Читать интересную книгу Монстрячий взвод - Терри Пратчетт

Не пить вам больше вина из кислых яблок…

Они подхватили, каждый по-своему. Просто потому, что ты должен. Даже если ты всего лишь открываешь и закрываешь рот — ты должен. Даже если ты просто повторяешь «нэй-нэ-нэ» — ты должен. Полли, будучи из тех людей, кто в подобные моменты пристально рассматривает остальных, заметила, что Шафти поет все слово в слово, а на глазах Страппи блестят слезы. Уоззи не пел совсем. Он молился. А это хорошая идея, кивнула ей мысль из одного из предательских уголков сознания.

Кo всеобщему изумлению, Страппи продолжил петь — в одиночестве — весь второй куплет, который никто толком уже и не помнил, и самодовольно улыбнулся им: Я-больший-патриот-чем-вы.

После они попытались заснуть. От двух одеял земля мягче не стала. Некоторое время они лежали молча. Джекрам и Страппи спали в своих палатках, но инстинктивно новобранцы подозревали, что Страппи будет подсматривать и подслушивать у входа в палатку.

Через час, когда дождь застучал по парусине, Карборунд произнес:

— Латно, кажеца, я понял. Если люди — грууфарские глупцы, то мы будем драться за эту грууфарскую глупость, потому што этто наша глупость. И этто будет хорошо, так?

Кто-то из них сел, пораженный подобным заявлением.

— Я понимаю, что должен бы знать это, но все же, что значит «грууфарский»? — в темноте раздался голос Малдикта.

— А, этто… да, когда папа-тролль и мама-тролль…

— Хорошо, да, кажется, я понял, спасибо, — заторопился Маледикт. — А здесь у нас, друзья мои, не что иное, как патриотизм. Хороша она или нет, но это моя страна.

— Ты должен любить свою страну, — произнес Шафти.

— Ладно, что именно? — голос Тонка донесся из дальнего угла палатки. — Утренний свет над горами? Ужасную еду? Эти чертовы Отвержения? Или всю мою страну, кроме того кусочка, на котором сейчас стоит Страппи?

— Но мы же воюем!

— Да, вот тут-то они нас и поймали, — вздохнула Полли.

— Что ж, я не куплюсь на это. Грязная игра. Они отмахиваются от тебя, но стоит им рассориться с другой страной, как тут уже ты должен сражаться за них! Страна становится только твоей, если речь заходит о войне! — вспылил Тонк.

— Все лучшие люди сейчас в этой палатке, — раздался голос Уоззи.

Неловкое молчание заполнило палатку.

Дождь все продолжался, и вскоре брезент стал протекать.

— А что будет, эмм, если ты завербуешься, а потом решишь, что тебе это не надо? — наконец произнес кто-то.

Это был Шафти.

— Кажется, это называется дезертирством, и тебе отрубят голову, — ответил Маледикт. — В моем случае это будет пустой тратой времени, но ты, дорогой Шафти, поймешь, что это поставит крест на всей твоей общественной жизни.

— Я никогда не целовал эту чертову картину, — признался Тонк. — Я перевернул ее, когда Страппи не смотрел на меня, и поцеловал ее сзади!

— Они все равно скажут, что ты целовал герцогиню, — махнул Маледикт.

— Ты п-поцеловал г-герцогиню сзад-ди? — ужаснулся Уоззи.

— Это была всего лишь картина, ясно? А не она сама. Ха, да я б и не стал целовать, если б это было так! — из разных уголков палатки донеслись хихиканья и какой-то смешок.

— Это было п-подло! — шипел Уоззи. — В раю Нугган видел как ты это сд-делал!

— Это была всего лишь картина, пойми, — пробормотал Тонк. — В любом случае, какая разница? Сзади или спереди. Мы все здесь, и я не вижу ни бифштексов, ни бекона!

Что-то прогудело наверху.

— Я завербовался, штоб увидеть иностраные места и встретить эротических людей, — произнес Карборунд.

Это вызвало минутное размышление.

— Ты, наверное, имеешь ввиду, экзотических? — спросил Игорь.

— Да, вроде того, — согласился тролль.

— Но они всегда врут, — сказал кто-то, и только потом Полли поняла, что это была она. — Они врут все время. Обо всем.

— Аминь, — согласился Тонк. — Мы сражаемся за лжецов.

— Ха, они могут быть лжецами, — прикрикнула Полли, передразнивая тявканье Страппи, — но они наши лжецы!

— Хватит, хватит, детишки, — утихомирил их Маледикт. — Давайте все же попытаемся хоть немного поспать, а? Но для начала дядюшка Маледикт расскажет вам сказочку на ночь. Однажды, когда мы попадем на поле битвы, капрал Страппи будет возглавлять нас. Разве же это не будет чудесно?

— Хочешь сказать, он будет перед нами? — спросил Тонк через мгновение.

— Да. Я вижу, ты меня понял, Тонк. Прямо перед тобой. На шумном, безумном поле, где все перепутано и столько всего может случиться.

— И у нас будет оружие? — задумчиво пробормотал Шафти.

— Конечно. Мы же будем солдатами. И враг будет прямо перед нами…

— Отличная сказка, Мал.

— Спи давай, малыш.

Полли перевернулась и попробовала устроиться поудобней. Все это ложь, подумала она. Просто одна ложь кажется приятней, чем другая. Люди видят лишь то, что хотят. Да и я ведь тоже подделка. Но именно так я и сбежала. Теплый осенний ветер срывал листья с рябин, когда отряд маршировал по предгорью. Было утро следующего дня, и горы остались позади. Полли коротала время, определяя птиц, что прыгали в зарослях. Просто по привычке. Она знала большинство из них.

Она не была орнитологом. Но птицы как-то оживляли Пола. Вся… медлительность его мышления куда-то исчезала, стоило ему только увидеть птиц. И вдруг оказывалось, что он знает их названия, привычки и повадки, может насвистеть их песни и, когда Полли накопила немного денег и купила набор красок у заезжего торговца, он нарисовал крапивника так, что казалось, будто тот сейчас запоет.

Их мать была еще жива тогда. Скандалы длились днями. Изображения живых существ считались Отвержением в Глазах Нуггана. Полли спросила было, почему тогда повсюду висят портреты герцогини, и тут же получила взбучку. Картинку сожгли, а краски выбросили.

Это было ужасно. Ее мать была доброй женщиной, ну хотя бы настолько, насколько может быть благочестивая женщина, старающаяся следовать прихотям Нуггана. Она медленно умерла среди портретов герцогини и эха молитв, оставшихся без ответа. Но память предательски подбрасывала Полли одну и ту же картинку: ярость и укор в душе, когда маленькая птичка, казалось, металась во всепожирающем пламени.

В полях женщины и старики собирали испорченную ночным ливнем пшеницу, пытаясь спасти хоть что-нибудь. Нигде не было видно ни одного парня. Полли заметила, что некоторые новобранцы тоже посматривают на них, и размышляла, думают ли они о том же.

До полудня они никого больше не встречали. Солнце немного разогнало облака, и на мгновение вернулось лето — влажное, липкое и слегка неприятное, будто гость, который не собирается уходить домой.

Неясное красноватое очертание вдалеке становилось более отчетливым и, наконец, превратилось в отряд мужчин. Полли знала, чего ожидать, как только увидела их. Судя по реакции остальных, они не знали. На мгновение они столкнулись, потом остановились. И долго смотрели друг на друга.

Раненые прошли мимо. Двое из них, без видимых увечий, насколько мола судить Полли, несли носилки с третьим. Другие хромали, опираясь на костыли, руки третьих покоились на перевязях, рукава четвертых были пусты. Но, наверное, хуже всего были те, кто, как и тот солдат в таверне, шли, уставившись в одну точку и застегнув куртку на все пуговицы, несмотря на жару.

Один или двое раненых посматривали на рекрутов, но в их глазах не было никакого выражения, кроме некой ужасной решимости.

Джекрам остановил свою лошадь.

— Хорошо, перекур — двадцать минут, — пробормотал он.

— Рашрешите пошмотреть, чем я шмогу помочь им, щержант? — Игорь кивнул в сторону удаляющихся солдат.

— У тебя еще будет такая возможность, парень, — ответил тот.

— Щержант? — Игорь выглядел обиженным до глубины души.

— Ну, хорошо. Если ты должен. Тебе нужно что-нибудь еще?

Капрал Страппи злобно усмехнулся.

— Небольшая помощь будет как нельжя кштати, щержант, — с достоинством ответил Игорь.

Сержант осмотрел отряд и кивнул.

— Рядовой Хальт, шаг вперед! Понимаешь что-нибудь в медицине?

— Я колол свиней для мамы, сержант, — ответил Тонк, выходя вперед.

— Прекрасно! Даже лучше, чем какой-нибудь армейский хирург, чтоб мне провалиться. Вперед. Двадцать минут, не больше!

— И не позволяй Игорю взять что-нибудь на память! — крикнул Страппи и снова засмеялся своим мерзким смешком.

Остальные присели на траву у обочины, кое-кто скользнул в кусты. Полли тоже шмыгнула туда, но прошла дальше, чтобы поправить носки. Они постоянно намеревались сползти вниз, если она не была осторожна.

Она замерла, услышав за спиной шелест, но потом успокоилась. Она была очень осторожна. Никто ничего не заметит. Но что, если здесь есть кто-то еще? Она просто пыталась выйти к дороге и даже не увидела…

Лофти аж подпрыгнул. Бриджи были спущены до щиколоток, а лицо покраснело, точно свекла.