Читать интересную книгу Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг. - Бенгт Янгфельдт

В селе располагалась 22-я дивизия и один из пяти имевшихся в России дисциплинарных батальонов, куда и должны были отправить Осипа для последующей переправки на фронт. Дисциплинарный батальон в Медведе был широко известен, и Лили объявила, что если Осип допустит, чтобы его увели под конвоем, как вора или отцеубийцу, она откажется быть его женой и другом и никогда его не простит. Эта перспектива Осипа не устраивала, и он немедленно пошел к Игнатьеву, который, получив еще двадцать пять рублей, сразу устроил его в госпиталь. Когда опасность миновала, выяснилось, что имя Брика исчезло из списков, и о его существовании забыли. Так как сам он никакой инициативы не проявлял, он стал дезертиром и вынужден был скрываться. Он не ходил в театр, не навещал родителей в Москве и вообще старался как можно реже выходить из дома. Время проводил, сооружая из игральных карт домики и прочие объекты, которыми украшал рояль: театр, трамвай, автомобиль, — хобби, доведенное многосторонним талантом Осипа до совершенства.

Первое время в Петрограде они общались главным образом «с дальними родственниками осиных родственников», по словам Лили, некоторые были необразованны и богаты в равной степени. Одна из них однажды предложила Лили поехать в Царское Село. В купе напротив сидел странный человек, время от времени бросавший взгляды в сторону Лили. Грязная борода и черные ногти контрастировали с богатой одеждой — на нем были длинный, подбитый пестрым шелком кафтан, высокие сапоги и красивая бобровая шапка, в руках он держал палку с дорогим набалдашником. «Я долго и беззастенчиво его рассматривала, а он совсем скосил глаза в мою сторону, причем глаза оказались ослепительно синие и веселые, и вдруг прикрыл лицо бороденкой и фыркнул».

Это был Григорий Распутин. Возвращаясь в Петроград, они снова оказались в одном купе, и Распутин пригласил Лили к себе в гости на квартиру, которую осаждали толпы доверчивых женщин, надеявшихся получить помощь от малограмотного целителя; пусть возьмет с собой мужа, добавил он. Лили, как всегда, была готова к приключениям, но у Осипа приглашение Распутина вызвало резкий протест; он просто не понимал ее любопытства: «Известно, что это за банда».

Пока Осип нес службу в автомобильной роте, Лили проводила дни в одиночестве. Обычно она шла пешком по набережным до Эрмитажа, по залам которого гуляла часами; под конец смотрители знали ее так же хорошо, как она — музейные экспонаты. Часто она продолжала прогулку до Гвардейского экономического общества, где пила кофе с бутербродами. Иногда, даже не поинтересовавшись репертуаром, заходила в синематограф. «Вы себе представить не можете, — писала Лили Олегу Фрелиху в январе 1915 года, — до чего я здесь одна! Весь день не с кем слова сказать».

В конце концов бездеятельность и скука повергли ее в отчаяние. Однажды во время прогулки она столкнулась с двумя молодыми людьми из московского бомонда и отправилась вместе с ними в оперетту. Потом они продолжили вечер в ресторане, где выпили много вина, Лили опьянела и рассказала об их с Осипом приключениях в парижском борделе. Спутники предложили показать ей подобное заведение в Петрограде, и следующим утром она проснулась в комнате с огромной кроватью, зеркалом на потолке, коврами и задернутыми шторами — она провела ночь в знаменитом доме свиданий в Аптекарском переулке. Спешно вернувшись домой, она рассказала обо всем Осипу, который спокойно сказал, что ей нужно принять ванну и обо всем забыть.

Что делать?

Не пытаясь скрыть, как большинство других жен, свой позор от мужа, Лили немедленно призналась Осипу во всем, что пережила, — точно так же, как она поступила, узнав о беременности. Осип со своей стороны реагировал холодно и рационально в ситуации, при которой другой мужчина был бы вне себя от ревности. Когда же Лили узнала, что один из этих офицеров бахвалится своей победой перед знакомыми, она его публично отчитала. Она никогда не скрывала свои романы и никогда их не стыдилась, а Осип относился к ним с почти непостижимым спокойствием, очевидно не чувствуя себя оскорбленным. Описывая первые прожитые с Осипом годы как «самые счастливые», Лили наверняка имела в виду не только их любовь, но и предоставленную ей Осипом и неприемлемую для большинства мужчин свободу, без которой жизнь для нее была немыслима.

Свободолюбие Лили отражало независимый нрав женщины, которая не дала себя поработить предрассудкам и авторитетам. Но ее вольное отношение к сексу было не только чертой характера — его нужно рассматривать в более широком социальном контексте. Период после революции 1905 года отличался большим интересом к вопросам сексуальности, брака, свободной любви, проституции, а также регулирования рождаемости. Эти же темы обсуждались и в других странах Европы, и множество соответствующих книг было переведено на русский. При этом российские дебаты не нуждались в импульсах извне — домашняя реальность давала достаточную пищу для размышлений.

В основе русского радикализма лежали два влиятельных романа 1860-х годов: «Отцы и дети» Тургенева, чей герой нигилист Базаров отвергает принятую в обществе систему ценностей, и «Что делать?» Чернышевского — произведение, сыгравшее важнейшую роль в дискуссиях об эмансипации женщин в России. Чернышевский говорит об освобождении женщины от различных форм угнетения — со стороны родителей, мужчин, общественных институтов, а также о ее праве на образование, труд и любовь. Брак должен быть равноправным, что, в частности, означает, что женщина должна иметь право жить не только с мужем, но и с другими мужчинами и иметь собственную спальню. «Кто смеет обладать человеком? Обладают халатом, туфлями». Ревность, по утверждению Чернышевского, — «это искаженное чувство, это фальшивое чувство, это гнусное чувство». Секрет прочных отношений заключается в том, что оба партнера осознают право другого уйти, если любви больше нет. По-настоящему радикальным здесь является то, что эти условия признает не только героиня, Вера Павловна, но и ее партнер.

Роман «Что делать?» служил источником вдохновения для поколений русских женщин и мужчин. В последнее десятилетие XIX века социальные конфликты крайне обострились, и хотя общественные устои в России были весьма прочными, в 1905 году вспыхнула революция. Восстание удалось подавить, а последующие годы — несмотря на ряд реформ — характеризовались жесткой политической реакцией. Многих радикально настроенных деятелей, в частности Максима Горького, отправили в ссылку, другие политические активисты ушли в подполье. Многолетняя общественная и политическая работа сменилась пассивностью и чувством отчаяния, особенно у молодежи, которая теперь увлеклась вопросами личного характера. Эти настроения усилило распространившееся в Европе эстетическое и общественное течение — декадентство, которое в России нашло более благодатную почву, чем где бы то ни было. В области культуры и идеологии оно выражалось в поклонении «чистому искусству» и в различных формах оккультизма, в «жизни» — в свободе нравов, граничившей с безнравственностью.

Теме свободной любви посвящались роман за романом; наиболее известным стал «Санин» М. Арцыбашева (1907), в котором воспевался гедонизм и полное сексуальное раскрепощение. «Молодежь, — пишет Ричард Стайтс, специалист по женскому движению в России, — высвобождала сдерживавшуюся энергию в сексуальных приключениях и плотских эксцессах, оправдывая безудержное поведение вульгарным санинским лозунгом „удовольствие ради удовольствия“».

В начале XX века отношение к сексу было таким свободным, что, по словам одного писателя, образованные женщины могли вспоминать о любовном приключении так же пренебрежительно, как «о случайном знакомстве или о меню в ресторане, где они ужинали».

В этом общественном климате формировались взгляды Лили — и Осипа — на сексуальность, брак и семейную жизнь, и на этом фоне следует рассматривать их поведение и систему ценностей.

Эльза

Маяковский вращался в кругах, близких к обществу «Бубновый валет», к этим же кругам принадлежала сестра Лили Эльза — одно время она даже брала уроки у Ильи Машкова, и тот одобрительно отзывался о ее рисунках. Здесь она влюбилась в старого поклонника Лили Гарри Блуменфельда, который по возвращении из Мюнхена стал учеником в мастерской Машкова и которого Эльза в своем дневнике называет «сладострастным», но с «замечательными глазами». Ее чувства, однако, остались безответными — Гарри любил другую. Кроме того, Эльза знала, что мать никогда не позволит ему ухаживать за ней. Осведомленность о сифилисе также помогла ей выкинуть его из головы.

Дневник Эльзы 1912–1913 годов свидетельствует о большой эгоцентричности и развитом комплексе неполноценности младшей сестры. Ей шестнадцать, и она во всем сравнивает себя с Лили, которая вызывает у нее восхищение и на которую ей хочется быть похожей. «Я должна была родиться красивой. Тогда бы мне не нужны были бы столько денег, то есть, не то, чтобы не нужны были бы, но подобно Лили это бы не снилось мне». Отношения между сестрами при этом весьма сложны. Жалуясь на старшую сестру за то, что та, «как обычно», не обращает на нее внимания и не слышит, что она говорит, Эльза одновременно дает себе следующую убийственную характеристику: «Я бессовестная, невыносимая, и я никогда не бываю довольной. Точно как Лили».