Читать интересную книгу Небеса нашей нежности - Анна Велозо

– Ты забыла, что речь идет о свадьбе нашей дочери, а не о собрании твоих партнеров по бизнесу.

– Леон, правда… К старости ты стал сентиментален.

– А ты стала холодна и бессердечна.

– С каких это пор свадьба связана с делами сердечными?

– Ах, meu amor…[xvii]

– Так, вот только не надо говорить со мной о любви. Ана Каролина не любит Энрике. Она просто хочет поскорее выйти замуж, чтобы стать взрослой. И я ее не виню. Других возможностей для женщины стать самостоятельной нет. И я должна сказать, что в этом отношении она сделала прекрасный выбор. Энрике – сущая овечка. Он для нее на все готов. И позволит ей поступать, как ей угодно.

– Твое отрицание романтики до сих пор меня шокирует.

– А меня поражает твоя сентиментальность. Мы с тобой, знаешь ли, уже не в том возрасте. – Виктория с упреком посмотрела на супруга, с которым прожила почти сорок лет.

Она видела его седину, морщины, согбенные плечи, но никогда не воспринимала его как старика. Словно маска легла на родные черты. И Виктория всегда будет видеть его истинный лик, сокрытый этой маской. Видеть мужчину, которым он когда-то был, гордого бунтаря с горящими глазами.

То же чувствовал и Леон. Да, его Вита поседела, у нее появились жесткие складки у рта, но она навсегда останется его Sinhazinha [xviii], красивой и своевольной дочерью рабовладельца.

– Мне нельзя быть сентиментальным, в то время как ты в твоем возрасте позволяешь себе детские розыгрыши?

– Это другое.

– Ну конечно. – Леон насмешливо улыбнулся.

Виктория поджала губы. Это высокомерное выражение лица было ей так знакомо. Но она не поддастся на провокации Леона! Чтобы не ссориться, женщина уставилась на столешницу и смела с нее воображаемую соринку. При этом она посмотрела на свою руку, и настроение у нее окончательно испортилось. Толстые синие вены, коричневые пятна – рука старухи. Когда же это произошло? Старость подкралась незаметно. И почему в душе Виктория столь же молода, как и десятилетия назад?

Ужасно, когда внешнее не отражает внутреннее.

– Ну что ж. – Женщина перевела взгляд на мужа. – Вернемся к нашему обсуждению. Кого именно ты не хочешь приглашать на свадьбу? Мы можем поговорить об этом. Я готова вычеркнуть из списка десяток гостей.

– Например, Гонкальвеса. Ну, директора банка.

– Исключено. Я недавно уговорила его на очень выгодный заем…

– Ничего не хочу об этом знать. Ладно, пусть приходит. У него хотя бы жена веселая. А что насчет начальника порта?

– Я должна его пригласить, Леон, хотя он мне и самой не нравится. Он контролирует всех таможенников, и без его… эм… благосклонности мне придется тратить целое состояние на товары, которые я импортирую. Я ведь могу продавать, например, граммофоны, только если это окупается…

Леон опять перебил жену, махнув рукой:

– Избавь меня от подробностей твоих сделок.

– Эти сделки приносят нам неплохую прибыль, – прошипела Виктория, многозначительно обводя взглядом интерьер комнаты в стиле модерн.

Диван из розового дерева работы знаменитого дизайнера Жак-Эмиля Рульманна[xix] занимал центральное место, но были тут и элегантные кресла из лакированного черного дерева с кремовой кожаной обивкой, изящный сервант с фурнитурой из коричневой древесины и хрома. На серванте стояла роскошная ваза Лалика,[xx] на стенах висели шедевры Брака,[xxi] Гриса[xxii] и Боччони.[xxiii] Такую обстановку вполне можно было бы увидеть на выставке авангардного искусства в Париже.

– Ну хорошо. Я понял, что у меня нет права голоса при составлении списка приглашенных на свадьбу, – вздохнул Леон.

«Вот именно», – подумала Виктория, но вслух не сказала. Пожав плечами, ее муж взял список и просмотрел его вновь. Временами он хмурился или качал головой.

– А как же донья Альма?

– Что донья Альма?

– Ее нет в списке.

– Ну конечно. Она слишком стара, чтобы отправляться в такой путь.

– Почему бы тебе не предоставить это решение ей?

– Потому что она не в себе.

– Ты не хочешь приглашать собственную мать? Бабушку невесты?

– Леон, ну что ты все время перекручиваешь мои слова! Я хотела бы повидаться с доньей Альмой, ты и сам это знаешь. – Уголки ее губ дрогнули. – Но она, во-первых, страдает помутнением рассудка, а во-вторых, невероятно упряма. Настолько, что может и приехать. Я не могу этого допустить.

– Ей восемьдесят лет, и она в отличной форме. Великолепной, если вспомнить, сколько она страдала в жизни.

– Португалия пошла ей на пользу. Поэтому-то мы и не должны беспокоить ее нашим приглашением. Ей покажется, что она обязана приехать, а климат в Рио может ее доконать.

– Чего ты только и ждешь…

– То, что ты говоришь, возмутительно, Леон!

– Ах, милая моя Sinhazinha, твои мысли так легко прочесть…

– Это тебе только кажется. Все, хватит об этом. Донья Альма – моя мать, и я обязана действовать в ее интересах. Я ее не приглашу.

– Как пожелаете, донья Виктория. Ведь я, как и всегда, ваш верный раб. – Леон картинно поклонился и вышел из гостиной.

Иногда лучше сдаться, чем доводить дело до скандала с битьем посуды. Сегодня у Леона не было сил сохранять спокойствие, выслушивая злые слова и ловя на лету брошенные в него предметы. Кроме того, сегодня они с женой собирались сходить в cineteatro [xxiv], на новый фильм с Чарли Чаплином – «Золотая лихорадка». И Леон, и Виктория любили этого актера, а в роли бродяги он был неподражаем. После сеанса они отправятся в кафе на площади Флориано Пейксото, площади, которую многие в городе называли Cinelandia [xxv] из-за нескольких расположенных здесь кинотеатров. В кафе они выпьют по бокалу вина и с наслаждением обсудят лучшие сцены из фильма. Виктория и Леон разделяли страсть к кинематографу, и совместные вечера в кинотеатре были самыми мирными в их бурной семейной жизни.

Леон терпеть не мог донью Альму, но ему казалось возмутительным, что Вита не пригласила на свадьбу собственную мать. Поскольку спорить по этому поводу было бесполезно, придется придумать что-нибудь другое. Может быть, попросить Ану Каролину написать письмо бабушке? Она ведь любила старушку. Во время поездки по Европе Ана Каролина останавливалась в Лиссабоне и жила у доньи Альмы. Похоже, бабушка и внучка превосходно нашли общий язык. Леон мог объяснить это только тем, что его теща изменилась. Как бы то ни было, если донья Альма все-таки захочет перебраться через Атлантику, Вита может солгать, сказав, что приглашение просто потерялось. Лгать она была мастерица.

Виктория сидела в гостиной, едва сдерживая злость. Ей не нравилось, когда Леон называл ее Sinhazinha, а себя – рабом. Да, когда Виктории было семнадцать, во времена монархии и рабовладения, она действительно была Sinhazinha, дочерью богатого барона, владельца кофейных плантаций, а Леон подтрунивал над ней в связи с этим. Но десятилетия тяжелого труда и успех ее предприятия не изменили его мнения, и Викторию это злило. В отличие от большинства женщин высшего общества, она не была болтушкой и модницей. В отличие от большинства женщин любого происхождения, она обожала цифры. Она обладала математическими способностями, благодаря чему за все эти годы преумножила богатство семьи, обеспечив тем самым и будущие поколения. Ее детям достанется в наследство колоссальное состояние. Ее мать жила «в изгнании» в Португалии, как донья Альма любила повторять, и пользовалась всеобщим почтением, сохранив положение в обществе. Даже Леон извлек немалую выгоду из богатства Виктории: за счет жены он опубликовал несколько сборников рассказов, не интересовавших издателей. И что Виктория за это получила? Только насмешки и неблагодарность! Особенно злило ее отношение Аны Каролины. Если сыновья Виктории радовали мать и следовали ее советам, то дочь была не столь мудра и не желала перенимать у нее опыт. Может быть, все дело в том, что Ана Каролина – девушка, а потому у нее лучше складываются отношения с отцом, чем с матерью. Или Леон прав, когда говорит, что Ана Каролина похожа на Викторию в юные годы и ей просто нужно больше свободы?

«Свободы, ха! Она и так свободнее некуда. Она бегает полуголой по городу, ее юбки едва прикрывают голени, ей разрешают ходить с женихом на прогулки без сопровождения взрослых, как было принято раньше. Она гуляет с Энрике и своими друзьями ночи напролет, ходит в варьете и ночные клубы. Курит и пьет на людях. Тратит мои деньги на безвкусную мебель и мазню бесталанных художников. Где тут, черт побери, отсутствие свободы?!»

У девчонки просто тараканы в голове. То она мечтает стать гонщицей, то пилотом. Пилотом! Что тут плохого, если мать запрещает своей юной дочери забивать себе голову такими глупостями? Это же только на благо Аны Каролины. Водить гоночные автомобили, летать на самолетах… Таким должны заниматься мужчины, молодой девушке в этих сферах делать нечего. Ее только осмеют и унизят. И почему ее дочь интересуется только тем, что таит в себе угрозу для жизни? При мысли о том, как Ана Каролина на биплане врезается в отвесный склон одной из гор вокруг Рио, у Виктории кровь стыла в жилах.