Вздрогнув, Гидеон поднял голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как Кейт идет к гробу. Заметил ли кто-нибудь еще то, что видит он? Для Гидеона она больше не была амбициозной дамой, решившей достичь высот в своей профессии, — нет, за этой маской таилась испуганная и одинокая девочка. Он видел, как по ее щекам покатились слезы, и, прежде чем осознал, что происходит, оказался рядом с ней, чтобы поддержать под руку и отвести прочь от могилы.
Ее пальцы сильно дрожали, когда она пыталась открыть пакетик с бумажными платками.
— Дай помогу, — предложил Гидеон. Она ответила со слабой улыбкой:
— Пальцы замерзли. Не слушаются.
— Вот, держи. — Он отвернулся, давая ей возможность вытереть слезы.
— Вообще-то я никогда не плачу. Правда, не плачу.
— Да, ты уже это говорила вчера. Только в особых случаях.
— И в особых тоже не плачу. — Она шмыгнула носом. — Это пустая трата энергии.
— Хочешь, немного погуляем, прежде чем возвращаться в дом? Тебе надо прийти в себя.
Кейт взглянула на людей, толпившихся у могилы. Она многих из них знала, но ничьего сочувствия не искала и ни с кем из них не хотела разговаривать.
— Пожалуй, да.
Наверное, это было неправильно — повернуться и уйти вместе с Гидеоном. Вчера он обнимал и целовал ее, затем оттолкнул… А сейчас снова был рядом, спокойный, сильный и уверенный в себе. Хотя, наверное, он просто хочет поддержать ее, и все.
— А где твои девочки?
— У Эмили Каннингем. Знаешь ее?
— Мы учились в одном классе, но я ее сто лет не видела.
Да и не вспоминала, добавила про себя Кейт, чувствуя, как ее каблучки увязают в раскисшей грязи.
— У нее трое детей, и младший — ровесник Тилли.
С тех пор как Кейт узнала, что не будет иметь детей, она вычеркнула эту тему из своей жизни и старательно делала вид, что бездетность — это ее осознанный выбор. Только тетя Бэбс и Дебби знали правду, но они поклялись хранить ее в тайне. Кейт не могла допустить, чтобы ее жалели.
Но потом Ричард бросил ее, и притворяться стало гораздо труднее. Отъезд в Лос-Анджелес в какой-то степени облегчил мучения Кейт, но она знала, что продолжает терзаться, и любая ерунда грозила вывести ее из равновесия — какое-нибудь глупое замечание, случайная встреча с беременной женщиной, потерянная детская варежка, положенная на видном месте в ожидании возвращения владельца.
— Ты скучаешь по острову? — спросил Гидеон. — Я даже представить себе не могу, чтобы отсюда можно было уехать.
— Иногда, — ответила Кейт, чувствуя, что он внимательно за ней наблюдает.
Иногда она с ума сходила в тоскё по острову. Когда Кейт впервые сюда попала, он показался ей зачарованным царством, прекрасным и нереальным, и это чувство с тех пор никогда ее не покидало.
— А ты никогда не скучаешь по большой земле? — спросила она.
— Иногда. — Он рассмеялся, и в его глазах сверкнули лукавые искорки. — В разгар сезона, когда тут полно туристов, черепашья скорость парома меня раздражает. В такие моменты, признаюсь, я с ностальгией вспоминаю старую добрую железную дорогу.
— Могу себе представить!
— Но большей частью мне здесь хорошо. Это чудесное место, чтобы растить детей, и я полюбил тех, кто живет со мной рядом. Все были очень добры ко мне.
— Ну, если в гостинице дела идут хорошо, зачем думать о переезде?
— В твоем случае, конечно, все по-другому.
Разумеется, он был прав. Для нее все действительно по-другому.
— Твоя страсть — журналистика, и тебе здесь попросту нечего делать.
Кейт растерянно молчала, не зная, что сказать. Ни радио, ни телевидение никогда не были великой мечтой ее жизни, она должна была уехать отсюда, потому что оказалась бесплодной. Тетя Бэбс понимала ее и помогла осуществить это решение: нашла друзей, у которых Кейт смогла остановиться в Лондоне, помогала ей с деньгами, пока Кейт не нашла работу… Одна она никогда бы не справилась.
— Сколько тебе было лет, когда ты приехала сюда в первый раз?
— Десять.
— И все же ты смогла уехать?
— Ну, меня ждали великие свершёния. Надо было покорить мир.
— На фотографии ты выглядишь младше, чем на десять лет. — Встретив ее непонимающий взгляд, Гидеон пояснил: — На том снимке в серебряной рамке.
Кейт отвела взгляд:
— Я была слишком щуплой для своего возраста. Все-таки с трех лет скиталась по детским домам. Ты знал об этом?
— Слышал.
Нет, от Гидеона она не примет жалости, только не от него! В ее голосе послышались воинственные нотки:
— Все эти детские дома мне не подходили. Я была слишком замкнутая, слишком тихая. Необщительная.
— Многие люди таковы.
— Да? В конце концов, воспитатели решили, что для меня идеальным вариантом станет удочерение в семью.
— И ты досталась Бэбс.
— Это была случайность. Люди предпочитают усыновлять младенцев, а я к тому же не отличалась миловидностью, так что пристроить меня оказалось непросто.
Она говорила шутливо, но Гидеон прекрасно понимал подтекст ее замечаний, да и фотография в серебряной рамке не шла у него из головы.
Конечно, он знал, что Кейт не родной, а удочеренный ребенок Бэбс, но подробности никогда его не интересовали… Не интересовали прежде. Сейчас его занимало все, что имело отношение к Кейт, и это уже становилось опасным. Завтра она уедет в Лондон или в Америку. А он останется тут, пытаясь собрать себя и свою жизнь из кусочков — он должен это сделать ради детей. Он обязан обеспечить им теплый семейный очаг. И он не может позволить себе интрижку с Кейт.
— Одним словом, после ряда неудачных попыток я очутилась на пороге дома тети Бэбс, да так у нее и осталась.
— Тебе повезло.
— Я знаю. Немногие бы стали терпеть такого ребенка.
Гидеон не мог не восхищаться ее отвагой, она проговорила это почти что с гордостью.
— Так ты была трудным ребенком?
— Кошмарным. Просто невероятно.
— Да?
Он не хотел, чтобы она останавливалась. Странно, но ему казалось, что Кейт не часто пускается в разговоры о прошлом, и Гидеон чувствовал себя не только польщенным ее доверием, нет, ему и правда было интересно.
— Из первой семьи я сбежала.
— А вторая?
— Они все время под тем или иным предлогом запирали меня в моей комнате, и я злилась. — Кейт внимательно взглянула на него, пытаясь понять, какова его реакция на ее откровения. — Так злилась, что выбила дверь.
— Ух ты!
Кейт улыбнулась, но ее глаза оставались холодными.
— Через минуту я уже была перед входной дверью со своими вещами.
Гидеону казалось, что он почти физически ощущает ее негодование, ее отчаяние, и теперь становилось понятным, отчего она так ранима. А ведь когда ей было семнадцать, Кейт казалась ему обыкновенным невротичным подростком. Красивая, длинноногая, немного диковатая… Откуда ему было знать, что прошлое оставило в ней такую незаживающую рану? Никто не рассказывал ему, откуда взялась Кейт Симмондз. Возможно, он тогда мог помочь ей. Или нет? Это было бы неосмотрительно — прекрасная, юная, умная и совершенно очарованная им девица… Так неужели он стал еще одним человеком в жизни Кейт, который отверг ее? Причинил ей боль?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});