Читать интересную книгу Список черных дел - Александра Авророва

Я раскрыла нужную страницу тетради.

«Андрей Михайлович Песков.

Иван Петрович Фадеев, майор, колония.

Павел Сергеевич Нецветаев, капитан, 7-е отделение милиции.

Чушка от Серого, пивной ларек, Вознесенский 14».

Андрей сидел в колонии, это я знаю. Там за ним, наверное, приглядывал майор Фадеев. А сейчас — капитан Нецветаев. Интересно, ко всем бывшим преступникам приставляют милиционера или лишь к особо отличившимся? Чушка — это наверняка кличка… есть на фене какое-то слово… в общем, кличка коллеги. Интересно, догадываются ли коллеги об общении Андрея с майором и капитаном? И как бы они к этому отнеслись?

Я дрожащими руками вытащила фотографии. Андрей с каким-то приличным на вид мужчиной в кафе и в парке… Андрей опасливо выползает из отделения милиции номер семь… Андрей выпивает с типичным представителем уголовного мира…

Андрей относился к Софье Александровне с ненавистью и страхом. Он работал на ее даче и возил нас на машине. Все встало на свои места. Если предположить, что он — я вдруг вспомнила подходящий глагол — он стучал в колонии, за что и был освобожден досрочно, и теперь продолжает стучать… об этом узнала Софья Александровна, и стоило ей сообщить Чушке от Серого, тасующемуся у пивного ларька… «У нас с Андреем бартер», — сказала мне она. Неужели я была слепа? Или я теперь сошла с ума? Эротические фотографии… фирма «Сириус», в качестве благотворительности поставляющая Софье Александровне антиквариат… записи о работниках фирмы, ее накладные, счета… что бы ни вопили мои возмущенные чувства, но подобных совпадений не бывает. Логика сильней эмоций. При моей версии сходится все, вплоть до мельчайших деталей. Задним числом устраняются все несообразности, все мои недоумения. И тем не менее — не верю! Я привязалась к Софье Александровне — да что там, я полюбила ее. И душа моя протестовала против свидетельств ее непорядочности.

Подумав, я решила навестить Андрея. Быть может, посмотрев на него в свете новых предположений, я решу, соответствуют они действительности или нет. И вообще, должна же я что-то предпринимать, а других мыслей не было.

Глава 12

Добираться до дачи на электричке мне ужасно не понравилось. Все-таки к хорошему быстро привыкаешь. Возили нас на автомобиле с ветерком, и так было мило. А теперь парься в переполненном вагоне. Мне-то еще ничего, я молодая, а каково было бы старушке за восемьдесят лет?

Андрей сидел под деревом на своем участке и соображал на троих. Одного из его собутыльников я совсем недавно видела на фотографии, к сожалению, не на той, где кафе — мужчина с той фотографии мне понравился, — а на другой, с выпивкой. Похоже, выпивка являлась основным его занятием.

— Цыпа пришла! — радостно приветствовал меня гостеприимный хозяин и гордо пояснил: — Это моя знакомая. Нравится, Чушка? Смотри — идет, как говорит, говорит, как пишет, пишет, как рисует, а рисует — ни к черту!

И он весело загоготал, а я уставилась на него, потрясенная. Никогда он не позволял себе ничего подобного. Молчал да пялился. А теперь, видите ли, обнаглел. Догадывался бы он, ч т о я могу сообщить вот этому мерзкому Чушке, мигом стал бы смирнее котенка. Впрочем, много ли с пьяного возьмешь? И я лишь сухо осведомилась:

— Ты знаешь, что Софья Александровна умерла?

— Гы-гы-гы! Еще бы! Прикончили старушенцию! Поделом — не суй свой нос, куда не надо. Я бы вообще всех старушек собрал в большое стадо — и бомбочкой. Атомной!

— И погиб бы от повышенной радиации. Кстати, ты в тот вечер был здесь?

Это черт меня дернул за язык, честное слово. Подобные вопросы в лоб не задают. По-видимому, просто я подсознательно переняла манеру разговора Софьи Александровны, а она обычно беседовала с Андреем, как строгая учительница с нерадивым учеником.

Мой собеседник вздрогнул и, вместо того, чтобы резонно возразить — «не твое собачье дело», чего я втайне опасалась, начал что-то мямлить — «да, он был здесь, но его вряд ли кто видел, но он был здесь, гулял, погода была такая хорошая…» И смотрел не на меня, а на собутыльников, которые, впрочем, его не слушали, а увлеченно напевали какой-то шлягер вроде «если б было море водки, стал бы я подводной лодкой». Я решила отвлечь внимание от своего промаха и сменила тему:

— Я в сарайчике оставила сохнуть купальник. Я из-за него и приехала. Где у тебя ключ?

Андрей облегченно вздохнул и рысью побежал к себе. Легенду о купальнике я продумала заранее. Впрочем, не совсем легенду — он и впрямь висел в сарае, а у Андрея и впрямь имелся ключ. От дачи Софья Александровна ключа ему не давала, а от сарая выдала, поскольку там хранился садовый инвентарь. Я забрала свою собственность и поспешно ретировалась, так как поющая парочка неожиданно прозрела и принялась активно приглашать меня выпить водки, параллельно делая различные высказывания относительно моей фигуры и образа жизни.

Начал накрапывать дождь, однако возвращаться к уголовникам не хотелось, и я предпочла обогнуть участок Софьи Александровны с противоположной стороны и потихоньку спрятаться под навес.

— Надя, вы что мокнете? Заходите! — неожиданно услышала я. Хозяйка соседней дачи стояла на крыльце и махала мне рукой. Я знала ее фактически лишь по имени — Инга Витальевна, но она казалась мне симпатичной, и я с благодарностью согласилась зайти.

— Давайте чайку? Все равно дождь скоро не кончится.

— Вы думаете? — забеспокоилась я.

— Да. У нас творится что-то странное с погодой: с утра солнышко, днем собираются тучи, а что ни вечер — дождь. До самой ночи.

Смутная мысль мелькнула у меня в голове, и я уточнила:

— И давно так? В городе вроде дождей нет.

— Больше недели. Дней десять, видимо. Мне и муж говорит, что в городе сухо, а мы как заколдованные. Впрочем, для огорода неплохо.

— И ни одного хорошего вечера за последние десять дней?

Инга Витальевна улыбнулась:

— Ну, может, не десять, а девять, но не меньше. — Впрочем, улыбка ее тут же померкла: — Скажите, Надя, это правда… про Софью Александровну?

— Да. Ее убили.

— А я надеялась, слухи. Такая милая была старушка — просто чудо. Я все на нее смотрела и думала, что именно такой должна быть коренная петербурженка. И как потерял город оттого, что их осталось мало. Их надо бы беречь, как золотой фонд, а мы…

Я опустила голову, стараясь не заплакать.

— Может, останетесь на ночь, Наденька? Дождь припустил.

— Не могу. У меня Амишка негуленый.

— Да, понимаю. Значит, он теперь у вас? Сильно грустит?

— Сперва ничего, а теперь сильно. Понял правду, скорее всего. Но я надеюсь на лучшее.

— Хотелось бы. Вы Софье Александровне внучка, да?

— Нет. Внучка, я думаю, скоро сюда приедет, а я… подруга, наверное.

Инга Витальевна кивнула:

— Случается. Я всегда с радостью смотрела на ваши взаимоотношения. Всех троих.

— С Андреем? — поразилась я.

— Нет, что вы! С Амишкой. Вы все до того славно дружили. Я всегда определяю, добрый ли человек, по его отношению к животным. А часто просто бывает, что животные становятся похожи на своих хозяев. Или хозяева на животных? Выражение лиц совершенно одинаковое. Вот у Софьи Александровны с Амишкой у обоих на лице отражалось ожидание чего-то хорошего. И у вас обычно тоже. А Андрей… честно говоря, он кажется мне неподходящей для вас компанией. И он сообщил мне о… о несчастье почти с какой-то радостью. Я почему и не поверила — думала, может, у него шутки такие дурацкие. К Софье Александровне просто немыслимо относиться плохо. В ней было столько достоинства, благородства, ума. Наше поколение другое.

— Простите, — прервала я, не в силах этого слушать. — Мне надо ехать.

Лучше вымокнуть, чем реветь при посторонних, правда?

— Возьмите это. Этот плащ уже сто лет никто не носит, так что не вернете — не жалко. А если хотите, верните при случае. В общем, как вам удобнее.

— Спасибо.

И я пошла в дождь, но плакала ли я, точно не знала даже я сама. Струи текли по моему лицу, а откуда они брались — не все ли равно?

Глава 13

В Ленинграде было сухо. Как сухо было и в тот страшный вечер — вечер убийства. Но Андрей уверял, что гулял около дачи по хорошей погоде. Значит, он врал. Он был в городе. И еще одно не могло не броситься мне в глаза — на нем (как, впрочем, и на его собутыльниках) сегодня красовался синтетический спортивный костюм ядовитого цвета. А именно от подобного костюма убийцы Амишка оторвал карман. Так какие выводы я должна сделать?

Выводы казались однозначными, однако я им не верила. Надо сосредоточиться и разложить все по полочкам. Поэтому, выгуляв Амишку, я легла на диван и принялась думать.

Прежде всего, принимать ли за истину мою бредовую идею о том, что Софья Александровна… страшно, но я произнесу, — шантажистка. Наверное, да. Она собирала компрометирующие сведения о различных лицах — это несомненно. А потом, используя полученные сведения, принуждала окружающих делать то, что ей хотелось. Только я уверена, что это был не обычный шантаж. Софья Александровна не требовала денег и не угрожала разоблачением. Она — я вспомнила ее же собственное выражение — манипулировала людьми. Все равно звучит мерзко, да? Однако все мы занимается этим в той или иной форме. Я, например, обычно просчитываю, какой будет реакция на мои поступки, и строю свое поведение в зависимости от нее. Разумеется, просчитываю — сильно сказано, чаще действуешь интуитивно, но смысл от этого не меняется. Если я говорю сослуживице, что у нее после отпуска чудесный цвет лица, не считая нужным добавить, что она здорово растолстела, я уже подразумеваю, что ожидаю нужного мне эффекта, а именно улучшения ее настроения. Разве это не манипуляция? Софья же Александровна пошла дальше. Конечно, слишком далеко — но по тому же пути. Скорее всего, она лишь намекала на свои особенные знания, причем делала это в форме, наиболее подходящей именно для данного человека. А потом интересовалась, не будет ли он так мил, что поможет ей в том-то и том-то — причем снова выбирала то, что вот этому конкретному лицу покажется наиболее необременительным и получится у него всего лучше. Меня она звала гулять, а Зинаиду Ивановну посылала за справками в собес — мы обе были на своем месте. Нет, я не утверждаю, что подобное поведение безупречно. Возможно, останься Софья Александровна жива, и она бы упала в моих глазах. Только она была мертва, а мерзавец, нанесший роковой удар, — жив, и кому принадлежало мое сочувствие, догадаться нетрудно.