Валентина Ива
Мы такие все разные…
Мы такие все разные…
Сегодня среда. Дождь льет как из ведра. Оля стояла в редкой толпе «беззонтичных» несчастных, которые не решались вымокнуть до нитки и у выхода из метро ждали жиденького небесного просвета. Небо непроницаемо наливалось все большей теменью, и струи сменились на потоп.
Почему, когда смотришь на дождь даже из теплого дома, прислоняясь бедром к подоконнику или опершись на локти, наваливается какая-то безысходность, удрученность и тоска? Сейчас, подрагивая от холода от макушки до хвоста, драматичная нота безнадёги гремит как форте, все громче и громче.
До дома десять минут пешком. Ноги все равно уже вымокли и, решительно шагнув под влагу небесную, Оля дробно застучала каблучками по тротуару. Холодные струи мигом намочили голову и потекли за шиворот. Поёживаясь, замерла на светофоре, ощущая, как струйки добрались до поясницы. В надежде согреться молнией пересекла перекрёсток, подлетела к уличной лестнице и у самых перил поскользнулась на мокрой земле и, подломив подъем правой ступни, кубарем съехала вниз по земельному склону, плотно приложившись лицом к слабо пробивающейся весенней травке. Никогда не замечала за собой склонности раскрывать рот в непредвиденных обстоятельствах, ни от удивления, ни от восторга. Эта черта личности ей не была присуща, но сегодня, с набитым землей ртом, из которого торчали отдельные весенние травинки, Оля даже заплакать не смогла от острой боли, пронзившей ногу. Холодная мокрая земля, ручьи и даже реки стекающей воды, и она, сидящая у подножия склона в разорванных колготках с наливающимся черным синяком на стопе.
– Вставай, красавица! – крепкие руки подхватили Олю за талию.
– Идти можешь? – женщина поддерживала свои сумки, Олю и зонт над их головами.
– Наверное, нет, – Оля выплюнула землю и заплакала.
Женщина, велела Оле держать зонт, достала из кармана телефон и позвонила: «Слава, ты дома? Очень хорошо. Быстро выходи на улицу. Я за углом нашего дома. Помоги мне».
Через две минуты Оля сидела на маленькой табуреточке в ванной комнате хозяйки квартиры, умывалась, отплевывалась от земли и песка, так щедро закусила которыми при полете со склона, чистила зубы, теплый халат обнимал её дрожащее тело, а махровое полотенце, наверченное на голову, сушило волосы.
– Судя по гематоме, у тебя перелом, – деловито констатировала хозяйка, – сейчас отмоешься, и Славик отвезет тебя в травмпункт.
Надежда, так звали спасительницу, плотная, но с тонкой талией, с необыкновенно красивыми чертами лица, карими глазами и черными вьющимися волосами, внушала надежду и спасение, а также мир во всем мире и в собственной квартире.
Кольцо безысходности замкнулось на уличной лестнице, а сейчас чужие люди говорили с ней как с родной, и ближайшая перспектива разорвала замок тоски, и Оля почувствовала, что все-таки ничего такого страшного не случилось, бывает и хуже. «Какие мы все разные…» – подумала Оля.
Несмотря на проживание в мегаполисе, Надежда спокойна, гармонична, с юмором, не вздыхает поминутно, не брюзжит и не рефлексирует, говорит тихо, дружелюбно, по делу и не удивительно, что её сын беспрекословно подчиняется, и видно, что он – её правая рука.
– Мне нужно позвонить, у меня сел телефон, – Оля боялась пошевелить ногой, и когда Слава подал ей свой мобильник, она осторожно, не поворачиваясь, взяла его.
Слава занес её на третий этаж как легкое перышко. Она крепко держалась за его тонкую шею. От него пахло мужским чем-то, совсем чуть-чуть. Мальчишка – шестнадцать лет, а сильный, мускулы как железо. Он шел по ступенькам вверх легко и свободно, даже не задохнулся, настоящий мужчина.
Олин сын, шестилетний Саша, гостил у бабушки, а мобильный телефон мужа советовал позвонить позже. Маме Оля звонить не стала и поняла, что отказываться от помощи Надежды не следует. Слабая попытка объяснить, что она тут совсем не далеко живет, через какие-то три дома, утонула во взгляде Надежды.
– Ну, что? Дома нет никого? У Славы есть права, сейчас машину подгонит и отвезет тебя в травму. Это нужно сделать срочно и ждать нет смысла. Одежду я тебе сухую и приличную дам.
Оле казалось, что они с Надеждой почти одного возраста, но она говорила Оле «ты», а Ольга отвечала ей «Вы» почему-то.
Завтра в 10.00 нужно было ехать в Долгопрудный на авиационный завод проводить испытания прочности привязных ремней с использованием нового макета с испытательным манекеном. Оборудование для испытания поясных ремней и стропов для рабочего позиционирования давно разрабатывалось в КБ «Долгопрудный». Все соответствия родным и международным требованиям долго отрабатывались и согласовывались. Одному обсуждению массы манекена посвятили два дня. Теперь все позади, осталось провести испытания на динамическую прочность и можно готовить ГОСТ для утверждения.
– Слава подъехал, – тихо сказала Надежда, выглядывая в мокрое от дождя окно.
– Если со стулом, то я на одной ноге допрыгаю до лифта, – вздохнула Оля, поморщившись от боли.
– Спокуха, Хрящ, в тебе-то есть 50 кг, или только 45?
– Вы зря, я тяжелая…
– Напиши свои координаты, вещами потом поменяемся. Слава, давай: ты с одной стороны, а я – с другой…
– Да я так донесу, – он подхватил Олю на руки и побежал по лестнице вниз.
Кипучая жизнь травмы районного масштаба просто поразила Олю. Оказалось, что люди только и заняты тем, чтобы падать и ломать свои дорогие сердцу и телу кости. Пожилые и молодые особи разных полов на костылях, на каталках, на инвалидных креслах, на руках у сопровождающих, с травмированными ногами, руками, головами, плечами, спинами, пальцами рук и ног заполняли коридор травмпункта и медленно мигрировали на рентген и обратно. Из кабинета выходили или выезжали уже загипсованные, с грустными глазами, с перспективой месячного пребывания в четырех стенах, они и не подозревали, как необходимо иногда остановиться и подумать. Посмотреть вокруг. Никуда не торопиться. Мы такие все разные, уникальные, необыкновенные, удивительные, талантливые, но всех нас объединяет любовь, доброта и сочувствие, а разъединяет ненависть, злоба и зависть.
Оля подумала, что жизнь полна парадоксов. Почему, например, травматический пункт расположен на пятом этаже, а лифт не работает. При этом рентген – на втором этаже, а без него в травме никуда. Лестница, наполненная увечными, ползущими на рентген и обратно, такими обреченными и беспросветными, что Оля опять вспомнила дождь и секунды до стремительного побега к неминуемому склону, предназначенному судьбой.
– Слава, вы идите. Я доберусь на такси.
– Я не тороплюсь.
Мальчик не был многословен. Молча, помогал ей идти. Ждал. Снова помогал и снова ждал.
Оля прокручивала строки из проекта ГОСТа:
– пункт 6.3.2.2 Подвешивают манекен за его верхний присоединительный элемент и поднимают его так, чтобы элемент крепления ремня был на уровне анкерной точки конструкции и так близко к ней, насколько это возможно (без риска контакта во время падения).
Удерживают манекен торса с помощью устройства быстрого расцепления.
– пункт 6.3.2.3 Отпускают манекен без начальной скорости ногами вперед для свободного падения примерно на 1 м, прежде, чем строп для рабочего позиционирования получит натяжение. Наблюдают, будет ли манекен высвобожден поясным ремнем.
Когда Оля доберется до дома, то обязательно попытается дозвониться до заведующего отделом. Конечно, он в отпуске, но только он может завтра заменить Олю. Она точно знает, что он в Москве.
Загипсованная от пальцев стопы до колена нога стала холодной и тяжелой. Олю стала опять колотить дрожь, то ли от холода, то ли от простуды.
Когда Слава принес Олю домой, на улице уже было темно. В доме тоже было темно. Лежа на диване, укрытая толстым пледом, Оля тряслась так, что подрагивали кисточки. Слава принес градусник, который долго искал в аптечке. Поставил чайник. Сквозь шум крови, пульсирующий в ушах, Оля слышала отдельные фразы звонящего по телефону мальчика: «…Температура… сейчас… тридцать девять… не знаю… никого… Берзарина… двадцать… хорошо…».
Через мутную пелену затуманенного сознания Оля видела кухонный свет, наискосок падающий в комнату. Она закрывала и открывала глаза, ей казалось, что она летит над землей, раскинув руки, как крылья, и опускается на текущую, красную, раскаленную лаву, но не касается её.
Один раз ей показалось, что мальчик поправляет плед и её загипсованную ногу и нежно целует её испачканные мелом пальцы, торчащие из гипсовой повязки.
На следующий день муж Павел рассказал, что когда он приехал из Подольска уже ночью, в два часа, телефон, естественно, разрядился, то обнаружил дома раненую жену в окружении красивой женщины с сыном, которые ухаживали за простуженной и обезноженной нахохлившейся «курицей». Поили её медом, травяным чаем, аспирином и т. д.