Читать интересную книгу Предположительно (ЛП) - Джексон Тиффани Д.

— Что делаешь?

Она вскрикивает, подпрыгивает со своего стула и одним быстрым движением выключает монитор. Она отступает, ее испуганный взгляд сияет силой тысячи огней.

— Слушай, я тебя не трону, — усмехаюсь я. — Ты слишком взрослая для меня.

Ее взгляд становится еще более безумным, а руки трясутся, будто мои слова подобны ледяному ветру. Я испугалась, что ее и без того бледная кожа может напрочь лишиться всякого румянца. Неудачная шутка. Пожимаю плечами и отхожу к противоположенной стене, пытаясь дать ей пространство. Я привыкла к тому, что меня считают прокаженной, так что мои чувства не уязвить.

Она выжидает, пока сяду за компьютер и только после этого возвращается к своему. Ее пальцы порхают по клавиатуре. В детской тюрьме мне не разрешалось посещать компьютерный класс. Почему? Без понятия. Я щелкаю по мышке, но экран все еще остается черным. Разве он не должен был включиться после этого? Может, он сломан? Но компьютер Новенькой же работает.

— Эм... ты не знаешь, как... включить его?

Новенькая роняет свою челюсть и моргает в непонимании.

— Ты не умеешь им пользоваться?

Почему этот вопрос прозвучал так, будто я тупая или что-то в этом роде?

Я не могу встретиться с ней взглядом, это чертовски неловко. Она немного колеблется, но после этого медленно подходит ко мне и щелкает по кнопке, спрятавшейся за черным ящиком.

— Спасибо, — бормочу я, видя, как мой экран возвращается к жизни. Она несется на свое место, все еще глядя на меня, будто не может определиться, что обо мне думать. Я щелкаю по логотипу «Гугла», видела, как мисс Кармен это делает. Она набирает что-то на клавиатуре, и нужная информация тут же появляется на экране. Так что я печатаю «Е Г Э» одним пальцем.

— Я... эм... гуглила тебя, — говорит Новенькая, с дрожью в голосе. — Я помню об этом. Мне было десять, когда... ты убила того ребенка.

Я вздыхаю и поворачиваюсь к ней.

— Предположительно.

Она сглатывает, ее взгляд снова возвращаются к экрану. Я никогда раньше не задумывалась о том, что когда-то мое лицо было повсюду. Что именно она видела? Статьи, телепередачи, фотографии... возможно, даже фотографии Алиссы! Вероятно, в «Гугле» тысяча фотографий. Они не дали мне ее фото в тюрьму. Я не имела права просить об этом. На самом деле, я не имела права ни на что. К счастью для моих охранников. Они предпочитали держать меня весь день в камере, где я часами смотрела на серый цемент, думая о маме и Алиссе. Проще держать животное в клетке, чем играть с ним.

Но я больше не в детской тюрьме. Все, что мне нужно — это напечатать свое имя. Тогда я смогу увидеть ее! Я удаляю слово Е Г Э и печатаю М А Р И Я...

— Про тебя там много чего написано. Про то, как ты это сделала.

Как я это сделала? Сделала что? Ах, точно. Я не хотела смущать ее.

— Ты... прогуглила всех? — спрашиваю я.

— Нет. Только тебя. Ты настоящая знаменитость. Поэтому они тебя ненавидят.

— Кто?

— Все остальные.

— Ох.

Думаю, меня ненавидит весь мир. Наверно, так и есть. Они ничем не отличаются от той толпы, собравшейся перед зданием суда. От всех тех кричащих людей в футболках с изображением Алиссы и огромными транспарантами... может, там есть и их фото. Удалить. Удалить. Удалить.

— Они все выглядят безумными. Другие. Ты не находишь?

Знаю, как выглядит безумие. Я живу с ним уже долгое время. Но ни одна из этих девушек не подходит под это описание. Просто глупые. Они делали глупые поступки по глупым причинам. Полагаю, вы можете назвать глупой и меня.

— Наверно.

— Ты когда-нибудь думаешь о... том вечере?

У меня дергается глаз, и я вздыхаю.

— Каждый день.

Выдержка из полного отчета о вскрытии Алиссы Ричардсон:

Описание погибшей: девочка европеоидной расы. 12 недель. Темные волосы, голубые глаза. 6 килограммов 100 граммов.

Время смерти: приблизительное время смерти между 7:30 и 9:30 вечера.

Внешний осмотр: синяки на предплечьях, чуть выше правого бедра, посередине лба. Подкожное кровоизлияние под левым глазом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Причина смерти: асфиксия, вызванная удушением.

Содержимое желудка: лактат молозива (грудное молоко), метилфенидат (риталин) и клонидин.

Характер смерти: убийство.

Меня будит стон, доносящийся сквозь тонкие стены. Мама с Реем снова занимаются сексом. Почему она такая громкая? Когда он закончит с ней, он придет за мной. Я знаю это. Он идет, идет, идет... меня начинает трясти с головы до пят. Мне надо где-то спрятаться, но страх парализует меня.

Насколько все будет плохо, когда он найдет меня? Где мой мишка? Я нащупываю его, жесткий мех, но затем я понимаю, что я одна, это мои жесткие и колючие простыни. Это не моя кровать, это не моя комната.

Где я?

Запах вонючих ног Тары переносит меня обратно в групповой дом. Я все еще слышу стоны. Кровать Марисоль пуста. Наверно, она в соседней комнате с Чиной. Еще один ночной визит на ее койку. Бедная Новенькая, ей придется стать невольным свидетелем этого.

— Я вам объясняю, это не моя вина.

— Слышать ничего не хочу! Тебе известны правила!

Я отворачиваюсь от двери и зажимаю голову подушкой, но даже сквозь нее до меня доносятся крики Джой и мисс Штейн. Должно быть, она опоздала, потому что свет по всему дому был выключен еще два часа назад.

— Грузовик на Юнион-сквер загорелся. Все движение было остановлено! Я целый час ждала поезда. Как мне еще добраться до дома?

— Ты серьезно думаешь, что я куплюсь на это? На дворе час ночи! Ты должна была вернуться в девять! Где тебя черти носили?

— Я же сказала! Я ждала поезда.

— Отлично, не хочешь говорить мне, расскажешь полиции.

— Но я же вернулась домой!

— Ты опоздала! Ты ушла в самоволку!

— Эй, ничего подобного!

— И ты переоделась, — добавляет Мисс Риба. — Утром ты была в другой одежде.

— Я... она... я испачкалась.

— Это уже второй промах, Джой! Ты под домашним арестом до конца месяца. И на тебе уборка ванны.

— ЧТО! Эй, это несправедливо! Я не сделала ничего плохого!

Черт, домашний арест — самая ужасная вещь на свете. Это похоже на настоящий домашний арест. Покинуть этот дом можно только оправившись в училище и даже туда вас сопровождают, будто под конвоем. Впервые попав сюда, целый месяц находилась под таким арестом. Но потом они поняли, что угрозы я не представляю, дали мне проездной, карту метро и указали в сторону автобусной остановки. Киша говорит, что мы счастливчики: она раньше жила в другом доме и там вообще запрещалась покидать дом.

Марисоль стонет громче. Наверно, Чина с ней почти закончила. Джой оплакивает свою свободу. Я зажимаю свои уши подушками, меня немного подташнивает, и я испытываю все, что угодно, но только не счастье.

— Знаешь, я тут подумал, — говорит Тед, его руки бережно обвивают мою талию. Мы сидим на каких-то ящиках под тусклым освещением, проникающим в подсобку уборщика. — Нужно убираться из Бруклина.

Повинуясь движениям его рук, прижимаюсь к его груди. Мое дыхание неторопливо. Я могу представить нас, наше будущее в собственной квартире, в которую мы переберемся, как только нас выпустят. Тед все время говорит об этом.

— И куда отправимся? В Бронкс?

Он смеется.

— Нет. Мы уедем из Нью-Йорка. Найдем жизнь получше. Пристроим тебя в колледж подальше отсюда. Может, на юге. Или в Калифорнии. Там, где никогда нет снега.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я не знала, что сказать. Бруклин был нашим всем. Мы не могли вот так просто расстаться со всем, что было нам так знакомо.

Он заглядывает мне в глаза и пожимает плечами.

— Я безумно устал от этого места. Здесь все не слава Богу. Что-то не так? Ты боишься, что я дам тебя в обиду?