— Интересно, какой самый распространенный комплимент на Юконе? — спросила я. — Что-то вроде: «Уверен, ты и вполовину не такая толстая, как кажешься в этой парке».
За время нашей поездки Нэнси не раз приходилось меня одевать и раздевать, и в какой-то момент она обозвала мою нейлоновую майку «токсичными отходами».
А по-моему, во всем были виноваты дешевые дезодоранты, которыми она меня поливала.
Часов в десять вечера наш проводник повез нас на смотровую площадку, которая находилась за пределами Уайтхорса, в получасе езды по шоссе Аляска. Мы неслись в черную тьму, снег летел нам навстречу, искрясь в лучах автомобильных фар. Потом вдруг свернули на снежную тропу, которая вилась среди деревьев, и через некоторое время остановились у какой-то хижины, незнамо где.
К северу от хижины лежало снежное поле с полукольцом скамей по краю.
А надо всем этим матушка-природа раскинула огромный чистый холст, приготовившись рисовать.
В ту первую ночь ветер не дал нам развести костер, так что пришлось сидеть в хижине и топить дровами черную железную печку, которая через несколько часов стала оранжевой от жара.
Одну стену хижины украшали шкуры лисы и медведя, подстреленного прямо на этом месте (факт, о котором мне лучше было не знать).
На другой стене висела карта мира, на которой любители северных сияний булавками помечали свои родные города, иногда где-нибудь на Таити, в Южной Африке или Новой Зеландии. По периметру хижины тянулись деревянные скамьи с подушками. В баре были десять сортов горячего чая, кофе, горячий шоколад, печенье, чипсы и пастила.
Но никакого сияния. Огромный небесный мольберт так и остался затянут облаками.
А чем еще занимаются зимой на Юконе люди, когда не стоят ночью посреди поля, задрав голову к небу?
«Легенды Севера» предлагали дневные экскурсии: посещение заповедника, езда на собачьих упряжках, купание в термальном источнике. Так что на следующий день Нэнси добавила к моей экипировке еще один слой: купальный костюм.
Горячие источники Тахини — это оазис среди ледяной пустыни, где вода сначала просачивается под землю, а затем возвращается из глубин, обогащенная минералами и прогретая до сорока градусов по Цельсию.
В тот день мы с Нэнси были там единственными посетителями. Я долго смотрела на лестницу, ведущую к бассейну. Перила были слева, с моей слабой стороны.
Мне вдруг показалось, что это плохая идея. В теплую погоду еще куда ни шло, но замерзший купальник при минус десяти — увольте. И я представила себе Нэнси, тоже в быстрозамороженном купальнике, — как она будет пыхтеть, отрывая меня от ледяного пола.
— Я туда не пойду.
— Что? Сьюзен! Да брось ты!
Так мы пререкались некоторое время, а потом Нэнси пошла просить помощи у шикарного мужчины за стойкой дежурного. Я слышала, как он объяснял ей что-то про страдающую артритом восьмидесятилетнюю даму — только ей он помогает выходить из бассейна. И я представила, как он будет выволакивать беспомощную меня.
«Ни за что», — подумала я.
И вдруг Нэнси сказала ему то, что меня тронуло:
— Я еще никогда не видела ее такой.
— Ладно-ладно, иду! — проорала я из раздевалки.
В надцатый раз Нэнси раздела меня — парка, комбинезон, три кофты, двое штанов. И мы пустились по скрипучей от мороза лестнице вниз, повесив полотенца на ледяные крючки.
Нэнси ступила с лестницы в воду.
— О-о-о, горяченькая, — сказала она.
И повернулась, чтобы помочь мне. Мы вошли в воду тихо, без единого всплеска.
Я затаила дыхание и стискивала зубы, пока не поняла, что вода нисколько меня не обжигает. Но она действительно была горячей, на морозе от нее шел пар. Мы нашли отверстия, через которые в бассейн текла вода из источников, и сели возле них на скамейку, по горлышко в минеральном зимнем чуде.
Из бассейна можно было обозревать окрестности. Замерзший еловый лес. Неподвижный облачный покров на небе. Было так тихо, что можно было расслышать, как ветки стонут под грузом снега.
Одна за другой капельки воды в наших волосах стали превращаться в льдинки. Постепенно волосы Нэнси побелели, сделав ее похожей на старушку.
Я представила, как будто мы с ней — не сейчас, много лет спустя — бок о бок сидим в приемном покое больницы, ожидая рождения ее первой внучки или внука. Как рука об руку вместе проходим через все выпускные, свадьбы и похороны.
С тех пор как мне поставили диагноз, я была озабочена приготовлениями к смерти: записывала для детей свой голос, планировала поездки, ломала голову, где взять денег, старалась приучить своих близких жить без меня с радостью. Но в тот самый миг я увидела будущее на лице подруги — и в этом будущем рядом с ней была я.
Облака разошлись, показалась лазурь, подрумяненная закатом, и ко мне вернулась надежда.
Вторая ночь ожидания сияния была безветренной и прозрачной, как стекло. Нашим проводником был кубинский джентльмен по имени Леандро Фонт. Гид по совместительству, к тому же новичок, он сам еще ни разу не наблюдал сияние со смотровой площадки.
Так мы и сидели, две уроженки Флориды и кубинец, и ждали. Всматривались в темное небо, стараясь угадать, где же возникнет чудо субарктических широт.
Вдруг на горизонте что-то засветилось, задвигалось за группой деревьев. Мы настроили наши космические объективы и затаили дыхание. Это был автомобиль.
— Похоже, это сияние северных фар, — сострил Фонт.
Несколько часов спустя я вошла в хижину и легла подле раскаленной печки. Из мертвецкого сна меня вырвал голос Фонта, который орал:
— Начинается! Начинается!
Когда я кое-как выбралась в поле, Нэнси вопила:
— Смотрите! Смотрите! Вон оно, там!
И оно действительно было — горизонтальная полоса опоясала ночное небо на высоте градусов в тридцать. Призрак небес. «Зеленый или белый?» — гадала я, но тут что-то подвернулось под ногу, я споткнулась и шлепнулась в снег, вдобавок крепко приложившись головой.
Пока Нэнси и Леандро ставили меня на ноги, сияние исчезло.
В наш последний день в Уайтхорсе Стефан повез нас в эскимосские псарни — дом для ста двадцати ездовых собак, аляскинских хаски. Только мы упаковались в свои зимние скафандры и ботинки, как Стефан сказал:
— Мне кажется, эти ботинки недостаточно теплые. Найдем-ка мы вам лучше пару заячьих лапок.
Заячьими лапками именуется зимний шедевр поставщиков армии Соединенных Штатов: белые резиновые боты на шнуровке, предназначенные для сорокаградусных температур. На ногах они сидят как два кирпича и примерно такие же удобные.
— Ощущаете какие-то неудобства? — спросил у Нэнси Тори, наш дружелюбный гид-эскимос, когда мы снарядились.
— О да, — отозвалась Нэнси. — Астматическое дыхание от переохлаждения.
Мы посмеялись и вышли из домика для хранения инвентаря на десятиградусный мороз. Тори и Нэнси запрягли восемь собак и усадили меня в сани — подушку под спину, бутылку с горячей водой под бок, и все это в спальный мешок. Застегнув сверху парусиновый чехол, они вытащили ворот моей водолазки и закрыли мне им нос и рот, оставив лишь маленькую щелку для глаз.
Тори провел с Нэнси краткий курс управления собачьей упряжкой, который состоял из неразборчивых для моего уха инструкций касательно тормозов, снежных крючков и голосовых команд, понятных лишь собакам. Так что я усвоила только одно: «Делайте что хотите, только не отпускайте сани».
Напоследок Тори сказал Нэнси:
— Там есть один холмик, где вам придется слезть с саней и бежать, — собаки столько веса в гору не потянут.
— Подождите… что?!
Поздно. Мы уже тронулись.
Скоро мы достигли упомянутого холмика.
— О господи, надо было съесть те хлопья на завтрак, — простонала Нэнси.
Она вылезла из саней и зарысила рядом с ними вверх по холму, с трудом вытаскивая из снега ноги в тяжелых, как кирпичи, ботинках. Ее дыхание становилось чаще и громче с каждым шагом.
Примерно на полпути вверх я услышала:
— Интересно… — Выдох. — Далеко ли… — Выдох. — Больница. — Выдох.
Но от саней Нэнси не отцепилась. Она продолжала держаться, даже когда они уже едва не волокли ее по снегу. Дышала она при этом, как астматик на пороге приступа. Наконец на вершине холма она смогла перевести дух.
— Ты должна мне обед, — кое-как выдавила она.
Весь остаток пути мы ехали по ровному и хохотали не переставая — собаки везли нас через белый хвойный лес, где нас в молчании обступили сосны и ели. Хруп-хруп-хруп — мерно утаптывали снег тридцать две собачьи лапы.
Я приехала на север, чтобы полюбоваться безмолвной драмой небес. А испытала чудо окружающего безмолвия.
«Это же сон, — думала я. — Это сон». Наша последняя ночь ожидания пришлась на пятницу, и на смотровой площадке стало людно: многие приехали на уик-энд. Семья из Китая. Японский модельер, черпающий вдохновение в романах Джека Лондона. Пара из Торонто, которая сообщила, что северное сияние входило в их лебединый список.