Скольжение по спирали
Или поклонники Мии Римик
Л. К. Шан
© Л. К. Шан, 2017
ISBN 978-5-4485-7251-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Благодарность автора
В создании истории о поклонниках Мии Римик неоценимую помощь и поддержку оказал мой самый главный критик – моя мама. Спасибо, что я никогда не одинок ни в одной из своих затей и начинаний.
Бесконечная благодарность и самые теплые слова признательности моей драгоценной Мэй Фэн. Спасибо, за неповторимые краски, которыми с твоим приходом наполнилась моя жизнь, становясь все более осмысленнее и радостнее!
Я также благодарю своего Крестного за сильные посылы созидательной энергии, побуждающие меня продолжать совершенствоваться и не переставать верить в себя.
В написании книги добрым словом и ценными советами мне помогали семья Корневых – Оксана, Екатерина, и, в особенности, Эдуард, которого я благодарю за совместные поездки в места, послужившие прототипом лечебницы Сен-Жэмо.
На протяжении всего времени, что я готовил эту историю, меня поддерживали и терпеливо выслушивали благодарная аудитория: Елена Георгиева, Артем Бомбин, Роман Гончар, Андрей Рашевский, Мария Куракова и Алексей Данилов. Я благодарен вам за ваше влиятельное присутствие в моей жизни и доброе расположение ко мне.
Место развития событий, отельное убранство и некоторые элементы внешнего вида были описаны с реального отеля, управляющую которого – Юлию Тимофееву я также благодарю за лояльное и доверительное отношение в период нашего сотрудничества.
Отдельную благодарность и дружескую признательность я выражаю тюменскому коллективу «Мимикрия», в особенности режиссерам театра – Полине Карабчиковой и Майе Шульц, в лице которых я обрел не только друзей, но и кладезь новых идей, вдохновивших меня на поиск новых ракурсов, форм и стилей повествования.
Наконец, я с большим уважением хотел бы отметить работу всех выдающихся деятелей искусства – изобразительного, архитектурного, а также творцов музыки и кино, которых я упоминаю прямо или на чьи работы косвенно ссылаюсь в своей истории; и которые не жалея своего здоровья и сил, отдавали себя своему делу.
Браво вам, маэстро!
Спасибо, друзья!
Поклонники Мии Римик
Познание человека идет не по прямой, а кривой линии, бесконечно приближающейся к ряду кругов, к спирали.
(Гегель)
Мы делим время на три части – прошлое, настоящее и будущее. Это разделение ложно […]. То, что уже прошло – это время; то, что еще должно случиться – тоже время. То, что есть сейчас – это не время, потому что оно всегда здесь. […]. Сейчас-вечно.
(Ошо)
Почему они называет это болезнью? Разве нельзя было бы с таким же успехом считать ее особым видом душевного богатства? Разве в самом нормальном человеке не сидит с десяток личностей? И не в том ли разница только и состоит, что здоровый в себе их подавляет, а больной выпускает на свободу? И кого в данном случае считать больным?
(Ремарк)
«Вы спросили меня, думал ли я об Эйнштейне, когда рисовал мягкие часы. Я отвечаю вам отрицательно – дело в том, что связь пространства и времени давно была для меня абсолютно очевидной, поэтому ничего особенного в этой картине для меня не было. Именно поэтому моя картина носит название „Постоянство памяти“. Памяти о взаимосвязи пространства и времени»
(из письма Дали Илье Прихожину)
Сумбурный вечер Леона Камэ
КОМНАТА ГОСПОДИНА КАМЭ
« – Алло?
– Вечер добрый. Могу я услышать месье Камэ?
– Да-да. Я вас слушаю…»
Резкая, болезненная трель телефонного звонка пронзила безмятежную тишину субботнего вечера. Маленькая комната с затхлым воздухом и зашторенными окнами впервые за долгое время подала единственный признак своей отрешенной жизни. И выкрик этот был безумен, внезапен и алярмичен по своей сути.
В заношенных пантуфлях и незастегнутом халате господин Леон Камэ – грузный господин, лет эдак под пятьдесят, пронизал дымовую завесу своих апартаментов, и снял трубку в другом конце комнаты.
« – Алло?»
Голос его был хрипл, как будто он не разговаривал несколько недель подряд, и вот теперь его связки заново пытались воспроизводить подзабытые за ненадобностью звуки. Услышав свое имя, названное не представившимся господином на том конце провода, месье Камэ про себя отметил, что не помнит, когда ему вообще звонили в последний раз, равно как и обращались по фамилии.
« – Я… хотел бы вас просить об услуге. В вашей области…»
Голос в трубке говорил негромко, зато учтиво, с холодной любезностью, присущей всем без исключения людям старой закалки, к которой господин Камэ причислял и себя, а потому манеру общения с легкостью распознал и, не без нахлынувшего подобия радости, принял. Господин Камэ довольно поежился, готовясь придать своей речи как можно более формально-остраненный вид.
« – Уверяю вас месье, вам стоит сюда приехать! Это уникальный шанс – без вашего участия сее действо не состоится. Однако, поспешите – дело не терпит отлагательств… Я со своей стороны гарантирую вам щедрое вознаграждение за столь позднее беспокойство. По двойному тарифу, разумеется. Вас это устроит, господин Камэ?»
Господин Камэ вскинул брови, услышав решающий аргумент в конце и без того убедительного пассажа.
«Двойной, да?»
Он закусил густой рыжеватый ус, и поднял взгляд на настенные часы – стрелки замерли на четверти десятого, наглядно разделяя циферблат пополам. Через полчаса можно заставить себя почитать, а потом отправляться в ванну и спать – в этом городе все ложились спать пораньше, как курицы осенью… Совсем не так, как тогда, когда в молодости, когда он жил в верх Господин Камэ еще раз все взвесил. Перспектива надевать пальто, чистить ботинки и ехать в…
« – Вы когда-нибудь слышали о «Ми Руа»? Это в некотором роде, придорожная гостиница, отель. – послышалось торопливое объяснение, и не дождавшись ответа, голос уточнил – за площадью Близнецов, на север до пересечения улиц Имаж и Насьон. Там дальше шоссе, езжайте по нему…
– Простите, я совершенно не понимаю, где это находится. Никогда не слышал об этом… «Ми Руа».
– Вы увидите, обязательно увидите его, месье. Поезжайте по шоссе, как я вам говорил, и вы заметите слева здание с двумя шпилями – вам именно к нему. Пардон, больше не могу говорить. Приезжайте, встретимся внутри».
Трубка коротко запротивничала гудками, и господин Камэ поспешно вернул ее на место, переваривая услышанное.
Нужно было определяться. Он беспокойно потопал одной ногой в поношенном пантуфле, и снова уныло взглянул на большие настенные часы.
С одной стороны делать ему было совершенно нечего – весь сегодняшний день он просидел взаперти, лениво выкуривая сигару за сигарой, не выходя из комнаты, и не явившись даже на утренний кофе к хозяйке дома, мадам Римик. На письменном столе лежала незаконченная книга одного итальянского синьора, который удумал раздробить свою историю на несколько, на первый взгляд, совершенно несвязных между собой частей1. Дочитать до конца господин Камэ пообещал себе единственно из-за природного упрямства – никакого художественного интереса она для него не представляла. Сейчас же, после такого беспокойного вторжения в его размеренное течение реки жизни, господину Камэ, во что бы то ни стало, захотелось остаться дома, с книжкой в руке, пока он не уснет в кресле, а шея на утро не заболит от неудобного положения.
Он снова задумался. Дотянулся рукой до своей проплешины – как всегда теплой, и воинственно засопел.
Господин Камэ часто дотрагивался до своей макушки, старательно собирая волосы со всей округи, и аккуратно прикладывая их к незащищенному островку своей головы. Тонкими рядами, нитевидные там возлежали длинные волосы, прикрывающие бледную кожу проплешины.
Господин Камэ заходился сопеть, когда его молчаливая натура искала выход гневу, раздражению или беспокойству. Его большое, немного заплывшее возрастом и калорийной пищей, лицо становилось пунцовым, рыжие усы ощетинивались, как еж, а маленькие глаза сверкали черным блеском. В такие мгновенья бывший сержант национальной жандармерии Леон Камэ становился похож на сжатую пружину, которую – отпусти, и выстрелит молниеносно и сильно. Бывший коллега аджюдан Вобэр так и вовсе за это называл господина Камэ – Льйон.
И действительно, расшагивая по комнате, как лев в клетке, он вел с собой неслышный диалог, в котором два его Я боролись за принятие окончательного решения.
Первый «Я», несколько одомашенный и весьма теплый, пахнущий вкусными сигарами и коньячными парами, утверждал, что бросаться на немедленные поиски неизвестного отеля, где непонятный человек неконкретно просил помощи – это ужасно утомительно. Господин Камэ устало взглянул на желтоватую рубашку не первой свежести, кое-как развешанную на спинке стула. Всем своим видом она являла собой протест намечавшейся авантюре, и полностью поддерживала идею первого «Я».