Читать интересную книгу Деревья без тени - Акрам Айлисли

Дядя Антон вошел в комнату, и я понял: все, выметайтесь.

- Чего это ты все лежишь, мусульманин? - Дядя Антон носком сапога сгреб в угол набросанные на полу бумажки, сор, окурки... - Пойди чайник поставь. Чайку попьем, потолкуем...

Ну и натерпелся я страху, пока кипятил чай!.. А ведь дядя Антон - чтоб ему жить сто лет! - вовсе не выгонять нас явился. Выпил чаю, стряхнул с лысеющей головы капли пота и, немного отдышавшись, сказал:

- Ты вот что... ты почему на этой девушке не женишься? Лучше девки не найти.

- Вы про какую девушку? - сказал я, хотя знал, что дядя Антон говорит о Вильме.

- Про эту, про немку... Чего замуж не берешь? Бог ума не дал?

- Так она ж не меня, она Элаббаса любит. А он ни туда, ни сюда...

- Значит, твое счастье. Женись!

- Да не любит она меня. Его любит.

- Его любит? Эх ты... - Кажется, дядя Антон немножко принял сегодня. Его любит, тебя полюбит. Чем ты хуже?

- Нет, дядя Антон, так нельзя. Девушка любит моего друга, я на нее и не взгляну.

- Дурак ты, дурак. Сообразишь потом, да поздно будет. Слушай, что я говорю: весь Баку обыщи, днем с огнем такой девки не сыщешь. В сто раз лучше мусульманок, в тыщу раз лучше армянок! Только и знает книжки читать. Да будь у меня сын, я б ни минуты не думал... Нету у меня сына. Дочь есть, да... Он махнул рукой. - Натянула портки, титьки выставила и пошла!.. С утра смоется, придет за полночь... Не знаешь, где обретается...

- Сейчас много таких девушек, дядя Антон. В брюках... - Ничем другим утешить его я не мог.

- Так я - то о чем? Вот я и говорю. И отец, и мать у стервы, а черт-те что выделывает, а эта сиротой росла, и такая порядочная. А что немка... Повидал я немцев за войну, много у них паршивых людишек... Но ведь и хорошие есть, особенно среди женщин. В госпитале лежал в Казахстане, меня вот сюда ранило, - дядя Антон поднял рубашку и ткнул в шрам под правой рукой. - Немка врач была. Сонечка... В госпитале по ней все с ума сходили... А я в то время не дядя Антон был, парень был картинка. Я ей говорю: кончится война, приеду, женюсь на тебе. Потом на фронт отправили. А потом не знаю что... Давай-ка еще плесни. Хороший чай заварил!..

Дядя Антон пил чай, обливался потом, и по мере утоления жажды настроение у него улучшалось.

- Да, сынок, еще раз тебе говорю, женитесь кто-нибудь из вас на этой девушке. Жалко, коль дураку достанется... - Вытирая пот, дядя Антон поднялся со стула и стал шагать по комнате. - О господи, что ж это за жара такая? В тендире и то прохладней. Ну а как насчет работы? Не выходит?..

- Нет, ждем пока... (Вот оно - началось!..)

- Стало быть, те двое обскакали вас?

- Еще как!

- Ну и что? Бог даст, и вы устроитесь. Меня тут Маликов вызывал. Ну этот... Фаик-муаллим... Чего, дескать, в общежитии посторонних держишь, гони их в три шеи. Девушку, говорит, не тронь, девушка пусть останется. А тех двоих - учеба кончилась, держать в общежитии не имеешь права... - Дядя Антон не смотрел на меня. Лица моего он не видел. - Ну и жара, черт бы ее побрал!.. Я ему говорю: я, Фаик-муаллим, тридцать лет в милиции служил, не хуже вашего законы знаю. Только, говорю, меня тоже женщина родила, не сучка, чтоб взять да выгнать людей на улицу... А если я армянин - что ж, над армянином бога нет? Налей-ка еще чайку...

Дядя Антон сел.

- И сесть-то нельзя, сразу к стулу липнешь... Обойдется, сынок... И на работу устроишься, и квартиру найдешь, все будет как надо... Вот увидишь. Много кой-чего еще увидишь, сынок. Это, сынок, Баку, деревьев полно, а найди такое, чтоб посидеть под ним, прохладиться!.. Вот в Карабахе, хоть огонь с неба сейся, сел под деревом и словно в рай попал. Не то что жара, иной раз прямо зябко, ветерок на тебя сон гонит... А тут под деревом сидишь, и даже пот не обсохнет. Сидишь и помираешь, потому что и под деревьями этими дышать нечем. Ты не думай, что раз армянин я, вот мне в Баку и не нравится, я здешний, сорок лет тут живу. Да ведь и в Ереване так же. Ну, там хоть у воды посидишь... А здесь море. Бурлит, кипит, будто черти под ним огонь развели!.. Другое дело - речка течет!.. Я считаю, это не город, если речки нет.

Странное дело, я тоже думал об этом нынешним летом: почему в Баку даже под деревьями нет прохлады? Я слушал дядю Антона и думал: да, Баку не сравнить с Бузбулаком. Еще думал, что, если бы Элаббас женился на Вильме, наверняка они были бы счастливы. И что дочка дяди Антона из той же породы, что Сема. И еще подумал, как это немка попала в советский госпиталь, да еще во время войны?.. И где теперь эта женщина? Вызовет проректор дядю Антона, чтобы велеть выгнать нас, или не вызовет?.. И, кроме всего этого, думал я еще, что если когда-нибудь напишу книгу о Баку, то обязательно назову ее: "Город с деревьями без тени".

Уходя, дядя Антон дал мне слово, что, как только отремонтируют нашу комнату, он вселит нас туда, и пусть этот Маликов гонит его в три шеи - пока мы не устроимся на работу, он нас трогать не станет.

В конце августа, пока студенты еще не вернулись с каникул, дядя Антон, выполняя слово, дал мне ключ от комнаты, в которой мы жили с Элаббасом и которая в течение пяти лет была прибежищем моих ивовых снов. Но Элаббас в комнате не поселился. Он уже работал слесарем в трамвайном депо и где-то там, рядом, снял комнату - от общежития до трампарка было слишком далеко ездить.

Дважды в неделю Элаббас обязательно навещал меня и всякий раз приносил бумажный пакет с продуктами: виноград, зелень, овощи... Если же он приходил без сумки, то под мышкой у него обязательно торчал арбуз. Я звал Вильму, и мы съедали арбуз. Уходя Элаббас совал мне под подушку трешницу и говорил: "Сиди и пиши. Остальное тебя не касается".

Как-то утром в конце августа ко мне постучалась Вильма.

- Это Мурсал-киши, отец Гияса, - сказала она, пропуская вперед пожилого мужчину, по виду деревенского. - Приехал к нему.

- Гияс? Не знаю даже, где его искать.

- Ладно, сынок. Сперва укажи, куда мне поклажу деть, а потом будем думать. Я человек старый, со вчерашнего дня в пути...

Вся его поклажа была большая сумка, и, прежде чем положить ее, старик ждал разрешения хозяина дома. (И еще говорят, деревенские!..)

- Садитесь, пожалуйста! Если хотите, можно прилечь отдохнуть, вот моя койка... Хорошо, что вы приехали... Как раз его чемодан тут... Внизу. Я схожу принесу...

Мурсал-киши поставил на пол сумку и сел.

- Сам-то он куда ж подевался? А чего чемодан оставил?

- Мы не знаем... - пробормотала Вильма. - Он нам не говорил...

- Ты какой нации будешь, дочка? На русскую глядишь - непохожа.

- Тут есть один преподаватель, - Вильма порозовела, и я поспешил перевести разговор на другую тему, - Халил-муаллим. Он может знать, где Гияс. И проректор Фаик Маликов, он тоже, наверное, знает.

- Вот прочти-ка! - Мурсал-киши достал из кармана телеграмму. - Как считаешь, в своем уме парень?

В телеграмме Гияс сообщал, что обручился, скоро свадьба, но просил, чтобы на свадьбу никто не приезжал, кроме отца и сестры.

- Нормальный человек пошлет такую телеграмму? Пусть, дескать, приезжают только отец и сестра. А? Еще не женился, ублюдок, а уж мать признавать не хочет! А ведь его, подлеца, невеста обрученная пять лет ждет. Тьфу! Проклято будь молоко, которым тебя вскормили! Пусть только в руки мне попадется, я ему устрою свадьбу!.. Открой-ка сумку, сынок... Привез кой-чего... Ты, дочка, чайку спроворь, а там и глядеть будем...

Вильма вышла, взяв чайник. Старик одобрительно поглядел ей вслед.

- Надумал жениться, вот на такой женись. Я сразу приметил: обходительная девушка, степенная. Откуда она будет?

- Она немка. Выросла в районе, в детдоме, вот и говорит чисто.

- Немка? Надо же... - Старик задумался. - А которую наш берет, ты ее не видел?

- Не видел! - решительно соврал я.

- Ладно. Освобождай сумку.

Сверху лежали несколько чуреков, жареное мясо, домашний сыр, килограммовая банка сливок, соты с медом...

- Так... Чурек достань. Там мясо жареное... И банки давай на стол!

Я охотно выполнил все распоряжения Мурсала-киши. Вильма принесла заваренный чай, чистый стакан, хлеб, сыр, кусок пирога... Пирог она пекла сама.

- Ну, садитесь. Бисмиллах-рахмани-рахим! Садись, дочка, чего ты такая стеснительная?

Вильма поблагодарила и убежала. Когда поели, старик послал меня за чемоданом.

В чемодане, кроме книг, пальто, плаща и нескольких старых рубашек, были письма.

- От кого ж это у него столько? - поинтересовался Мурсал-киши.

- От разных людей. - Я перебрал несколько конвертов.

- А от Гюльзар есть?

- Есть.

- Видишь, какой мерзавец! Это нареченная его... Давай сюда! Мурсал-киши распихал письма по карманам. - Значит, к начальству идти надо? Ну, пойдем. С богом! - Он поднялся со стула. - Такси-то отыщем?

... Вахтер, стоявший у проходной, ни в какую не хотел пускать Мурсала-киши в университет.

- Нельзя. Не велено. Сказали, хоть аллах с неба явится, не пускать...

- Старый ты человек, а аллаха всуе поминаешь! - Мурсал-киши сердито тронул усы. - Не сегодня-завтра предстанешь перед ним - с каким лицом?