Читать интересную книгу "Основы научного антисемитизма" - Сергей Баландин

Однако некоторыми людьми не столь честными и принципиальными «комплекс двоечников» огульно приписывается всем антисемитам без исключения, даже если таковыми являются лауреаты Нобелевской премии. Так, например, один из наиболее мною уважаемых и во многом почитаемых писателей Владимир Войнович в одном из своих далеко не самых удачных сочинений «Портрет на фоне мифа» высказал следующий «перл»: «от антисемитов в буквальном смысле воняет», сказано это было сперва в самом абстрактном смысле, наподобие «двоечников» Новодворской, но тут же выяснилось, кто конкретно подразумевается под «вонючим двоечником», им оказался не кто иной, как Александр Исаевич Солженицын, стало быть, по логике Войновича, от него тоже «воняет». А какие же есть основания у Войновича причислять Солженицына к «антисемитам»? Смеяться будете, ибо то, что он дальше пишет, нарочно не придумаешь: «Когда одни люди упрекают Солженицына в антисемитизме, другие начинают кричать: «Где? Где? Укажите!» Укажу. Например, в «ГУЛАГе». На берегах Беломорканала он бы выложил дюжину еврейских фамилий начальников строительства». – Вот так-то вот, назвал еврейскую фамилию, и от тебя уже воняет «антисемитом». Конечно, могут сказать: это, уж крайности, не следовало бы в определении антисемитизма остановиться на золотой середине? – Нет, не крайности, и Новодворская, и Войнович по-своему правы, раз они вкладывают в то или иное слово какой-то смысл, то и нам следует придерживаться того же. Правда, они не дают четкого разъяснения термину «антисемитизм», но это вовсе не значит, что его нельзя вывести из анализа их дискурса [2]. Что же они имеют в виду, когда называют разных людей от двоечников до лауреатов Нобелевской премии «антисемитами»? Думаю, не ошибемся, если скажем: все эти люди стоят в той или иной конфронтации по отношению к еврейству, в той или иной степени ведут с ним борьбу. Таким образом, можно сформулировать такое определение антисемитизма: Антисемитизм – это противостояние еврейству как организации или еврейству как идеологии, являющееся следствием еврейского вопроса.

Однако такое определение еще довольно-таки аморфно, ибо из него пока не ясно, в чем суть этого противостояния, каковы особенности еврейства как организации и как идеологии – это мы выясним ниже. Примерно то же самое определение дается на сайте «Холокост» «Антисемитизм – вид национальной нетерпимости, враждебное отношение к евреям как народу». В чем отличие этого определения от нашего? – В нюансах. Мы говорим «противостояние», они – «национальная нетерпимость» (хотя в России, например, антисемитизм никогда никакой «национальной нетерпимости» не знал, русский народ вообще национально не гордый и испокон веков отличался особым страннолюбием, утверждающим неписаный императив: то, что может быть позволено инородцу, не всегда может быть позволено своему, поэтому сам факт, что евреи относятся к другой национальности мог только смягчить остроту конфликта. Достоевский в «Дневнике писателя» свидетельствует: «Пусть я не тверд в познании еврейского быта, но одно-то я уже знаю наверно и буду спорить со всеми, именно: что нет в нашем простонародье предвзятой, априорной, тупой, религиозной какой-нибудь ненависти к еврею, вроде: "Иуда, дескать, Христа продал". Если и услышишь это от ребятишек или от пьяных, то весь народ наш смотрит на еврея, повторяю это, без всякой предвзятой ненависти. …Когда они молились (а евреи молятся с криком, надевая особое платье), то никто не находил этого странным, не мешал им и не смеялся над ними, чего, впрочем, именно надо бы было ждать от такого грубого, по вашим понятиям, народа, как русские; напротив, смотря на них, говорили: "Это у них такая вера, это они так молятся", – и проходили мимо с спокойствием и почти с одобрением. <…> …уверяю вас, что и в казармах, и везде русский простолюдин слишком видит и понимает (да и не скрывают того сами евреи), что еврей с ним есть не захочет, брезгает им, сторонится и ограждается от него сколько может, и что же, – вместо того, чтоб обижаться на это, русский простолюдин спокойно и ясно говорит: "Это у него вера такая, это он по вере своей не ест и сторонится" (то есть не потому, что зол), и, сознав эту высшую причину, от всей души извиняет еврея» /конец цитаты/. Далее, мы говорим: «к еврейству как организации», они – «евреям как народу». Конечно, можно было бы не придираться к таким несущественным мелочам, если бы они не были существенны для дискурса, имеющего определенную пропагандистскую силу. «Народ» ведь тоже можно рассмотреть как своего рода организацию (общность) людей, но сравните, как звучат такие обороты речи: «противник организации» (в подсознании возникает образ преступной организации) и «враг народа». Вам ничего это не напоминает? Тридцать седьмой год, знаменитая «Пятьдесят Восьмая статья». Помните, в «Архипелаге» Солженицын писал: «в похвалу этой статье можно найти еще больше эпитетов, чем когда-то Тургенев подобрал для русского языка или Некрасов для Матушки-Руси: великая, могучая, обильная, разветвленная, разнообразная, всеподметающая Пятьдесят Восьмая, исчерпывающая мир не так даже в формулировках своих пунктов, сколько в их диалектическом и широчайшем истолковании». Нет, все-таки клеймо «антисемита» несравненно шире и «всеподметающе», чем пресловутое клеймо «врага народа». Под первое подметается всякий гой или еврей, говорящий что-либо в защиту гоя (ведь это же косвенно против еврейского народа). И кроме того, мы считаем справедливым в определении антисемитизма учитывать не только мнение евреев, но и мнение антисемитов, и, насколько нам известно, ни один антисемит еще никогда не говорил, что-де враждует с народом, наоборот, большинство авторов антиеврейских памфлетов и исследований, подчеркивают, что претензий к народу и рядовым евреям у них никогда не было и нет. Так, например, «черносотенный антисемит» Достоевский в своем «Дневнике писателя» недоумевает: «…когда и чем заявил я ненависть к еврею как к народу? Так как в сердце моем этой ненависти не было никогда, и те из евреев, которые знакомы со мной и были в сношениях со мной, это знают, то я, с самого начала и прежде всякого слова, с себя это обвинение снимаю, раз навсегда, с тем, чтобы уж потом об этом и не упоминать особенно», также и американский «антисемит» Генри Форд в своей книге «Международное Еврейство» пишет: «Тысячи мелких еврейских дельцов пользуются полным уважением, точно так же, как и десятки тысяч еврейских семейств уважаются с нами, как добрые соседи. Критика, поскольку она направлена против выдающихся финансовых воротил вообще, чужда расового оттенка. К сожалению, к рассматриваемой нами проблеме часто примешивается расовый предрассудок, легко ведущий к недоразумениям, благодаря тому простому факту, что в длинной цепи международных финансов, сковывающей весь мир, на каждом кольце ее мы встречаемся с еврейским капиталистом, с еврейским семейством финансистов или с определенной еврейской банковой системой». Уже этих двух цитат вполне достаточно, чтобы поставить под сомнение универсальность утверждения, что антисемит – это расист, ненавидящий еврейский народ. Потом, в конце концов, можно назвать «антинародным» Достоевского, Форда, меня, грешного, но антисемитизм, как известно, в большинстве своих проявлений есть движение народное, причем, именно тех народов, что никогда не выступали против других народов, но только против своих врагов и угнетателей.

Но вернемся к дискурсу Войновича. В этой связи я хочу вспомнить излюбленный аргумент еврейских апологетов против антисемитов: «Нельзя обобщать!». Как, по-вашему, уважаемые господа, Войнович, когда говорит: «от антисемитов воняет», он обобщает, или нет? А Новодворская, когда говорит: «антисемиты – двоечники»? А Гроссман, когда пишет: «Антисемитизм есть выражение бездарности» (Жизнь и судьба)? Все правильно, обобщают, ибо никто не стал бы возражать, если бы было сказано: «от некоторых антисемитов воняет», «некоторые антисемиты – двоечники», «иногда антисемитизм есть выражение бездарности», с другой стороны, как мы уже говорили, всякое определение должно содержать в себе всеобщность «все», иначе оно ничего не определяет, кроме одного единственного конкретного случая. Но определениями создают термины, а из терминов умозаключения. Вот что в итоге вышло у Войновича:

Первая посылка: «От всех антисемитов воняет».

Вторая посылка: «Солженицын антисемит».

--------------

Заключение: «От Солженицына воняет».

А если вставим в тот же модус силлогизма другие термины, например:

Первая посылка: «Антисемитизм есть выражение бездарности».

Вторая посылка: «Всякий конфликт с евреями есть антисемитизм»

--------------

Заключение: «Всякий конфликт с евреями есть выражение бездарности».

Все наши посылки вроде бы правильные, логических нарушений в построении умозаключений нет, значит, придется соглашаться с выводами. Так что, если у вас есть какой-то спор с каким-то евреем, то в том выражается ваша бездарность!