Читать интересную книгу Синеокая Тиверь - Дмитрий Мищенко

– Нет! – Миловидка замахала руками. – Не могу против воли батюшки. Нет и нет! – Повернулась и побежала скорее туда, где жила подруга.

– Так я буду на Ярилу! – крикнул вслед Божейко.

Но Миловидка не откликнулась – то ли не услышала, то ли не захотела, чтоб люд выпальский слышал, как соглашается ждать его.

Наконец настала долгожданная пора! Днем и ночью капало с крыш не переставая. Поэтому и не спится Миловиде. Лежит на спине, прислушивается к громкому стуку за окном и улыбается сама себе. Потому что радостно: лопнули где-то вериги Морозки. И прилетели с острова Буяна теплые ветры. А уж ветры одолеют и погонят в тартарары холод, разрушат сугробы, избавится от мучителей вериг и пышно расцветет скованная земля. А это точная примета весны.

– Бабуся, – очнувшись, Миловида зовет старуху, свою постоянную собеседницу поздними длинными вечерами. – Слышите, бабуся!

– Чего тебе?

– Научите свою внучку быть хозяйкой.

– Учись, кто тебе не дает.

– Так вы ж и не даете.

– Опомнись, девка. Откуда взяла такое?

– Потому что таитесь от меня, не говорите про обычаи рода.

– Такое скажешь. Чего же нам таиться, да еще с обычаями?

– Откуда я знаю? Когда закладывали новый дом, то носили туда что-то ночью и шептались между собой, мне же ни слова. Что я, чужая вам?

– Не чужая – маленькая. Малым же не все можно знать.

– Мне уже можно.

Бабка довольно засмеялась из темноты:

– Смотрите на нее, какая прыткая. Вот когда вырастешь, тогда и скажу.

– А то я не выросла! Вот… – Она берет бабкину руку и прикладывает к тугим, выпуклым персям. – Разве не девка?

Старая замолчала, растерявшись, а Миловидка, пользуясь ее замешательством, продолжала:

– У меня уже есть ладо, бабушка. Такой сильный да красивый. Батюшка сказал, летом, а может, и весной возьму с ним слюб.

– Прикуси язык, девка!

– Почему?

– Мало сладости в замужестве. Поживи, пока молодая да зеленая, при отце с матерью, почувствуй свободу молодую, погуляй, а потом и замуж пойдешь. Девка ты вон какая пышная да пригожая, на отцовском подворье не засидишься.

– А если…

– Что «если»?

– А если я не могу без него? Снится он мне, бабуня. – Миловида бросается к старой и обнимает ее. – Снится и видится. Такой родной уже, такой сладенький, что и сказать нельзя!

Старуха не знает, что сказать внучке своей. Только гладит ее и молчит. «Это Лада в ней заговорила, – думает сама тем временем. – А все же рано! Боженьки, как рано!».

– Не давай воли сердцу, дитя милое. Слышишь, не давай. Полюбилась ты Ладе, может, даже стала ее избранницей за доброту твою сердечную и красоту телесную. А ты не поддавайся искушению, будь выше соблазна. Любовь с милым – сладка ягода, да всего лишь на время. Дальше пойдут заботы, тяжкие и черные дни. Зачем они тебе в таких летах? Говорю: насладись волей при отце-матери, наберись ума, силы, а тогда и выбирай себе кого хочешь.

– Где же набраться мне ума, если вы таитесь от меня?

– Ах ты, господи, опять за свое. Скажу уж, коль такая любопытная. Шептались и таились, потому что шли закладывать новую хату, а это делают тайно от всех. В людях, чтобы ты знала, много зла. Потому и таились от них.

Старая улеглась поудобней и тихо, чтобы никто не слышал, стала рассказывать внучке:

– Род крепок тогда, когда крепки древние обычаи. Потому что обычаи – соблюдение добродетелей предков: отца, матери, деда, прадеда. А они, уходя от нас, хотят, чтобы мы жили родом и соблюдали его честь. Этого хотели люди до нас, этого ныне хотят и присно будут хотеть. Потому что предки не покидают нас совсем, они живут в прадедовской (а когда строят новую, то и в новой) хате и смотрят, какие у нас получились дети, внуки и правнуки: честные или нечестные, почтительные или непочтительные, строго ли соблюдают обычаи рода своего или предали их. Потому что нет большего зла, чем то, которое порождает предательство. Вот почему деды и прадеды не уходят из прародительского жилья, они становятся домовыми и охраняют обычаи рода. Одного предупреждают: не нарушай обычай, делай так, как он велит, другого наказывают за нанесенное роду и обычаям зло. Помнишь ли, Миловидка, как горела прошлым летом халупа старой Кобыщихи? Думаешь, так себе, ни с того ни с сего сгорела? Эге, люди слышали, как разговаривали накануне ночью меж собой два огня: один – Кавачевой Забавы, другой – бабы Кобыщихи. Кобыщихин жаловался, поговаривают, что хозяйка непутевая и скряга такая, куда тебе. «Сожгу, – говорит, – ее избу, потому что терпения больше нет. Задыхаюсь от жары, жар донимает, а она ленится или жалеет для меня воды, – по седмице не ставит к печке. Раз так – спалю, и все!» А второй ему в ответ: «Делай как знаешь, одно помни: на печи у твоей бабы стоит квашня моей хозяйки. Смотри не спали ее, потому что она у меня добрая».

И что же ты думаешь? На другую ночь сгорела бабина хата, а Забавина квашня как была, так и осталась цела-целехонька. Думаешь, только за скупость и лень наказана Кобыщиха? А вот и нет, она ведьмой была, насылала на людей мор и болезни – вот и наказали ее свои же пенаты. Они ничего не прощают. Зато и помогают во всем роду, если люди блюдут обычаи своих предков. У таких и кони стоят в конюшне здоровые и сильные, вычищенные, вылизанные домовыми, с расчесанными гривами, и овцы исправно приносят приплод, каждая по двойне, и коровки растеливаются без падежа, и детки растут, словно из воды идут. Да, обычаи родителей должны стать обычаями и детей, и внуков, потому что в них мудрость и доброта наших предков, достоинство и честь рода.

Ты говоришь, внучка, есть уже у тебя ладо, хочешь за него замуж. Что ж, горличка моя, это дело святое. Рано или поздно, но так и будет. Только… только для этого мало одного хотенья, тут и на самом деле нужно много знать. Ты пойдешь в чужой род, станешь родоначальницей новой семьи. А ведаешь ли, что должна соединить обычаи рода мужа твоего и рода отца твоего, что должна подчиняться тем и не забывать этих?

– Разве они разные?

– Не совсем, но все-таки разница есть. Там свой очаг и свой домовой. Когда придешь туда с добрым сердцем, он не отступится от тебя, возьмет под свою защиту. О зле не помышляй, не примут тебя со злом. Перед тем как ввести в дом, жених трижды обведет тебя вокруг очага. Догадываешься зачем? А чтобы не принесла в его дом, где царят обычаи его рода, чего-нибудь недоброго. Вот и ты, когда придут к тебе спрашивать, согласна ли выйти за ихнего князя, поскорее беги к печке, пошевели угли да проси огня-пената отцовского рода, чтобы взял тебя под защиту, уберег от злых помыслов чужой семьи. Если помыслы добрые, огонь, что пылает в печи, подскажет твоему сердцу: иди за князя, если же лихие – удержит.

– В Божейкином роду добрые, бабуня.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что Божейко добрый.

– Пусть и так. Разве я желаю тебе плохого, внучка? И все-таки не забывай: семья – божье творение и божья благодать. Вот и делай ее такой, чтобы стала благодатью для тебя, для мужа твоего, детей, а еще – утешением для кровных. Случится, пойдешь к Божейке, не становись ступней на порог и зорче всего береги очаг, почитай огонь. Он – совесть кровных, защитник семейных и родовых уз. А еще – жилья нашего, счастья-доли под крышей дома. Ты спрашивала, почему шептались отец с матерью, когда закладывали новую хату. Скажу. Если уж идет к тому, что собираешься быть хозяйкой, пусть будет так… скажу.

Где-то рядом, похоже на крыше, неожиданно громко и надрывно закричал сыч. Миловида вздрогнула и теснее прижалась к бабке.

– На свою голову, проклятый! – поднялась старая и трижды плюнула в сторону, откуда донесся зловещий крик.

Еще какое-то время прислушивалась, топчется он на крыше или улетел. А уж потом, когда убедилась, что нет его, заговорила:

– Очаг не только место, где живет под защитой огня-пената род, он – и жертвенник, тот храм, из которого голос поселянина, мольба о спасении или о помощи в беде может подняться через дымоход в заоблачную высь и будет услышан богами нашими – Сварогом, Ладой, Перуном, Хорсом, добрыми и светлыми богами, под которыми живет на земле, на доброту которых уповает весь человеческий род. Злая сила, всякие ведьмы и ведьмаки, упыри и предводитель ихний – Чернобог, так и смотрят, так и норовят подглядеть, когда и где зарождается новый очаг, чтобы первыми добраться туда, засесть там, вредить, когда закладывается жилье, и после шкодить. Потому-то место для жилья выбирают тайно, глухой ночью, только пропоют первые петухи, спрячется по оврагам темная сила. В эту пору берут хозяева самого лучшего петуха, самого голосистого, идут к месту нового жилья, отрубают голову петуху и закапывают ее в том месте, где будет красный угол – покуть. Это жертва огню-пенату, заклинание, чтобы под новый кров перешел ее хранитель – домовой и стал на защиту жилища, достатка, благополучия и счастья в семье. Туда же кладут позже, при закладке жилья, и зернышки, чтоб родила нива и водился в доме хлеб, монеты закапывают, чтоб была богатой семья, а дом – полной чашей.