотел Граблин оставить всех в субботу доподготовкой заниматься. Жаль, что не получится в увольнение сходить.
Женечка обещала какой-то сюрприз мне сделать. Чем дольше я в